Алексей Шепелев - В небе и на земле
Никогда не забуду случай, происшедший при мне на заводе «Красный Октябрь», где мы организовали мотороремонтную базу. В бывший директорский кабинет, который занимал теперь начальник этой базы, вошел изможденный пожилой рабочий с ярко выраженными признаками острой дистрофии.
— Ну вот, — негромко сказал он, опираясь на стол, чтобы не упасть. — Смену свою отстоял, что положено сделал. Но если завтра не приду, не посчитайте дезертиром трудового фронта. Значит, силы мои совсем иссякли. А пока прощайте, дорогие товарищи!
Начальник базы как мог ободрил человека, пожал ему руку на прощанье. Когда я через некоторое время вышел из кабинета, то увидел в приемной лежащего на полу человека. Это был тот самый рабочий. Вызванный врач застал его уже мертвым. Он умер, можно сказать, на трудовом посту.
Ремонтные подразделения ВВС фронта почти ежедневно несли потери. Люди гибли от голода, холода, вражеского огня. 37 квалифицированных рабочих и служащих были убиты прямо на производстве, на своих рабочих местах.
Фронтовой паек военнослужащих осажденного Ленинграда тоже несколько раз урезывался и был не намного больше, чем у остальных граждан. Недоедали не только рядовые авиаторы, но и руководители, даже командующий ВВС фронта А. А. Новиков, ставший генерал-лейтенантом авиации. А ведь он мог питаться гораздо лучше. Подчиненные ему летчики доставляли с Большой земли многие тонны продовольствия. За рекой Волхов базировалась наша оперативная группа, руководимая его заместителем И. П. Журавлевым. Он тоже мог бы доставить для командующего продукты, поскольку там не было блокады, а следовательно, и не существовало такой острой продовольственной проблемы. Но Александр Александрович категорически отказался от всяких привилегий. Своей честностью он подавал пример подчиненным.
Однажды Александр Александрович Новиков вернулся из поездки по частям очень поздно. Побеседовав со мной по служебным делам, он как бы между прочим спросил, не найдется ли у инженеров каких-либо продуктов, хотя бы сухариков. К сожалению, ни у меня, ни у моих подчиненных ничего съестного не нашлось. Единственно, что я смог предложить командующему для согрева после дороги, это стопку спирта. Но Александр Александрович отклонил мое предложение.
Вспоминается еще один примечательный факт. Старший инженер 2-й смешанной авиадивизии В. Ф. Таранущенко и инженер А. К. Первушин добровольно отказались от половины своего пайка в пользу многодетной семьи инженера П. Пупкова.
Люди не щадили себя на фронте. Верно говорится, что на войне человек познается гораздо быстрее, чем в мирное время. В тяжелых же условиях блокады душевные качества воинов раскрывались как-то сразу и во всей своей полноте. Вспоминая фронтовых друзей, я невольно восхищаюсь их нравственной красотой.
5 ноября 1941 года, в канун 24-й годовщины Великого Октября, немецко-фашистская авиация произвела крупный ночной налет на Ленинград. Одному из бомбардировщиков удалось прорваться к городу. Прожектористы быстро поймали его, а взаимодействовавшие с ними зенитчики открыли по нему сильный огонь. Внезапно они прекратили стрельбу, и тотчас же позади «хейнкеля» появился серебристый «ястребок». Сблизившись с вражеским бомбардировщиком, он рубанул его винтом по хвосту. Оба самолета мгновенно исчезли в ночной мгле.
Вскоре дежурный по штабу ВВС фронта получил сообщение, что протараненный нашим летчиком немецкий Хе-111 упал в Таврический сад, а выбросившиеся на парашютах члены его экипажа взяты в плен. Несколькими минутами позже поступило другое известие: охрана Невского завода имени В. И. Ленина сняла с крыши одного из зданий неизвестного парашютиста, который назвался советским летчиком. Представители штаба ВВС сели в автомашину и поехали выручать задержанного. Героем ночного тарана оказался летчик 26-го истребительного авиационного полка Алексей Севастьянов. Утром его принял генерал-лейтенант авиации А. А. Новиков. В кабинете командующего в это время довелось присутствовать и мне. Алексей Севастьянов был высокого роста, статен и широкоплеч. Когда летчик вошел, командующий невольно улыбнулся и восхищенно воскликнул:
— А вы в самом деле богатырь!
Он по-отечески обнял летчика и добавил:
— Спасибо за подвиг, за верную службу Родине. Потом я съездил с летчиком в Таврический сад и осмотрел сбитый фашистский бомбардировщик.
