Николай Родичев - Не отверну лица
После «Коробейников» предполагалось сделать антракт. Однако, чтобы не расхолаживать публику, решили перестроить программу на ходу. С некоторой поспешностью и даже несогласованностью отдельных инструментов оркестр грянул веселый танцевальный мотив. На сцену устремились юноши и девушки в нарядных украинских костюмах. Неприятное возбуждение в зале с каждой минутой угасало.
Поуспокоившийся Галинский подошел к ширме.
Однако сколько он ни вглядывался в то место посередине зала, где прежде сидели луизианцы, — ни учителя, ни его учеников в тот вечер больше не увидел.
3Странная выходка провинциального учителя в концертном зале осталась незамеченной даже бульварными газетами. Андрей Галинский и сам едва ли вспомнил бы о Лейке, если бы не встреча с Берликом Хьюзом.
Но чем меньше оставалось часов и минут пребывания в Америке, тем острее в его сознании проявлялось желание узнать еще что-нибудь об этом необычном учителе из южного штата. Лейк теперь, после слов Хьюза казался танцору не таким уж простым. В первые минуты знакомства он проявил себя достаточно воспитанным и сдержанным. Не ради же скандала в многотысячной аудитории решился этот человек на нелегкое путешествие, да еще с детьми!
Андрею теперь вспомнились чуть выцветшие печально-глубокие глаза Лейка, живо устремленные на него и тут же погасшие.
«Если уж говорить правду до конца, — думал Галинский, — то Мортон Лейк оставался предельно официален со мною даже в зале. Он вежливо поблагодарил за услугу... Мне еще подумалось тогда, что учитель или устал, или вообще флегматичен по натуре. И вдруг такой взрыв чувств! Память чувств? Но мы ведь никогда не встречались прежде...» Андрея преследовали мысли о Лейке. Танцор порой раздражался.
Уважаемый и благовоспитанный Лейк должен был, по крайней мере, на другой день явиться к кому-нибудь из участников ансамбля с извинениями. Или — что уж совсем просто — мог прислать вторую открытку... с видом парохода, плывущего по Миссисипи.
Раздосадованный на Лейка, а еще более на себя за чрезмерное любопытство ко всяким мелочам в жизни, Андрей встал с дивана и подошел к окну. Бродвейский отель «Клэридж» был, вероятно, так спроектирован, чтобы обитатели могли при желании в одну минуту освободиться от навязчивых раздумий. Для этого достаточно поднять жалюзи выходящего на площадь окна и попытаться глядеть на сатанинскую пляску света и красок в темноте.
Почти сразу внимание Галинского привлек неоновый силуэт мужчины с дымящейся трубкой. Трубка время от времени исторгала клубы розового дыма, на фоне которого появлялись плывущие буквы. Буквы эти медленно складывались в слова: «Курите... ароматные... сигары... фирмы... Аллена, Дж. Мортона и К°».
— И здесь Мортон, — недовольно поморщился Андрей. Он отошел к другому окну, с видом на угол 44-й авеню. Отсюда реклама преподносила новинки кино. Это было по-своему забавное зрелище, но в длинном списке имен артистов, исполняющих главные роли голливудского боевика, словно дразня Галинского, дважды мелькнуло имя «Мортон».
— Доконают меня эти Мортоны, — пробовал подшучивать над собой танцор.
Он начал было подумывать о галлюцинации, когда прозвучал телефонный звонок. Тоном, не допускающим возражения и вообще подлаживаясь под распорядительный стиль администратора, Вербов затараторил:
— Андрей Николаевич, вы персонально приглашены на чашку кофе к важной персоне... Отказ исключается!
Галинскому уже приходилось бывать на полуофициальных встречах в домах американцев. На этот раз он просто тяготился своим одиночеством.
— Борька, выступать будем? — крикнул он в телефон.
— Н-не исключена возможность, — пробасил Вербов.
Складывая в чемодан немудреный реквизит, Галинский мельком взглянул в окно. Самодовольный табачник как раз выпустил через трубку розовое облако.
— Прощайте, Мортоны! — ликующе крикнул юноша на улицу. — Мы вернемся за полночь, а завтра на рассвете самолет поднимет нас за облака...
У невысокого особняка с красной железной крышей машина остановилась. Андрей выпятил губу от удивления, узнав в хозяине дома Берлика Хьюза. Знаменитый трагик лишь потрепал по плечу Андрея как старого знакомого, и занялся остальными гостями. За ним, словно тень, неотступно следовала проворная Каролин. Андрею показалось, что оба они как-то насторожены по отношению к нему и менее любезны, чем были прежде. Это подозрение укрепилось в нем, когда он перехватил заговорщицкий взгляд Каролин, обращенный сначала на Галинского, потом на мужа.
