Николай Леонов - Вариант "Омега" (=Операция "Викинг")
— Поехал? — Шлоссер улыбнулся. Отлично, ведь это по его, Шлоссера, указанию Скорина дезинформировали, сообщив новый адрес Греты Таар. — Пятьдесят пять километров. В нашем распоряжении около трех часов. Попробуем успеть.
Унтер-офицер принес крупномасштабную карту Таллинна. Шлоссер расправил сгиб карты, взял циркуль, аккуратно воткнул его в указанную Лотой точку, где находилось кафе с толстой добродушной хозяйкой, вчера угощавшей девушку превосходными сбитыми сливками.
— Отсутствовал около восьми минут. — Шлоссер раздвинул циркуль. Чуть прибавим. С запасом будет так. — Он очертил круг. — Два десятка домов. Пустяки, Лота. — Барон хотя и обращался к девушке, явно забыл о ее присутствии. Продолжая смотреть на карту, он снял телефонную трубку, набрал номер. — Говорит майор фон Шлоссер. Мне срочно нужно двадцать неглупых парней. Да, кажется, начинаю.
Лота впервые видела Шлоссера за активной работой. Команды, которые он отдавал, были скупы и лаконичны. Оказалось, что уже заготовлены размноженные фотографии капитана Кригера. Прибывающие в кабинет офицеры Целлариуса брали фото, ставили на карте в очерченном секторе крестик и быстро выходили. Скоро круг на карте оказался заштрихован полностью. Шлоссер с Лотой быстро доехали до кафе, в котором вчера Лота и Скорин пили кофе. Шлоссер был молчалив и сосредоточен. Девушка притихла, несколько раз пыталась заговорить, наконец собралась с духом и сказала:
— Словно охота, барон.
— Охота? — не поняв, переспросил Шлоссер, улыбнулся: — В нашей профессии главное — не оказаться дичью. Однажды, в Москве… — Он замолчал и, щелкнув пальцами, подозвал хозяйку. — Два коньяка, пожалуйста.
— Что в Москве, барон? — тихо спросила девушка.
Шлоссер подождал, пока хозяйка принесла коньяк, пригубив рюмку, взял Лоту за руку.
— Я говорил, Лота, что вы интересная девушка? Не говорил? Странно.
А в близлежащих домах хлопали двери, испуганные хозяева рассматривали фотографию Скорина. Люди в немецкой форме торопливо поднимались и спускались по лестницам. Их каблуки дробно отсчитывали ступени и секунды. Двери открывались и закрывались.
Круг суживался.
Скорин в это время уже возвращался в Таллинн. Естественно, что в управе снова «ошиблись», на указанном хуторе о семье Таар никто даже не слышал. На дорожном указателе было написано: «До Таллинна семнадцать километров». Сбросив скорость, разведчик свернул на проселочную дорогу, затем свернул в лес. Скорин вышел из машины, размял ноги, взглянул на часы.
Расстелив плащ, он лег, блаженно расслабившись, смотрел в голубое безоблачное небо. Весенняя ярко-зеленая трава, еще жидковатая, но зато ароматная, привлекла даже птиц. Они пикировали вниз, едва коснувшись зеленого ковра, снова взмывали вверх, чтобы, захлебываясь, накричаться в ветвях деревьев и вновь ринуться вниз. Казалось, Скорин пригрелся на солнышке, задремал, но, открыв глаза и вновь взглянув на часы, он поднялся, лениво, расслаблено шагая, подошел к стоявшей в перелеске машине, открыл багажник, достал чемодан с рацией. Шифровка была приготовлена заранее. Проработав на ключе около трех минут, Скорин свернул рацию, вывел машину на шоссе и прибавил скорость.
Круг поисков замкнулся. Хозяин, у которого Скорин снял квартиру, взглянул на предъявленную фотографию, испуганно кивнув, втянул голову в плечи. На эти плечи тотчас опустились дюжие руки, они вытащили хозяина на лестничную площадку.
Ожидая доклада, Шлоссер в кафе развлекал Лоту.
— Я неравнодушен к слабому полу. И будь моя воля, жил бы в имении, ухаживал за красивыми женщинами. Изредка ходил бы на охоту, но не стрелял. Вы не поверите, но я не люблю убивать. Все живое прекрасно и создано для жизни. Так же, как вы и я. Красоту надо уметь чувствовать…
Дверь кафе распахнулась, офицер вытянулся и козырнул. Шлоссер кивнул ему, допил коньяк, подал руку Лоте.
Шлоссер, выслушав доклад о том, что квартира найдена и в ней обнаружен тайник, установил за квартирой наблюдение. Приказал, чтобы капитана не трогали, но и не спускали с него глаз, о всех передвижениях Кригера по городу докладывали бы немедленно.
Шлоссер простился с Лотой, вернулся в свой кабинет, где ему сообщили, что перехвачена новая шифровка, переданная из пригорода. Кроме того, на столе лежал конверт с берлинским штемпелем. Вскрыв конверт, Шлоссер узнал, что Пауль Кригер в Берлинском университете не учился. Итак, капитана можно арестовать. Правда, сначала майор хотел бы получить томик стихов Гейне, о котором рассказывала Лота.
Размышления Шлоссера нарушил приход гауптштурмфюрера Маггиля. Барон вышел из-за стола.
— Очень рад, гауптштурмфюрер. Давненько вас не было в моем кабинете.
