Сергей Михеенков - Встречный бой штрафников
– У меня пулемет и три коробки с лентами. Что мне бросить? Пулемет? А может, эти чертовы патроны? И сыграть иванам «Лили Марлен», когда иваны валом повалят в атаку? – Глаза Пауля были бешеными. Он не мог бросить свой Schpandeu. За утерянное оружие его просто расстреляли бы, и никто из товарищей не вступился бы за него перед командиром. Но не мог он оставить и «старика Луи».
– Что там происходит? – В голосе спрашивавшего была озлобленность, но и надежда. Надежда на то, что, быть может, все не так страшно, как кажется, что иваны просто блефуют, а они здесь, в блиндаже, спросонья просто слишком струхнули.
– Сталин прислал на наш участок фронта рождественские подарки! Вот что, черт побери!
– Да, Сталин, пожалуй, заботится о нас больше, чем наш фюрер.
– А может, очередная пристрелка? Иваны подвели свежую батарею, и теперь она пристреливает реперы?
– Пристрелка… Какая к черту батарея!? Разуй глаза! Так не пристреливается даже артполк.
Спустя несколько минут стало ясно, что это артподготовка. Значит, иваны скоро пойдут в наступление.
Воронцов прикусил ремешок каски и, придерживая ППШ на весу, обошел лесную сторожку. Единственное окно избушки оказалось выбитым изнутри. В затоптанном снегу напротив валялись обломки рамы и стекла. Похоже, из сторожки немцы бежали поспешно. Последние выскакивали через окно. Он заглянул в зияющий проем. Угол печи. Печь, если судить по запаху, тянувшему изнутри вместе с последним теплом, недавно вытоплена. На полу разбросано тряпье. Ящик из-под немецких ручных гранат. Кровавые бинты. Бинтов много. Возможно, здесь был пункт сбора раненых.
Немцы ушли быстро, организованно. Первую линию они покинули почти без боя. Скорее всего, отошли к Омельяновичам и заняли окопы там, перед входом в горловину, по оси которой проходит большак. Только левее, в деревне, которую должен был охватывать первый взвод лейтенанта Петрова и рота Нелюбина, шла перестрелка. Вот и отсюда тоже уходили поспешно, бросая все, что могло задержать их движение.
– Товарищ старший лейтенант! – послышался из сторожки голос Добрушина. – Ходите-ка сюда.
Воронцов вошел в сторожку. Огляделся, держа автомат наготове. Из-за печи торчали ноги, обмотанные бумажными немецкими бинтами. Бинты были наложены неумело, возможно, самим раненым, когда сознание его уже тускнело. Повязка набрякла кровью. Кровь уже подсохла. Или замерзла. Потускнела. Немец был мертв. Он запрокинул лицо с заострившимся восковым носом, словно искал в последний миг окно, чтобы увидеть небо. Оружие рядом с ним Воронцов не увидел. Ни оружия, ни ранца, ни другого снаряжения. Только стальной шлем был подсунут под его окровавленную руку, и мертвый будто опирался на него, как потерявшийся в океане замирает, положив натруженную руку на весло, увидев вдали желанный берег.
Но связист смотрел куда-то мимо увидевшего свой берег.
– Гармоня, командир. Как же они гармоню свою бросили? Вот дураки!
– Это, Василий Фомич, не гармонь. Аккордеон.
– Надо бы взять. Без гармони ребятам скучно.
– Возьмем на обратном пути. Старшине скажу, чтобы забрал.
– Старшине? На обратном пути? А он будет у нас, обратный-то?
Воронцов ничего не ответил. Он и сам не знал, будет ли у них дорога назад. Если они выполнят приказ, оседлают шоссе и их поменяют, то возвращаться придется по той же дороге. Но к тому времени по проселку пройдут многие другие подразделения и обозы.
Добрушин бережно дотронулся до темно-зеленого, как бархат, перламутра аккордеона и сказал:
– За нами артиллеристы идут. Эти скорее старшины сюда доберутся.
Связист был прав. Где сейчас Гиршман со своим обозом и кухней, кто его знает. Где-нибудь крадется следом за наступающими взводами. А аккордеон в роте не помешал бы. Аккордеон, по правде сказать, куда лучше и полезнее любой политинформации и комсомольского собрания.
– Хорошо, Василий Фомич, возьмите и отнесите его в обоз. Веретеницыной передайте. Только не говорите, что я приказал.
– Вот за это спасибо!
– Екименков, возьми рацию, – приказал Воронцов фельдшеру. – Пока Василий Фомич не вернется, отвечаешь за нее ты.
Фельдшер охотно принял из рук Добрушина ротную радиостанцию. Приобретение аккордеона радовало и его.
