Костас Кодзяс - Закопчённое небо
— Ты дикий зверь! — бросила она, убегая.
Тимиос поднял с полу колпак лавочника. У него страшно болели зубы, но ужасней всего было то, что он и сам не знал, зачем он это сделал!..
Сейчас он с грустью смотрел на копченую колбасу. Косточка от маслины выпала у него изо рта, ему надоело ее сосать. От нечего делать он покрутился возле мешков с горохом и фасолью, погладил их рукой и потом сел опять на свою подстилку.
Тимиос перебирал в памяти события последних месяцев. Его радовало, что соседские ребятишки перестали наконец дразнить его «дубиной-бревном». Дети беженцев из Малой Азии, заселивших несколько кварталов предместья, составляли целую шайку, которая носилась до темной ночи у подножия холма. Их главарем был Панайотис по прозвищу Кролик. Ему недавно исполнилось тринадцать, но ростом он был со взрослого мужчину.
Кролик с наскоку налетал на противника и, навалившись на него всей тяжестью тела, опрокидывал его на землю, а потом избивал.
В сопровождении десятков двух мальчишек слонялся он обычно по предместью, от моста до рощицы. При его приближении малыши испуганно прятались по домам. Кролик со своей шайкой отнимал у ребят мячи, городки, воровал у продавцов фрукты, бил стекла, лампы. Все карманы у них были набиты камнями.
Вечером, забравшись в овраг за бараками, хулиганы делили свою добычу, и мать Кролика, Стаматия, выйдя на порог, кричала:
— Иди наконец домой! Чтоб тебе пусто было, бродяга!
— Отстань от меня! — отвечал Кролик.
— А ну, давай быстрей! Быстрей, а то попрошу парикмахера оттрепать тебя хорошенько!
Как-то Кролик, вооружившись доской, бросился на мать.
— Проваливай отсюда, потаскуха, а то убью тебя! — в бешенстве кричал он.
Стаматия приводила мужчин к себе в каморку, а сына укладывала спать на кухне за деревянной перегородкой. Когда он был еще совсем маленьким, то сидел там часами и вырезал перочинным ножом на дощечке какие-то странные рисунки, а за стеной ели, пили, ругались, хохотали…
Летом Стаматии было вечно жарко, и она сидела дома, раздевшись донага. Когда перед приходом парикмахера она шла во двор помочиться, то проходила голая возле постели сына.
— Потаскуха, потаскуха! — шипел ей вслед мальчик. Ребята постарше из шайки Кролика курили сигареты.
А сам Кролик еще в прошлом году попробовал гашиш и хвастался этим, как подвигом, — доказательством того, что он уже взрослый…
Однажды после полудня, когда Тимиос мыл пол, хозяйка прилегла у себя в комнате. Тогда парнишка задвинул ведро с водой подальше в угол и выскочил на улицу. Против дома на лужайке несколько ребят гоняли мяч.
Он робко подошел к ним.
— У-у-у, ты! Дубина-бревно! — заорали на него ребята.
— Дайте и мне ударить разок по мячу.
— А ты умеешь?
— Умею, — засмеявшись, ответил Тимиос.
Вдруг прискакал, запыхавшись, какой-то малыш.
— Эй вы! Кролик! Сматывайтесь быстрей! — закричал он.
Испуганные ребята бросились врассыпную. Подручный пекаря, задержавшись на минуту возле Тимиоса, крикнул ему:
— Сматывай удочки!
— С чего это?
— Изобьют тебя.
— С чего это?
— Потому что ты дубина-бревно.
— Кто меня изобьет? — продолжал недоумевать Тимиос.
Но мальчишки уже и след простыл.
Посреди лужайки валялся забытый мяч, сделанный из толстого полотна и набитый тряпками.
Тимиос поднял его. Мяч был смешной, кособокий. Парнишке вдруг стало не по себе, захотелось удрать побыстрей отсюда, но он преодолел страх. Слишком соблазнительно было ударить разок-другой по мячу: лужайка свободна, мяч в полном сто распоряжении. Тимиос стукнул раз, потом взял мяч в руки и пригорюнился. «А играть-то одному совсем не интересно», — подумал он.
На лужайке по-прежнему не было ни души. Но Тимиос боязливо оглядывался по сторонам. Кто его может избить, он же никого пальцем не тронул? Вот от дяди он привык получать затрещины, тот на них не скупится, но что поделать! Чудной народ! А он, раз уж уродился такой упрямый, не ударит лицом в грязь.
Свита Кролика — несколько босоногих мальчишек с обритыми головами — появилась на лужайке и подошла к Тимиосу.
Один из ребят посмотрел на мяч.
— Цена ему грош, — сказал он.
— Сойдет! Дурак ты! — возразили его друзья.
Пока не подоспела вся шайка, они не решались отнять мяч и стояли, шмыгая носом.
