Вацлав Подзимек - Стальная рапсодия
Вместе с тем я страстно желал, чтобы Малечек сейчас же уснул и не имел возможности наблюдать, как я тронусь с места. Он наверняка будет рассказывать в роте, как командир, устраивающий разносы водителям, которые не могут плавно тронуть машину с места, сам продемонстрировал любительское исполнение.
Не так давно я Малечеку в подобной ситуации говорил, что ему больше подошли бы вожжи. Теперь я жалел, что когда-то произнес эти слова, даже подумал извиниться за них. Однако сейчас для этого был явно неподходящий момент, и я решил, что извинюсь перед ним обязательно, при первом же удобном случае.
О готовности к движению я доложил самым последним.
— Вперед! — скомандовал командир батальона. — На максимальной скорости. Опаздываем на три часа.
Я опустил жалюзи, проверил, хорошо ли закрыт люк, потом прибавил газу и нажал на фрикцион. Но как я ни пытался его включить, все было напрасно. Я слышал, как за моей спиной ревет двигатель. Прошла минута, прежде чем я обнаружил, что затянут горный тормоз. Я отпустил его и включил фрикцион без труда. Но я, наверное, отпустил педаль фрикциона слишком резко, так как теперь у меня заглох двигатель. Я его опять завел, все снова повторил и на этот раз наконец тронулся.
Постепенно я набирал скорость, включая соответствующие передачи. Следил за обочиной, осторожно и без заносов проходил повороты и уже подумывал, что начинаю сживаться с машиной.
— Не тащитесь, — нарушил мое спокойствие командир батальона.
Я прибавил газу.
— Что вы делаете? Не наезжайте на меня!
Я пришел к заключению, что командиру нашего батальона трудно угодить.
— Водитель, влево, — скомандовал мне согласно инструкции мой наводчик Душек. Он выступал теперь в роли командира танка и вел себя соответственно. Я переместился к середине шоссе. Но возможно, это мне только так показалось.
— Водитель, влево, — настойчиво повторил он, наверное, только потому, что ему выдался случай отдавать приказы своему командиру. Похоже, в этом была доля правды.
— Влево, мы заваливаемся! — На этот раз он уже кричал на меня. Если бы на моем месте сидел Малечек, командир танка, может, выдал бы что-нибудь покрепче. Я исполнил его желание, чтобы он наконец оставил меня в покое. Я полагал, что мы не были на краю обрыва. И кто знает, был ли там вообще какой-нибудь обрыв. Мысленно я был благодарен Малечеку и механику за их заботу о машине. Двигатель и все системы работали как часы. Я не замечал, что в лицо мне летел грязный снег, даже не снег, а грязь, и мне приходилось часто протирать очки.
Я пребывал в спокойствии до того момента, когда Малечек своей непонятной выходкой буквально выбил меня из седла. Когда я уверенно делал очередной поворот, в наушниках вдруг раздался его голос:
— Докладываю, что Шестой ведет машину, несмотря на сильный ушиб. Прошу разрешения взять управление машиной в свои руки. — Вот-вот в эфире мог разразиться скандал. Но командир батальона этого не допустил.
— Шестой, как себя чувствуете? — тут же спросил он.
— Еду, — ответил я.
— На ближайшем привале вас осмотрит врач; вызову его в голову колонны.
Потом уже в эфире регулярно раздавалось только одно:
— Больше скорость!
А я время от времени прибавлял к этому наш условный сигнал, который солдаты моей роты понимали лучше:
— Грохот!
Короткий привал устроили на рассвете. Мы осмотрели двигатели, на коленях облазили гусеницы, проглотили подогретый завтрак туриста и выпили жидкость, называемую чаем. Она была горячая и потому вкусная.
— Я хотел бы провести короткое собрание нашей ротной организации Союза социалистической молодежи, — обратился ко мне Метелка. — Нужно дать оценку действий на марше, и докладчиком должны быть вы, товарищ поручик.
Я согласился. Председатель ротной организации ССМ тут же собрал ребят. Некоторые из них еще подкреплялись хлебом. Самые расторопные уселись на трансмиссию. Для тех, кого мог бы заинтересовать мой доклад на собрании о ходе марша танкового полка, процитирую его дословно, хотя специалисты по методике работы среди молодежи найдут, наверное, в чем бы упрекнуть меня.
— Товарищи! — начал я, набрав в легкие побольше воздуха, как будто собирался говорить не менее часа. — Все идет хорошо, и видно, что у вас есть навыки. И техника у вас работает нормально. Тот, кто сомневался, что мы доедем до Моравии, глубоко ошибался. Со свободником Малечеком мы поговорим в гарнизоне. Этот его нелепый выкрик в эфир я просто так не оставлю. Мы не укладываемся во время, и я предлагаю принять решение членам нашей организации сделать все, чтобы наверстать упущенное. У меня все.