— Здравствуй, Георг. Оставь свой официальный тон. — Маггиль пожал барону руку, тяжело отдуваясь, опустился на диван. Ты же прекрасно знаешь, что меня не было в городе.
— Да, да. Я стал рассеян, Франц. Ты ездил ловить русских бандитов. Как прошла поездка? Хочешь выпить? — Шлоссер подошел к шкафу. — Коньяк? Водка?
— Водка. Налей мне стакан водки. — Маггиль, достав из кармана платок, вытер лицо и шею. — Операция прошла неплохо. Неплохо, Георг. Но они страшно упрямые люди. Мы всех их зовем русскими. — Он взял у Шлоссера стакан, выпил, громко фыркнув, замотал головой. — Спасибо, хорошо. Ты знаешь, Георг, в этой стране сотня разных племен. Маггиль, о чем-то вспоминая, протянул Шлоссеру стакан. — Еще, пожалуйста. Сотня племен, и все упрямые. Как быки на нашей ферме.
Шлоссер вновь наполнил стакан и, думая, зачем вдруг пожаловал Маггиль, посмотрел на него и добродушно улыбнулся.
— Ты устал. — Он налил себе полрюмки коньяку. — Не хочу надоедать советами, но не надо много пить, дорогой Франц. Алкоголь расшатывает нервы. В нашей работе необходимо спокойствие.
— Алкоголь! — Маггиль выпил. — А кровь не действует на нервы? Наша работа… У нас разная работа, господин барон. — Он замолчал, провел ладонью по лицу.
— Каждому свое, дорогой Франц. — Шлоссер отрезал кончик сигары. Но водка действительно расшатывает нервы. — Уже поняв, зачем пришел Маггиль, барон решал, какую пользу можно извлечь из его визита.
— Сидишь, перебираешь бумажки! Думаешь! — Маггиль вскочил, открыв рот, хотел что-то крикнуть, но неожиданно рассмеялся.
— Извини, Георг! Разреши, я еще налью себе, моим нервам водка приносит пользу. Врачи все врут. — Он подошел к столу, вылил остатки в стакан. — Я, сын скотовода, вступил в партию, затем в СД, наконец, стал гауптштурмфюрером СС и решил, что обскакал Георга фон Шлоссера. Ха! — Он подошел к Шлоссеру, который, покуривая сигару, сидел на ручке кресла, слушал, улыбался и то поглядывал на Маггиля, то любовался своими черными лакированными туфлями.
— Иди! Иди сюда! — Маггиль, взяв его за руку, потянул в центр кабинета. — Стой, смотри в это зеркало! Что ты видишь?
Шлоссер послушно встал рядом с гестаповцем, взглянул в зеркало, поправил манжеты, переспросил:
— Что я вижу? Двух молодых мужчин. На мой взгляд, довольно интересных…
— Перестань! Чистенький костюмчик, рубашечка… Ты чистенький, барон Шлоссер! В этой форме рядом с тобой, — Маггиль подтянул портупею, — я похож на мелкого полицая. Разве нет?
Шлоссер не ответил, а Маггиль снова оглядел его с головы до ног и насмешливо продолжал:
— Если мы попадем в лапы к русским, то ты, Георг, будешь отправлен в Москву. Тебя будут вежливо допрашивать. Тюрьмы тебе не избежать, но ведь только тюрьмы. Меня ж в лучшем случае просто расстреляют.
— Я не папа римский, индульгенций не выписываю, — перебил Шлоссер. — Не надо исповедоваться, Франц. Я атеист. Верю в торжество разума. Пить ты больше не будешь. — Он запер бар, занял свое место за столом, сделал вид, что углубился в работу.
Маггиль снова уселся на диван, несколько секунд не двигался, сцепил пальцы в замок, хрустнул ими и стал внимательно разглядывать руки. На лице гестаповца появилось задумчивое, мечтательное выражение. Неожиданно глаза у него сузились, словно выбирали мишень. Он медленно стал гладить пальцами кисть руки, покрытую густыми рыжеватыми волосами, выбрал один, выдернув волосок, тяжело вздохнул.
— Я очень чувствительный человек, Георг, — сказал он, крепко захватил следующий волосок, дернул и тонко вскрикнул. — Когда дома резали свинью или теленка, я всегда ужасно переживал. От одного вида крови у меня болит голова. Если свинью режет специалист, то она успевает только взвизгнуть, потом вытягивается и замирает. Жизнь из животных уходит сразу, конечно, если режет профессионал.
Шлоссер, перестав копаться в бумагах, смотрел на гестаповца. Тот рассказывал медленно, делал большие паузы, сосредоточенно разглядывал свои волосатые кисти, сладострастно улыбаясь, выдергивая по волоску.
— Я такой сентиментальный, Георг. Я очень чувствительный, совсем не переношу боли и не могу видеть, как другие люди мучаются. Я ужасно переживаю, когда Вальтеру — это один из моих парней — приходится прибегать к помощи «аптечки». Он, конечно, грубая скотина, этот Вальтер. У него совсем нет нервов, зато чувство юмора потрясающее. Представляешь, Георг? Эта скотина Вальтер смастерил целый набор разных инструментов. — Маггиль выдернул очередной волосок. — Никелированные щипчики, стальные иглы, всякие тисочки… Надо видеть, описать трудно… Пользуется ими при допросах. — Он погладил свою руку, не разжимая плотно сдвинутых губ, рассмеялся. — Ужасный шутник Вальтер! Уложил инструменты в аптечку с крестом, и прежде чем открыть ее, всегда надевает белый халат и резиновые перчатки.