Прижав к сердцу свое сокровище, Тимиос ждал, что будет.
Но вот из-за угла показалась бычья голова и широкие плечи Кролика. На шее у него был повязан зеленый платок, одну руку, отставив в сторону локоть, он держал за поясом в подражание лихим парням из предместья. Его команда рассыпалась по лужайке.
Завидев главаря, мальчишка, которому не понравился мяч, подскочил сзади к Тимиосу, огрел его по голове и понесся стрелой к Кролику.
Сделав несколько шагов навстречу Тимиосу, Кролик презрительно сплюнул.
— Дай его сюда, — процедил он.
— Что дать?
— Мяч, дубина-бревно.
— С чего это? — не сдавался Тимиос.
Их обступили грозно сопевшие ребята. Они подзадоривали своего главаря:
— Наподдай ему как следует, Кролик!
— Сделан ему нокаут, Джим Лондос {[7]}!
— Эй ты, дубина-бревно!
Но главарь продолжал смотреть сверху вниз на своего низкорослого противника, не отступавшего перед ним.
— Ткну тебя рожей в землю, нажрешься грязи, — сказал Кролик.
— С чего это? — повторил тем же тоном Тимнос.
Это бесконечное «с чего это» могло вывести из себя кого угодно. Кролик готов был лопнуть от злости.
— А ну разойдись! — прикрикнул он на ребят, и те тотчас расступились.
Кролик наклонился слегка вперед и, сжав кулаки, приготовился к атаке.
— Не сме-е-ей! — испуганно протянул Тимиос.
Но мяч он прижал покрепче к животу. «Вот осел, упрямая башка! Раз не уступил, значит, надо как-то выпутываться», — подумал он.
Кролик, подпрыгнув, набросился на противника, чтобы подмять его под себя. Но не успел он этого сделать, как Тимиос, нагнув голову, со страшной силой боднул его в живот, словно козел. Кролик застонал, согнулся и упал замертво на траву.
Ребята растерялись; несколько минут стояли они молча, в нерешительности. Потом пар двадцать рук, после пережитого страха ставшие особенно безжалостными, принялись дружно дубасить Тимиоса. Его повалили на землю, порвали на нем куртку, избили его до крови, вымазали лицо грязью, и, если бы не сбежались люди и не подняли крик, кто знает, что бы еще с ним было. Он терпеливо сносил побои, не проронил ни звука. Вдобавок он считал, что бесчестно, подло бить его, победителя.
Когда Тимиос приплелся домой, хозяйка отвела его на кухню, посадила на табуретку и стала смывать ему кровь с лица. Тимиос молча смотрел на Фросо, стоявшую в дверях.
— За что тебя избили? — спросила лавочница.
— Они хотели отнять мяч. — И он показал ей комочек тряпок, который до сих пор крепко держал в руках.
— И ты из-за этой дряни ввязался в драку?
— Да, — ответил он.
— Тьфу! Пропади ты пропадом! — хозяйка, повернувшись к нему спиной, мыла руки.
— Ты дикий зверь, — прошипела Фросо негромко, так, чтобы не услышала мать.
О позорном поражении Кролика узнало все предместье. Ребята, приободрившись, стали задирать потихоньку подпевал Кролика, встречая их поодиночке. Главарь угрожал прибить мальчишку из бакалейной лавки, а сам обходил его стороной. Вот почему ребята в предместье перестали дразнить Тимиоса дубиной-бревном…
Поджав под себя ноги, Тимиос сидел на подстилке и не мог понять, отчего сегодня ему не хочется спать. На улице стемнело. Почувствовав холод, он закутался в какие-то лохмотья. Ему сразу вспомнилась мать, которая, забросав его соломой, ложилась рядом и согревала его теплом своего тела. Потом он стал припоминать дома родной деревни, все по очереди, от виноградника попадьи и до площади. В щели железной решетки проникал свет от электрического фонаря, который зажигался каждый вечер на углу улицы.
Как ни странно, слова Фросо вызвали у него много недоуменных вопросов. Что такое зверь и что такое человек? Что увидела в нем эта девчонка? Почему решила, что он зверь? Почему?
Сегодня голод особенно жестоко мучил его.
Он встал, закутанный в лохмотья, и, подойдя к соленой рыбе, стал нюхать ее. Рот его наполнился слюной. Из глаз полились слезы. Он погладил рукой лежавший сверху кусок вяленой трески и стал лизать его. От соли у него защипало язык.
Вдруг он заметил мышь, проворную мышку, которая проскочила у него между ног и исчезла.
— Эй ты, фью-фыо! — позвал он ее и упал ничком на пол, чтобы тут же схватить, как только она покажется.
Но мышки нигде не было видно. Куда, черт побери, спряталась эта шельма? Тимиос искал ее за мешками, отодвигал ящики с селедкой, смотрел под прилавком.