— Какую акулу удалось свалить! — задумчиво сказал Алексей Севастьянов. Два раза бил по нему с ближней дистанции, и все напрасно. Как заговоренный, гад! В третий раз подошел вплотную. Нажал на гашетку, а пулеметы молчат. Боеприпасы кончились. Как быть? И я решил рубануть его винтом по хвосту…
Помолчав немного, Алексей Севастьянов упавшим голосом заключил:
— Жаль, что «чайку» свою загубил. Жди теперь, когда дадут новый самолет…
Но вскоре мне сообщили, что истребитель И-153, на котором А. Т. Севастьянов совершил ночной таран, не разбился и его можно отремонтировать. Я обещал летчику направить машину на 1-ю рембазу, где работали великолепные мастера.
6 ноября Андрей Александрович Жданов вызвал к себе генерала А. А. Новикова и предупредил, что гитлеровцы могут повторить воздушный налет на Ленинград, чтобы омрачить праздник Великого Октября.
— Да они и не скрывают своих подлых замыслов, даже афишируют их, — хмуро заметил он и кивнул на немецкую листовку, лежавшую на столе.
Новиков взял желтоватую бумажку и пробежал глазами малограмотно срифмованный раешник. Смысл этого сочинения был примерно такой: седьмого они будут нас бомбить, а восьмого явятся хоронить…
— Воздушный налет, видимо, будет более крупный, чем прошлой ночью, сказал А. А. Жданов. — Поэтому вам, летчикам, надо быть начеку, проявить особую бдительность и сорвать замыслы гитлеровцев.
Предположения первого члена Военного совета фронта подтверждали и данные воздушной разведки. На вражеских аэродромах, расположенных поблизости от Ленинграда, значительно прибавилось бомбардировочной авиации. Особенно в Сиверской и Гатчине. Генерал-лейтенант авиации А. А. Новиков, всегда стремившийся вырвать у врага инициативу, бить его не числом, а умением, решил нанести упреждающий массированный удар по аэродромным узлам противника.
Правда, самолетов у нас было все еще маловато, несмотря на то, что в сентябре 1941 года Ставка перебросила на Ленинградский фронт два авиационных полка — 125-й бомбардировочный и 175-й штурмовой.
Бомбардировочным полком командовал коренной ленинградец майор В. А. Сандалов. Он имел за плечами уже пятнадцать лет летной практики и известный боевой опыт. Подчиненные уважали его за справедливость и человечность, хотя он был строг и требователен по отношению к ним.
Командир-коммунист В. А. Сандалов почти всегда сам водил группы на бомбометание. Так случилось и утром 6 ноября 1941 года.
Несмотря на неблагоприятные метеорологические условия, группа Пе-2, ведомая майором В. А. Сандаловым, пробилась к вражескому аэродрому и внезапно, из облаков, обрушила на него бомбовые удары. Благодаря отличным расчетам, произведенным штурманом Михайловым, и слаженным действиям экипажей цель была накрыта со снайперской точностью. На аэродроме один за другим вырастали фонтаны взрывов, вспыхивали и горели вражеские самолеты. Взлетел на воздух и крупный склад боеприпасов.
В тот же день полк майора В. А. Сандалова произвел еще один налет на аэродром Сиверская. На этот раз он взаимодействовал со штурмовиками и истребителями. Потеряв большое количество самолетов, противник 6 ноября не смог произвести массированный налет на Ленинград.
О том, как мы во фронтовой обстановке встречали 24-ю годовщину Великого Октября, правдиво и точно рассказывалось в праздничном номере газеты «Ленинградская правда»:
«Мы живем в осажденном городе.
Враг от нас на расстоянии пушечного выстрела. Что означает эта дистанция, мы знаем по разрывам снарядов на улицах. Полями сражений стали места гуляний и отдыха. Где звенели наши праздничные песни, гремят орудия. Окопы вырыты за жилыми домами. Баррикады перерезали улицы. Батареи установлены на окраинах.
Война вошла в город. Бульвары и сады изрыты щелями. Окна первых этажей забраны щитами.
Осада определила наш быт. Он прост и суров. Мы ложимся, готовые встать по звуку сирены. Работаем под грохот канонады. Девушки-вожатые ведут трамвайные поезда под артиллерийским обстрелом. Домохозяйки гасят зажигательные бомбы…
Первый раз за двадцать четыре года мы не выйдем, как всегда, на площадь Урицкого, не пронесем свои знамена по ликующим улицам.
Сожмем руки на оружии, товарищи! Поклянемся родной стране нашей — от Мурмана до Днестра, от Западной Двины до Великого океана — и той ее части, которая стонет под игом мучителей, и той, которая напрягает силы для победы: мы обещаем, что не опозорим чести Ленинграда, славы его не запятнаем слабостью.
