Сергей Щербаков - Нет на земле твоего короля. Часть 1
— Можно сказать почти закончил, Федор Федорович, — отрапортовал Тихонов, не поднимая головы. — Осталось только конденсаторы выпаять, да несколько микросхем.
— Миша, это конец! — воскликнул обреченным голосом Белов и тяжело плюхнулся на стул рядом с ним.
— Не понял вас, Федор Федорович!
— Нам конец! Мы не тот блок разобрали! Понимаешь? Не тот! Я, старый дурак, утром перепутал блоки, а ты поспешил!
Миша возмутился. Ничего себе, поспешил! А он-то тут вообще при чем? Кто приказ отдал?
— Что же теперь делать?
— Что делать? Что делать? Сливать воду! Шеф меня теперь прибьет!
— А Тихонов при чем тут? — вставил Тельман, который заглянул в лабораторию проверить кальки. — Ему сказали, он делает.
— А то я без посторонних этого не знаю! — раздраженно сорвался Федор Федорович.
Расстроенный Белов убежал к начальству каяться. Получив от руководства капитальную «вздрючку», он, вконец расстроенный, вернулся в лабораторию. ЦУ начальства было следующим: разбиться в лепешку, но чтобы блок сегодня же к вечеру был возрожден из пепла.
Миша выдал кривую улыбку. Он думал на обед Лику утащить куда-нибудь подальше от завода, посидеть в тишине, поговорить, а теперь придется весь день без перерыва пахать на «папу Карло». Делать нечего, он наклонился над столом и принялся за работу. При разборке некоторые радиодетали были повреждены, Белов обзванивал начальников цехов, знакомых специалистов, носился по всему заводу, ища недостающие компоненты для сборки экстренного блока. Миша воспользовался его отлучкой и вышел покурить и заодно навестить Лику.
Она сидела, укутавшись в шаль, хотя погода стояла теплая, и бойко стучала по клавиатуре, набирая перевод. Заметила Мишу, подняла голову и улыбнулась.
— Привет.
— Всем мое почтение, — громко бросил Миша, не сводя глаз с Лики. — Как работа идет?
— Нормально. Немного глаза болят, пожалуй, сегодня мне не стоит задерживаться слишком долго.
Он подмигнул и улыбнулся ей. Потом повернулся к Касаткиной.
— А как перевод описания наших последних схем, Лидия Дмитриевна? Продвигается?
— Вас за ваш корявый язык надо в топку выбросить. Или на курсы русского языка к Розенталю отправить, — скривилась Лидия Дмитриевна. — Кто текст составлял?
— Это к нашим милым дамам, наше дело — золотые руки, а не красивые слова. Ладно, побегу, а то Белов, наверное, уже тревогу поднял, что меня долго нет.
Миша повернулся и вышел. За спиной раздался веселый смех. Лика выбежала вслед за ним.
— Мишка, погоди! Что это у тебя? И давно ты Карлсоном работаешь?
Тихонов оглянулся. На хлястике халата болтался пластмассовый пропеллер от блока питания. Он с трудом отцепил его, хотел было выругаться, но увидел смеющиеся лицо Лики, улыбнулся.
— Пошел Кузю прибивать.
— Думаешь, он?
— А кому еще нечего делать, кроме как такой ерундой заниматься?
— Кстати, что он недавно такого вытворил? Что-то серьезное должно быть. Была утром в приемной, видела, как его к «главному» на ковер потащили.
— А, так это еще вчера, пока ты болела. Просто главного не было на месте, экзекуцию на сегодня перенесли.
— А за что?
Миша покрутил пальцем у виска.
— Представляешь, что учудил на сей раз? Прислали нам трех сопливых пацанов, практикантов из техникума. Особо важной работы мы им, конечно, не поручаем, а то нарубят дров, потом не расхлебаешься. Используем на побегушках, да что-нибудь несложное даем попаять, блочок ерундовый какой-нибудь настроить. Ну, они и слоняются от безделья по коридору. И вот стоят вчера около приборной кладовой, базарят, а тут Кузя откуда не возьмись. «Вы чего стоите, парни, дурака валяете? Видите, приборы списанные у стены стоят, берите отвертки и откручивайте, кому что нужно!». Ну, ребята, не долго размышляя, вооружились инструментами и давай потрошить аппаратуру. Кто лампочки снимает, кто ручки отвинчивает, кто, что-то посерьезнее внутри облюбовал. А приборы специально в коридор выставили, чтобы в КИП на периодическую поверку отвезти.
— Да ты что? — Лика прыснула. — И кто их засек?
