Альберт Зарипов - Первомайка
- Товарищ старшлейтенант, они будут петь покруче, - подал голос дозорный с вала, предвкушающий внеплановую замену на фишке:
«Прощай, солдат. Сказал комбат. Поцеловал холодный лоб. И родокам отправил гроб».
- Вот я тебя сейчас отправлю одного за дровами в лес или за водой на речку, - беззлобно проворчал я, карабкаясь по скользкому склону. - Ты куда-то собрался? Правильно, что никуда. Ну-ка прикрывай командира группы, пока он осматривает поле грандиознейшей битвы.
- Вот это находка. И в нашей группе нашелся поэт-песенник. Прямо самородок какой-то, - сказал, вставая, Стас. - Теперь и у нас покоя не будет…
- Да ладно. Пусть тренируются, - махнул рукой майор. - Не зарывать же талант в землю. Выделим им днем какое-то время, и пускай наяривают про своего комбата-солдата. Может, чего и получится. Вот только как сам командир батальона отреагирует на эти частушки?
Я уже занял наблюдательный пост и стал осторожно осматривать местность в десятикратную оптику, стараясь не обращать внимания на шум и смех за спиной…
Откуда-то издалека опять начала работать наша агитационная установка. В ее бормотанье было довольно тяжело разобрать какие-либо слова, но, скорее всего, наши агитаторы опять предлагали Радуеву сдаться и обещали боевикам гуманное отношение при сдаче в плен. Село на эти посулы ничем не отвечало, и только редкие автоматные очереди боевиков изредка заглушали еле слышную речь диктора.
У боевиков после штурма радостное предвкушение скорого возвращения домой сменилось лишь озлобленностью и ненавистью к России. До границы с Чечней оставалось каких-то полтора километра, но стало очевидно, что федеральная власть не даст боевикам просто уйти из села. Во время вчерашнего штурма погибло более тридцати боевиков, и теперь их свежие могилы маленькими земляными холмиками чернели среди засыпанных снегом погребений сельского кладбища. Ночью заложники вырыли для них отдельные могилы, и если будет новый штурм Первомайского, то потери боевиков увеличатся. Уже к вечеру радуевцы восстановили поврежденные укрепления и вновь были готовы сражаться до последнего.
Наши группы тоже готовились к новому штурму. Солдаты, насколько позволяла обстановка, отсыпались и отъедались, набираясь сил, чистили оружие и готовили боеприпасы. Вечером, направляясь на минирование местности, мы взяли с собой только две гранаты Ф-1. Быстро установили их на прежнем месте и отправились обратно.
В эту же ночь в ста - двухстах метрах правее моего правого фланга на валу расположился капитан-артиллерист с двумя бойцами и АГС-17. Установив на гранатомет оптический прицел с подсветкой и вооружившись ночным биноклем, капитан надеялся обнаружить на сельском кладбище боевиков в тот момент, когда они будут хоронить тела своих товарищей, погибших от обстрела села артиллерией и авиацией. После обнаружения он собирался выпустить одну за другой две коробки ВОГ-17, чтобы эдаким «ковровым гранатометанием» накрыть все кладбище и поразить кого-нибудь из боевиков. Лично мне не понравилась эта затея, поскольку кладбище есть кладбище, и нарушать его покой было большим грехом. Кроме того, тела погибших чеченцев будут, скорее всего, хоронить захваченные дагестанцы под присмотром одного-двух боевиков. И в случае массированного обстрела могли погибнуть непосредственно сами заложники. Но мои доводы не остановили артиллерийский расчет второй группы, и они пошли мимо нашей дневки далеко вправо. Слава богу, ни этой, ни другой ночью они так никого на кладбище не засекли.
В среду 17 января до нас довели новую директиву командования: штурм села начнется завтра с артиллерийской подготовки в девять утра. По Первомайскому будут бить 122-миллиметровые гаубицы и реактивные установки «Град». Поскольку стволы у гаубиц и реактивных систем залпового огня сильно изношены, то разлет снарядов предполагался большой. Поэтому нашим группам предстояло штурмовать село только после окончания артподготовки. Мы должны были вновь добраться до остатков развалин и имитировать «мощную» атаку. Вот только людей в наших двух группах стало меньше: у меня уже был эвакуирован раненый пулеметчик и был готов к эвакуации боец Дарьин с загноившейся и распухшей рукой, а у Златозубова в госпиталь были отправлены один тяжелораненый и двое солдат со средними ранениями. Поэтому утром мы с Валерой подошли к комбату с просьбой вызвать из батальона несколько солдат для усиления групп. Нам было дано «добро», и через полчаса мы по радио передали дежурному по ЦБУ нашей части фамилии солдат, которые должны были пополнить наши атакующие подгруппы.
