Сабуро Сакаи - Самурай. Легендарный летчик Императорского военно-морского флота Японии. 1938–1945
В конце концов мое терпение иссякло, и я решился на отчаянный поступок. Я послал своих людей в поселок с приказом купить сигары местного производства. Нам было строжайше запрещено курить местный табак из опасения, что он может содержать наркотик. Разжившись коробкой зловонных сигар, я пригласил других пилотов в дальний конец аэродрома. Они изумленно смотрели на меня, не решаясь рискнуть навлечь на себя гнев начальства за невыполнение приказа.
– Я возьму на себя всю ответственность за эти сигары, можете их курить, – сообщил я собравшимся.
Каждый молча взял протянутую мной сигару. Мы закурили.
Я понимал, что стоит кому-то из офицеров заметить нас собравшихся вместе, и он тут же подойдет к нам. Действительно, не прошло и пятнадцати минут, как к нам подбежал лейтенант Сасаи. Одного взгляда на сигары было достаточно.
– Вы что делаете? Вы все с ума сошли? – заорал он. – Немедленно выбросьте!
Несколько летчиков, услышав окрик обычно вежливого Сасаи, покраснели от стыда и побросали сигары на землю. Я и Нисидзава отказались последовать их примеру и продолжали курить.
У Сасаи от этого отказа выполнить приказ округлились глаза.
– Что с вами двумя случилось? – спросил он. – Вы же знаете, что курить эти сигары запрещено!
Именно этого вопроса я и ждал от него. Глубоко вздохнув, я сообщил Сасаи, что именно думаю о системе, лишающей боевых летчиков табака и позволяющей офицерам, ни разу не побывавшим под огнем врага, спокойно курить. Я продолжал нести вздор, утверждая, что возможность накуриться всласть стоит того, чтобы понести любое наказание, которому он подвергнет меня. Стоявший рядом со мной Нисидзава, как обычно, хранил молчание и попыхивал сигарой.
Сасаи от злости закусил губу и стал чернее тучи. Любой другой офицер не задумываясь дал бы мне хорошего пинка. Я отвернулся от Сасаи, чувствуя свою вину за оскорбление этого достойного офицера, но продолжил курить. Остальные летчики изумленно уставились на меня и Нисидзаву – им еще ни разу не приходилось видеть такого открытого неповиновения.
Сасаи ушел. Несколько минут спустя мы заметили, как к нашей группе на огромной скорости приближается, поднимая облако пыли, единственный имевшийся на авиабазе легковой автомобиль. Послышался скрежет тормозов, и автомобиль остановился. Сасаи со злостью распахнул дверь автомобиля и вытащил за собой два больших мешка из плотной ткани.
Не сказав ни слова, он развязал оба мешка, доверху набитые пачками сигарет.
– Возьмите их и разделите между собой, – произнес он, – и не задавайте вопросов, откуда они взялись.
Уезжая, он, высунувшись из окна автомобиля, крикнул:
– И выбросьте эти чертовы сигары!
Мы прозвали Сасаи Летающим Тигром. Это прозвище не имеет никакого отношения к получившей название «Летающие Тигры» группе американских летчиков-добровольцев, воевавших в Китае. Лейтенант Сасаи всегда носил ремень с большой серебряной пряжкой, на которой был выгравирован рычащий тигр. Отец Сасаи, отставной капитан флота, заказал перед войной три пряжки и подарил одну своему единственному сыну, а две других – служившим на флоте в звании лейтенантов мужьям своих двух дочерей. Согласно японской легенде, рыскающий в поисках добычи тигр способен пройти тысячу миль и всегда возвращается назад. Таков был истинный смысл изображения на пряжке Сасаи.
Сасаи был талантливым летчиком, но в апреле и начале мае он одержал немного побед в воздушных боях, его неудачи объяснялись недостатком боевого опыта. Нисидзава, Ота и я были полны решимости позаботиться, чтобы Сасаи превратился в настоящего аса. Мы терпеливо обучали лейтенанта всем тонкостям воздушного боя. По многу часов у себя в казарме мы растолковывали ему, каких ошибок следует избегать в воздухе и какими средствами можно добиться победы. У Сасаи, в частности, были трудности с определением дистанции до цели во время воздушного боя, и мы неоднократно проводили учебные бои, помогая ему преодолеть этот недостаток.
12 мая нам представилась возможность проверить результаты нашего обучения. Сасаи показал себя прилежным учеником, в одиночку одержав – во время пикирования и последующего резкого набора высоты, продлившихся менее двадцати секунд, – три победы.
Мы подлетали к Порт-Морсби, выполняя регулярное задание по патрулированию пятнадцатью истребителями, разбитыми на пять троек, и тут я заметил примерно в миле справа от нас три «аэрокобры», летящие ниже нашего строя на 1500 футов. Их строй выглядел необычно: три истребителя летели колонной, и расстояние между каждым самолетом составляло примерно 200 ярдов. Я поравнялся с самолетом Сасаи и показал ему на истребители противника. Он кивнул, и я махнул рукой, предлагая ему начать атаку. Он помахал мне в ответ и улыбнулся, а затем резко повернул вправо и начал пикировать.