Несколько раз морозными утренниками, как побудку, устраиваемую немцами в одно и то же время, Воронцов слышал, как играл в деревне этот аккордеон. А вечером немцы хором пели под его аккомпанемент свою любимую «Лили Марлен». С приближением Рождества за нейтральной полосой пьянствовали все чаще, а потому музыкальный инструмент в ходу был почти каждый день.
Добрушин еще раз погладил темно-зеленый бархат инструмента, хотел было потрогать клавиши, рука его замерла. Клавиши сияли опрятной белизной. А рука связиста не отличалась чистотой. И он только усмехнулся и по-хозяйски защелкнул замки футляра.
Воронцов посмотрел на тело немца, вытянувшееся на полу между печью и стеной, на его правую руку с присохшей кровью и грязью. Рука все так же неподвижно и твердо, будто исполняя последний ритуал, лежала на стальном шлеме. Подумал: а ведь именно он по утрам мог играть на этом аккордеоне незнакомые красивые мелодии, быть может, тоскуя по ком-то. Но уже через мгновение он забыл и об аккордеоне, и о мертвом немце, и о его залитой кровью руке на стальном шлеме.
Воронцов со связными двигался в цепи второго взвода. Время от времени он останавливался, слушал звуки боя, по-прежнему не стихавшего в Дебриках. Похоже, немцы решили не покидать свой опорный пункт. Или их все же окружили и добивали. Теперь оттуда доносились частые удары легких противотанковых пушек. Петрову и Нелюбину сейчас там несладко. С минуты на минуту он ждал возвращения связного. Позади взвод Одинцова тащил ротный обоз, боеприпасы. С третьим взводом продвигался взвод ПТО и санитарный обоз. Хотя сама Веретеницына сейчас наверняка находилась правее, где вступил в бой первый взвод. Он за нее волновался больше, чем за свои взводы. Как там она управляется с ранеными? Все-таки женщина…
Воронцов вытащил из-за отворота шинели карту. Омельяновичи, если обстоятельства не изменят их маршрута и если темп марша останется прежним, окажутся прямо перед фронтом его роты через час-полтора.
Связной, посланный к Дебрикам в первый взвод, и ефрейтор из боевого охранения по фамилии Рогоза прибыли одновременно. Рогоза доложил, что группа сержанта Черепанова дошла до рубежа безымянного ручья, справа первое озеро, переходящее в болото, слева участок дороги, окопы у дороги контролируются одиночным легким ПТО, пулеметным расчетом и курсирующей танкеткой с крупнокалиберным пулеметом; когда подошли к дороге, на ней наблюдалось оживленное движение в сторону Яровщины, но через несколько минут поток транспорта и передвижение пеших колонн резко прекратились; в глубине слышатся звуки танковых моторов; звуки удаляются к Яровщине.
– В боестолкновение не вступали? – спросил Воронцов ефрейтора.
– Нет. Мы подошли незаметно и замаскировались примерно в пятидесяти метрах от поворота дороги. Двумя группами. Вот здесь и здесь, чтобы, в случае необходимости, простреливать весь участок дороги и одновременно держать на прицеле и артиллеристов, и пулеметчиков. – И Рогоза показал на карте место, где залегло боевое охранение.
– Как ведут себя немцы?
– Спокойно. Уверенно. Такое впечатление, что наш прорыв мало их волнует. Хотя танки, судя по звукам моторов, отходят в глубину.
– Ждут подкрепление?
– Возможно. К пулеметчикам присоединилось отделение, вооруженное винтовками и автоматами. Оно пришло со стороны Омельяновичей. Отсюда. Пешим порядком. Сразу же принялись долбить землю.
– Окапываются?
– Окапываются.
– Значить, уходить не собираются.
– Похоже, что нет.
Затем доложил связной, прибывший с левого фланга. Во взводе Петрова двое убитых и четверо раненых. Двоих из них на санитарных санях отправили в тыл. Немцы дерутся за каждый дом. В бой вступили орудия дивизиона ПТО. Именно при их поддержке был подавлен ДОТ, который не давал возможности подойти к Дебрикам с западной и северо-западной стороны.
– Что соседи?
– Седьмая рота ворвалась в деревню чуть раньше нас, – пояснил связной, – и сейчас овладела большей частью домов. Мы удерживаем три постройки с северо-западной стороны. Перед нами по фронту каменный амбар. Там три пулемета и минометы. Основной огонь – оттуда.
– Связь с Седьмой, с Нелюбиным, есть?
– Есть. Их лейтенант к Петрову прибегал. Решали, как обойти ДОТ.
– Передай Петрову следующее. Первое: пусть немедленно попытается отсечь немцев от леса. Второе: о своих действиях пусть доложит командиру Седьмой роты и увяжет с ним все вопросы взаимодействия, иначе может попасть под огонь своих. Третье: после выхода из боя в Дебриках немедля следовать за нами в район безымянного ручья и большака на Омельяновичи. Деревню зачистит Седьмая. У нас для этого сил нет.