- Не поув Ваус поув - в квакающих и булькающих звуках и я, а затем и Валера так и не смогли разобрать смысл ответа дежурного.
Все встало на свои места, когда к радиостанции подсел Костя Козлов, который сразу же перевел нам хрюканье, мяуканье и урчание на русский язык:
- Он говорит: «Не понял вас. Повторите фамилии бойцов». Давайте мне данные, которые нужно передать!
Он включил клавишу передачи и начал нараспев говорить фамилии вызываемых нами разведчиков. Мы с Валерой терпеливо ждали окончания сеанса радиосвязи. Наконец-то старший лейтенант Козлов стянул с головы наушники:
- Все приняли нормально. Ждите вертолета.
- Ну, Костя, спасибо, - сказал Златозубов, вставая и отряхивая снег с колен. - А то бы мы в этом кваканье ничего так и не поняли. Похуже, чем телефон ЗАС будет.
- Это дешифратор? - спросил я связиста, показывая на зеленую коробочку, прикрепленную к корпусу радиостанции.
- Ну, почти это - блок засекречивания. Он наш сигнал зашифровывает, а поступающий к нам сигнал расшифровывает. Там, на узле связи стоит точно такой же блок, который работает на дежурного.
- А нас никто не перехватит? - спросил Валера.
- Ты уже расшифрованный сигнал не понял! - засмеялся наш связист. - А они в эфире если и услышат, то какой-то непонятный скрип, свист и скрежет.
А чтобы расшифровать наши переговоры, то понадобится суперкомпьютер.
- В Пентагоне стоит один «КРЕЙ», второй - в Аннаполисе, в штабе ВМС.
А третий где-то рассчитывает ядерные взрывы, - блеснул я своими знаниями об американских супер-ЭВМ.
- Вот-вот. Им понадобится года два-три, чтобы расшифровать фамилии ваших солдатиков.
- Ну и пусть расшифровывают, - рассердился Златозубов. - Наши куканы через год уже дембельнутся, так что не жалко.
- А эти духи? - спросил я, показав рукой на Первомайское.
- Если им каждому дать по персональному компьютеру, то они лет пятьдесят будут копошиться. Так что это почти бесполезно, - засмеялся начальник связи батальона и повернулся к своей дневке. - Может, к костру пойдем?
Но наши костры пылали гораздо сильнее и жарче, а потому мы вежливо отказались и пошли к своим группам, где нас, командиров, очень любили, уважали и могли предложить нам вдоволь погреться и поспасть, поесть и напиться чаю.
Сегодня в полдень по селу должна была сработать для пристрелки и психологического устрашения боевиков одна установка «Град». БМ-21 должна была выпустить всего «полпакета», то есть половину боезаряда. Нас предупредили об этом утром, и к назначенному часу все солдаты и офицеры сидели в канаве. Нам сообщили также о том, что у артиллерии не только изношены стволы из-за старости установок, которые еще в Афгане начали свою службу. В батареях из-за отсутствия денег на ремонт не было специальных машин, учитывающих топографические и метеорологические условия, которые могут влиять на траекторию полета снарядов. И точность попадания зависела от умения старших офицеров батарей математически правильно рассчитать исходные данные для стрельбы. Поэтому мы и сидели в канаве, надеялись на расчеты артиллеристов и ждали, когда же громыхнет. За пять минут я и Гарин не выдержали: выскочили из укрытий и заняли на валу удобные места с биноклями в руках.
Где-то в далекой тишине раздалось какое-то гудение. В воздухе прошелестели первые снаряды, и перед нами с грохотом стали появляться огромные фонтаны из огня и земли. Сегодня военная удача была на стороне артиллеристов: только два первых снаряда попали в дома на северной окраине села, все остальные разорвались между окраиной и заброшенной фермой. Хотя до разрывов было метров триста, но зрелище было впечатляющее, да и над нами изредка пролетали осколки. Когда установилась тишина, мы со Стасом посмотрели друг на друга и протяжно сказали: «пиздец» и «охуеть». Кто из нас произнес какое именно слово - это не важно, но мы были в шоке от увиденного. Сотни килограмм взрывчатки взорвались за считанные секунды, все поле было перепахано воронками, ветром донесло противный запах тротила, а через минуту боевики опомнились и стали яростно поливать огнем все вокруг.
- Да. Если завтра по деревне ударит вся наша артиллерия, то я не завидую боевикам и заложникам, - с сожалением сказал Стас. - Ведь полдеревни сметут к чертовой матери.