— Заведующий кладовой, хромой Петрович. Как раз мимо ковылял. Увидел и обомлел от такой наглости. Как завопит: «Что вы тут вытворяете, вандалы?», а пацаны спокойненько отвечают: «Разбираем, как видите, приборы-то списанные». Тут и выяснилось, что, дескать, какой-то кучерявый проходил мимо и сказал, что можно их курочить, так как они давно списаны. Ну, тут Кузю, естественно, за жабры взяли и к стеночке приперли. Так, говоришь, к главному сегодня поволокли?
— Сама видела.
— И поделом. Может, успокоится, наконец, шут гороховый.
— Да ладно тебе. С ним веселее. Ты на обед пойдешь?
— Хотел, даже тебя хотел забрать отсюда, но не могу. Срочное дело.
Она пожала плечами.
— Ничего. У нас с тобой целые выходные.
— Два дня?
Она кивнула.
— Ты уйдешь на два дня? — переспросил он.
— Мне же обещано лечение, хочу вылечиться до конца. Так что думай, куда будешь меня госпитализировать.
Он еле сдерживал себя, чтобы не обнять ее. Она стояла совсем близко, нотки в ее голосе звучали так волнующе, что он готов был бы все бросить сейчас ради того, что умчаться с ней подальше от посторонних глаз. У него на лбу проступили капельки пота. Лика едва заметным движением коснулась его руки.
— Пока, Карлсончик, лети на рабочее место. Увидимся.
Лика с мечтательным видом вернулась на свое рабочее место. Даже не заметила переглядываний Касаткиной и Клары Наримановны. Ее мысли занимал Мишка, завтрашняя встреча с ним. Эти мысли вызывали у нее улыбку. Но вскоре в приятные мечты вклинились мысли о Толике, о его астме, о свекрови. Она не думала, что Толик настолько серьезно может расстроиться. Уже много месяцев она пребывала в уверенности, что ему по большому счету все равно, уйдет Лика или останется, его заботило лишь душевное спокойствие на момент защиты, но не более того. С чего вдруг она расстроился? А свекровь — тоже номер выдала. Как-то у них не заладились отношения с самого начала. Вернее, нет, поначалу ей нравился восторг невестки по отношению к ее сыну. Но постепенно все явственнее стали проявляться нотки снобизма, прозрачнее становились ее намеки на провинциальность Лики, хотя Ликины родители были интеллигенцией в третьем поколении, это, по всей видимости, мало волновало Елену Павловну. Но, тем не менее, она все же снисходительно относилась к невестке до тех пор, пока восторг Лики не пошел по убывающей. Тогда уж на поверхность всплыла полная неприязнь.
Лика вспомнила ее угрозы. О чем она вообще говорит? Допустим, она знает о ее отношениях с Мишей, мало ли найдется желающих донести. Насколько реальны ее угрозы? Да и что она может сделать? Испортить Мише карьеру? Да ему еще и портить нечего, только начал. К тому же он не страдал болезненной манией славы, в отличии от Анатолия. Тогда что она намерена сделать? Возможно, это было сказано просто в порыве злости. Теперь, после того, как надменная свекровь умоляла Лику не уходить, скорее всего, опасаться нечего. Единственная угроза состояла в том, что свекровь не простит Лике тех минут унижения, что ей пришлось пережить. Никогда не простит.
— Лика, вы, по всей видимости, еще не пришли в себя окончательно.
— Что?
Лика встрепенулась и непонимающим взглядом посмотрела на Касаткину.
— Не работаете совсем, говорю. Все мечтаете о чем-то.
— Голова еще кружится, вы правы.
— Опять домой собрались отпроситься?
— Нет, досижу уж, не так долго осталось. Да и работы много.
— Да уж, лаборатория Белова завалила нас работой. Словно только и ищут повод заглянуть к нам в отдел.
Лика поджала губы. Ну что за корова! Вот не может промолчать. Обязательно должна съязвить.
— Наверное, вы, Лидия Дмитриевна, их начальнику приглянулись, — выпалила она, прикусив язык от своих слов.
Клара не сдержалась и прыснула. Касаткина вспыхнула.
— Мне-то привязанности женатых мужчин ни к чему. Я так считаю — если уж имеешь семью, так и веди себя достойно.
— Сердцу не прикажешь, — тихо возразила Лика, словно защищаясь.
— Еще как прикажешь. А коли не можешь приказать — так извольте сначала брак завершить, а потом новые шашни начинать. Вот я, к примеру, как только поняла, что муж мой мне не пара, так сразу и превратила его в бывшего мужа. И точка. И не крутила никому мозги.
— Молодец вы, Лидия Дмитриевна, — вздохнула Лика.
Что с ней спорить? Она, похоже, и не знала никогда, что такое любовь. И не чувствовала, как можно глупости совершать, потеряв голову. И не знает терзаний, когда чувство порядочности и долга кладут на весы в противовес любви. Весы качаются, с каждым разом все больнее задевая сердце.