Семён Цвигун - Мы вернёмся (Фронт без флангов)
Гестаповец посмотрел на Охрима и, угадав, какой вопрос тот хочет задать, пояснил:
– Анна Сергеевна действительно проживает по указанному здесь адресу, и надо убедить Млынского в этом. Вот в этом конверте, – Шмидт протянул Охрйму голубой конверт, – подробное описание дома, где живет Млынская, а также фотография и приметы Млынского. После ознакомления вернете мне. Вы, местный житель, разумеется сами знаете дом Млынской.
– Как не знать, знаю, – ответил Охрим, вспомнив, что владельцем этого дома является тайный агент полиции, бывший крупный торговец, что живет он один, никаких квартирантов у него нет. А может, Млынская только что сняла у него квартиру?.. – Опишу все точно, – заверил Охрим. – И хозяина дома знаю: верный человек, надежный.
Шмидт обратил внимание на то, что Охрим слушал его с жадностью, явно стараясь запомнить все, что ему говорят, что он должен сделать. "Отлично", – подумал гестаповец и доверительно продолжал:
– Место, где примерно сейчас находится отряд Млынского, мы сообщим попозже, когда уточним. А теперь слушайте также внимательно. Утром мы направим группу военнопленных на погрузку вагонов, что стоят на пятом километре, у самого леса. Работать они будут под охраной двух полицейских. В десять часов в районе работ появитесь вы. Как старший по должности отберете у полицейских оружие – винтовки, якобы для проверки, передадите их военнопленным, полицейских с их помощью свяжете. Затем все вы уйдете в лес, к Млынскому. После такого спектакля он примет вас, как героя. Свидетелей будет больше, чем нужно.
– А ежели полицейские вздумают сопротивляться? – спросил Охрим.
– Уничтожьте их. Это только укрепит вашу репутацию в глазах Млынского.
– Но…
– Делайте так, как вам приказывают. Два трупа для такой важной операции – это пустяк, о котором не следует думать.
Шмидт достал из портфеля и вручил Охрйму пачку документов: копии некоторых приказов начальника городской полиции, список личного состава полиции, несколько малозначительных донесений агентов полиции.
– Возьмете с собой, – пояснил гестаповец. – Решили уйти в отряд, вот и похитили документы, с некоторых сняли копии, чтобы прийти не с пустыми руками.
– Ловко придумано! – искренне восхитился Охрим. Озабоченно спросил, разглядывая документы: – Подлинные? А то и не поверят, да еще подозрение породят. Не дураки там, в отряде, извиняюсь.
– Самые подлинные, – заверил Шмидт. – Лично отбирал. Копии снимал сам Петренко. Как только станет известно, что вы убежали, Петренко поднимет на ноги всю полицию, раззвонит во все колокола, что Охрим Шмиль украл секретные документы и скрылся. Полицейские и солдаты СС немедленно приступят к проческе города в поисках вас, опасного преступника. После этого партизаны и сам Млынский поверят вам или не поверят? Спрашиваю вас.
– Оно, конечно, должны поверить, – согласился Охрим. – А ежели нет? Что тогда?
– Это уже зависит от вас. Легенда весьма надежная.
– Вести себя нужно так, чтобы поверили, – вставил Зауер.
– Неправильно поведете – повесят, – улыбаясь, добавил Шмидт.
Гестаповцы поочередно давали советы, как следует Охрйму держать себя с Млынским, с другими командирами, с красноармейцами, что нужно говорить.
Когда инструктаж закончился, Шмидт официально произнес:
– Мы надеемся, что это ответственное задание будет выполнено.
Охрим развел руками как бы говоря, что всякое может случиться. Шмидт предупредил:
– Не вздумайте изменить. Везде достанем.
– У нас остаются жена и дети Охрима, – заметил Зауер. – Вам это понятно, Охрим, что с ними тогда сделаем?
– Так я же со всей душой! Не изволите сомневаться! – заверил Охрим. – Жизни не пожалею, а доберусь до Млынского. Честное слово!..
Гестаповцы уехали, пожелав Охриму крепкого сна.
Как ни шумело в голове, Охрим внимательно просмотрел все, что получил от Шмидта. Прочитал письмо жены Млынского, пожал плечами, вздохнул.
Утром хромой немец разбудил Охрима, сытно накормил, вручил автомат, рюкзак с продуктами и на "оппеле" отвез на пятый километр. Там, на разъезде, группа военнопленных действительно нагружала вагоны кругляком. Заметив Охрима, они приостановили работу, но тут же раздалась ругань полицаев.
Охрим узнал охранников: Иван Степурко и Яков Стукач. Даже сами полицаи называли их немецкими овчарками. Это Охрима удивило: почему же именно сегодня их направили с военнопленными? А вдруг придется того?.. Гестаповцы могли бы подставить под пули тех, кого они подозревают в нечестной службе. Может, всех считают надежными или, наоборот, ненадежными? А скорее всего, гестаповцам безразлично, кого из полицаев он может застрелить.