Каролин, затянутая в кусок серой вечерней ткани, казалась моложе своих лет. Она на правах человека, уже знакомившегося с некоторыми из гостей, пыталась угадывать имена прибывших советских артистов, но, к сожалению, чаще называла тех, кто по каким-либо причинам не смог явиться сейчас. Гости вежливо отшучивались, поправляли произношение отдельных русских имен, которые хозяйка довольно мило искажала.
По неширокому коридору процессия наконец двинулась за мистером Хьюзом в гостиную. С виду это была совсем небольшая квадратная комната. И как только в ней разместилось три-четыре десятка гостей! Мужчины и женщины, одетые по-праздничному, кучно расположились в низеньких креслах вокруг таких же невысоких столов. Мужчины разговаривали, пили черный кофе. Дамы курили.
— Мои друзья — ваши друзья! — приговаривал хозяин дома, называя имена тех, кто оказывался ближе. Андрею досталось кресло неподалеку от Хьюза.
Было приятно и покойно сидеть, вытянув ноги. Приятно от света десятков дружеских глаз. Покойно оттого, что общая радость встречи в домашней обстановке не выражается так бурно и ощущение от этого не проходит столь быстро, как это происходит в театре. Один какой-нибудь Мортон... Впрочем, мы, кажется, навсегда распрощались с Мортоном-курилыциком и его не менее таинственным тезкой.
— Господа! Дорогие друзья, гости! — прервал нестройный ход раздумий Галинского Берлик Хьюз. Пока гости осваивались с обстановкой, Хьюз успел побывать на кухне и вернулся оттуда с громадным подносом, уставленным чашками. Хозяин проворно разнес по столикам кофе. Теперь он стоял без пиджака, в подтяжках, демонстрируя домашнюю непосредственность и деловитость. — Господа! Я очень рад видеть вас в своем скромном доме. К сожалению, жилице мое не так обширно, чтобы здесь могли собраться все, с кем я хотел бы разделить радость нашей встречи. А пока все несбывшиеся встречи проходят лишь в моем сердце, которое, как замечают врачи, — увы! — расширилось к старости.
Тут только Галинский догадался, почему мистер Хьюз почти все время поглаживает ладонью левую сторону груди.
Он приблизился к Хьюзу и уговорил его сесть. Миссис Каролин благодарно посмотрела на Галинского. Затем она перенесла свой взгляд в глубину комнаты.
У входа на кухню сидел чересчур сгорбленный и чем-то опечаленный, неподвижный человек, который даже не поднялся с места, когда гости вошли.
— Пожалуйста, сядь, мой милый, — обратилась Каролин к мужу. — И будь покороче. Ведь ты, слава богу, не на трибуне...
— Как всегда, ты права, Каролин, — пробормотал Хьюз, садясь, и отхлебнул кофе. Близоруко сощурясь и часто поправляя очки, которые почему-то не хотели держаться на носу, хозяин дома тоже смерил продолжительным взглядом человека, сидевшего в глубине комнаты.
Чтобы заполнить паузу, которая возникла в результате супружеской дискуссии, Галинский обратился к Берлику Хьюзу с вопросом:
— Могу ли я иногда переводить своим друзьям то, что вы говорите для всех и что не успеет перевести госпожа Каролин?
— Пожалуй, да, — раздумывая отозвался Хьюз. — Но лучше было бы начать перевод с того, что я еще не успел сказать.
— В таком случае, — настраивался Галинский на шутливый тон, — мне придется очень долго молчать. Ведь вы, как я заметил, настраиваетесь на дипломатический разговор, а дипломаты по профессиональной привычке самые важные мысли оставляют на конец своих речей.
Дама в черных перчатках и в очках с золотой оправой, сидевшая рядом с миссис Каролин, захлопала в ладоши.
— Браво, Берлик! Начинай, пожалуйста, с конца, если ты не можешь обойтись без речи сегодня.
Ее поддержали.
— Сдаюсь! — просияв, заявил Берлик Хьюз. — Сделаем исключение, обойдемся без вступительного слова. Каждый будет говорить за себя. У нас получится вечер откровений. Выражаться кратко, как на молитве: «Господи помилуй» — и все. А насчет этого самого конца или, если угодно, начала... Я ведь только хотел сказать, что очень счастлив видеть столь почетных гостей в своем доме... Ваши гастроли... Да, да... Вы очень хорошо сделали, что приехали... Не только мне так кажется, а это мнение всех соотечественников. Мы не видели до сих пор ничего подобного! Так я говорю, Эллен? — спросил Хьюз у дамы, сидевшей рядом с его женой.