Председатель собрания открыл прения. Кочка предложил вернуться к первоначальным интервалам, потому что уже не скользко и в колонну будет меньше вклиниваться грузовиков. Ширучек и Шроубек поинтересовались, как обстоит дело со свадьбой Малечека. Я сказал, что она отложена на четырнадцать дней, и мой ответ их вполне удовлетворил. Десятник Гисек обратил внимание на то, что уровень масла приближается к нижней отметке.
Я пообещал Гисеку, что на ближайшем привале посмотрю, и на этом прения закончились. Постановление было принято большинством голосов. Против не было никого. От голосования воздержались только те, которые сидели на трансмиссии и уснули.
Председатель был очень недоволен результатом голосования и хотел разбудить спящих, чтобы решение было принято единогласно.
— Не надо, — посоветовал я ему. — Их совсем немного.
В этот момент ко мне подошли поручик Влчек и врач.
— Подождите! — обратился Влчек к расходящимся солдатам. — Собрание продолжается.
Те вернулись весьма неохотно. Ребята, спавшие на трансмиссии, проснулись, но еще не поднялись с мест и поэтому снова оказались в лучшем положении.
— Надеюсь, вы понимаете, какой у вас командир роты. Он получил травму, но, несмотря на это, ведет машину. Берите с него пример. Вот и все, что я хотел сказать, — закончил Влчек.
Я покраснел до ушей и сказал, что он не должен был говорить об этом.
— Сейчас вас осмотрит доктор! — На мое замечание он не обратил ни малейшего внимания.
Доктор Бальцар взглянул на мою шишку на лбу, потом слегка надавил на нее.
— А как у вас со здоровьем, доктор? — процедил я, чтобы отвлечь его.
— Меня беспокоит желудок, — ответил он. — В армии часто бывает жирная пища.
— Гастрогел принимаете?
— Нет, еще не пробовал, — признался он. — Однако это хорошая идея.
— Как спите? — продолжал я интересоваться.
— Плохо. Даже ноксирон на меня уже не действует.
— Попробуйте дормоген, — посоветовал я ему. Наверное, я переборщил, потому что Бальцар вдруг осознал, что давать врачебные советы входит прежде всего в его обязанности.
— Пациент сейчас вы, товарищ поручик, а не я. Вы набили себе шишку на голове.
— Ну и что? Не задерживайте меня из-за этого пустяка. Я хочу выполнить поставленную задачу, и никакой доктор мне в этом не помешает.
Он хотел было посчитать у меня пульс, но я решительно воспротивился. После этого Бальцару ничего не оставалось, как официальным тоном заявить:
— Абсолютно здоров.
Свободник Малечек стоял перед танком по стойке «смирно» с видом несчастного человека.
— Что это вы пригорюнились? Я же сказал, что буду разговаривать с вами в гарнизоне и только после свадьбы, — успокоил я его.
— Кто поведет, товарищ поручик? — спросил он.
— Вы, — обрадовал я Малечека. — Но ехать придется быстро. Решение собрания вам, по-моему, известно?
— Да что я, не умею быстро ездить? Командир батальона тащится словно улитка. Вот если бы можно было посигналить, чтобы он дорогу уступил…
— Сигналить будете на гражданке, на своей машине. А здесь мы идем в колонне. Ясно?
— В армии мне всегда все ясно.
И тут колонна рванулась вперед. Командир батальона спешил так, словно выполнял решение нашего собрания.
— Увеличить скорость! — раздался его голос в моих наушниках.
— Грохот! — добавил я тут же наше обычное.
Глава 24
Грохотали мы как следует. Все ребята полностью освоились и легко справлялись с управлением. Даже те, которых раньше мы считали, мягко говоря, боязливыми.
На полной скорости мы обгоняли автомобили. «Жигу» ли», «москвичи», «шкоды» — все остались позади. Вот только с «трабантами» были проблемы.
Я, собственно, против «трабантов» ничего не имею. Отличная машина, скоростная — особенно если идет с горы… Был бы я большим начальником — наверняка запретил бы рассказывать о «трабантах» анекдоты. Слишком плохое воздействие оказывают они на психику водителей. Садится такой за руль, тут же вспоминает какую-нибудь не самую лестную для «трабанта» шутку и, подгоняемый уязвленным самолюбием, летит вперед, не желая никого пропускать. А если к тому же удастся обойти более мощную машину — нет тогда предела его злорадству. Он — на вершине блаженства, как те, кто выигрывает в спортлото. У такого водителя создается впечатление, что анекдоты выдумывают злые завистники владельцев «трабантов».