Охрим, как его учили гестаповцы, сказал, что Петренко прислал его проверить исправность винтовок. Протянул руку к винтовке Степурко.
– Не дам! – решительно заявил тот. – Кто ты такой, чтобы проверкой заниматься? В обязанность старшего следователя это не входит.
– Проваливай! – поддержал его Стукач. – Принеси письменную бумагу от господина Петренко, тогда и разговаривать будем.
– Последний раз требую!
– Тебе сколько раз говорить!..
Охрим нажал на гашетку автомата. И к военнопленным:
– Собакам – собачья смерть! Бери винтовки, браточки, пошли в лес!..
16
Понимая, как важно для отряда установить связь с партизанами и партийным подпольем, определенно действующим в городе, Млынский обратился за помощью к Матвею Егоровичу.
– Выручайте!
Дед Матвей пригладил реденькие волосы прокопченными табаком сухонькими пальцами, покрутил обвислые усы, почесал просвечивающийся затылок. Все свидетельствовало о том, что Млынский поставил перед ним очень сложную задачу и дать ответ не так-то просто. Это, если серьезно отвечать.
Молчал дед, молчал и Млынский, понимая: торопить с ответом нельзя, как-никак старику семь десятков лет. Шутка ли?
Матвей Егорович зажал в кулаке бороду.
– Тяжковатое дело ты для меня придумал, командир.
– Знаю, что нелегкое, потому и обращаюсь к вам. В этих местах вы каждую тропку знаете. Главное – людей знаете, и они вас. Понадобятся помощники, подберете без промаха. Не так ли?
– Так-то оно так, да так гни, чтоб гнулось, а не так, чтоб лопнуло. Не хвастая, скажу, командир, до войны ко мне доверие имел и стар и млад. Как теперича – не заверяю. Война повышибла люд из насиженных гнезд. Кто ушел, кто пришел. Перемешались люди, что грибы в кузове. Не к тому сказ, чтобы от дела стороной пройти. Я так понимаю: взялся за гуж, не говори, что не дюж. Вот и маракую, как исправнее сделать. И не сомневайтесь: в жизни никого не подводил, не обманывал.
– А вот фашиста надо обмануть.
– Какой же ента обман, – ответил дед тоном, не допускающим возражения. – Ента, само собой разуметь надобно, военная хитрость.
– Так по рукам, Матвей Егорович?
– По рукам, командир!
Грозно шумит ночной лес, накрапывает холодный осенний дождь. Пробирается по невидимым тропинкам дед Матвей. Крупные капли отстукивают дробь на потертой кожаной шапке, струйками скатываются за воротник, отчего старик ежится, то и дело поправляет воротник, натягивает поглубже шапку.
Промокший до нитки, он добрался наконец до своего поселка, из которого ушел с отрядом, оставив здесь жену, Анастасию Васильевну. Поднялся на родное крыльцо – и стало на душе как-то легче и светлее. Сейчас заберется на жаркую печь, добротно сложенную им!
Дед Матвей постучал в окно, прислушался. В ответ ни звука. Постоял немного, постучал сильнее. Анастасия Васильевна проснулась. Не спросила даже кто. По стуку, хорошо ей знакомому, узнала: ее Матвей пришел. Засветила лампу и скорее к двери, откинула засов, распахнула.
– Мат-ве-юшка!
Не торопясь он вошел в комнату, сбросил мокрую одежду, обтерся рушником.
– Цыть, Настаська. Не помер, чего голосить.
– Не буду, Матвеюшка, не буду. Я от радости, что живой. Покормить тебя, Матвеюшка, да на отдых? Небось намаялся?
– Кончился наш отдых, Настенька. Слыхала, как немчура прет?
– Слыхала, слыхала, Матвеюшка. Голова ходит кругом от того, что люди говорят.
Кряхтя, она вытащила из печи противень с пирогами, поставила на стол.
– Испробуй, Матвеюшка. Для тебя старалась. – Приложила ладонь к груди. – Сердцем чуяла, что наведаешь меня. Испробуй, да поспи.
– Оно, конешна, не грех соснуть маленько. Утром конец побывке.
– Ты что, рехнулся, Матвей? Какой из тебя вояка? Ай не отвоевал своего? Нам помирать пора, а он "на побывку". Нехай молодые воюют, а тебе место на печи, – растревожилась Анастасия Васильевна.
– Ты что затараторила, Настенька? Словно ахтомат!
– А кто дрова на зиму заготавливать должон? Картошка вон не копана, крыша худая, а он конец побывки уже объявил.
Анастасия Васильевна бросила сердитый взгляд на мужа и полезла на печь.