Первую «аэрокобру» он сбил, совершив безупречный заход. Его Зеро камнем упал сверху на ничего не подозревающего противника. Переворотом Сасаи ушел вправо и, приблизившись, открыл огонь из пушки. Прицел оказался точным – самолет противника вспыхнул и развалился на куски в воздухе. Сасаи вышел из пике и, резко набрав высоту, сделал переворот влево на высоте 1500 футов над вторым истребителем противника. Невероятно, но «P-39» продолжал следовать своим первоначальным курсом. Воспользовавшись своей выгодной позицией, Сасаи снова вошел в пике, сделал переворот вправо, подстраиваясь к самолету противника, и изрешетил «P-39» от хвоста до носа. Истребитель накренился и, начав вращаться, стал быстро падать. Летчик, по всей видимости погибший под огнем, не выпрыгнул из самолета.
Сасаи продолжил атаку тем же способом: он резко взмыл вверх и, перевернувшись, пошел на третий заход. Но справиться с последним самолетом оказалось не так-то легко. Когда Сасаи стал выполнять переворот вправо, пилот «P-39», резко задрав нос своего самолета, начал делать петлю. Но было уже поздно. Самолет завис в самом начале петли, и Сасаи выпустил длинную очередь из пушек по фюзеляжу и левому крылу. Справиться с этим американскому самолету, в тот момент испытывающему огромные перегрузки при заходе в петлю, оказалось не по силам. Его левое крыло отлетело, и самолет вошел в штопор, оказавшись ловушкой для летчика. Даже я был поражен. Нисидзава улыбнулся мне из кабины своего истребителя, и мы вернулись в строй. Сасаи стал настоящим асом, безупречно сбив три самолета.
На этом в тот день уроки для Сасаи не закончились, но оказались они совсем другими и куда более страшными. Возвращаясь в Лаэ, звено Сасаи вырвалось мили на две вперед от основного строя. Я был так доволен успехами лейтенанта, ставшего нашим новым асом, что не обратил внимания на увеличивающийся отрыв его звена – ошибка, едва не ставшая фатальной.
Мы пролетали над горной грядой Оуэн-Стэнли, истребители звена Сасаи ушли далеко вперед, и в этот момент «аэрокобра», подобно выпущенной из лука стреле, устремилась сверху из плотных облаков на ничего не подозревающие Зеро. Еще никогда мне не приходилось так сожалеть об отсутствии у нас раций. Предупредить Сасаи не было никакой возможности. Даже несмотря на скорость 300 узлов с работающим на полной мощности двигателем, я не успевал догнать «P-39», чтобы отвлечь его на себя. Сасаи повезло, что пилот противника не стал атаковать сверху. Он предпочел так называемый «подход подводной лодки», снизившись позади истребителей, а затем резко набрал высоту, чтобы вести огонь снизу.
Я находился менее чем в 800 ярдах, когда «P-39» резко взмыл вверх, собираясь атаковать Сасаи снизу. В полном замешательстве я нажал на гашетку пушки, надеясь, что мой выстрел предупредит Сасаи об опасности или отпугнет пилота противника. «P-39» не дрогнул, но Сасаи все-таки услышал выстрел. В следующую секунду в сопровождении прикрывавшего его самолет ведомого он уже делал петлю, пытаясь набрать высоту.
Этого оказалось достаточно для пилота противника. Три Зеро находились перед ним, а сзади приближались еще несколько, и он понял, что вот-вот окажется в ловушке. Прекратив набор высоты, «P-39» начал делать петлю, готовясь пикировать на выходе из нее. Но теперь инициатива принадлежала мне. Я вошел в пике, готовясь перехватить «аэрокобру», когда та, сделав переворот, начнет уходить к земле. Но пилот противника заметил меня и, резко отскочив влево, стал пикировать. Путь ему преграждали горы, и он, пытаясь уйти от меня, был вынужден снизить скорость.
Летчик противника действовал умело. Повернув, он на вираже проскочил мимо возвышающихся утесов, пока я висел у него на хвосте. Каждый раз, когда он поворачивал, я шел ему наперерез, сокращая расстояние между нашими самолетами. И едва у «P-39» появлялся шанс уйти вправо или влево, он видел перед собой другой Зеро – моего ведомого. Мы отрезали истребителю противника путь к отступлению, ему предстояло сражаться.
И он ринулся в бой. Неоднократно он поворачивал, стараясь на вираже избежать столкновения с горой, и, приближаясь, открывал огонь. Каждый раз, когда он это проделывал, я резко поворачивал и приближался к нему, сокращая расстояние для стрельбы. Я поймал его на расстоянии 150 ярдов и, ведя огонь короткими очередями, приблизился менее чем на 50 ярдов. Клубы черного дыма повалили из самолета противника, и он рухнул в джунгли.
