Роман Кожухаров - Штрафники на Зееловских высотах
– Да ну!.. Ну, дела… – обрадованно вскрикнул Липатов. Он в глубине души и сам не особо верил, что сумеет добросить.
Вдруг радость на его лице сменилась озабоченностью.
– Едрить твою в дышло… – пробормотал он. – Где взрыв-то?.. Неужто бракованная?..
Не обращая внимания на свистевшие вокруг пули, он высунулся над бревном.
– Видать, протухшее «яйцо» оказа… – попытался сострить Латаный, но его перебила матерная ругань Липатова. Лицо его вытянулось.
– Вот гады… – пробормотал он и вдруг пригнулся. О самый верх бревна что-то стукнулось и, отскочив, упало в ноги Латаному, ударившись о голенище сапога.
– Что это?.. – спросил он, испуганно отдернув ногу, и вдруг заверещал:
– Яйцо-о! Яйцо-о!..
Липатов толкнул его и, схватив гранату, что есть силы бросил прочь от себя. Граната взорвалась в воздухе, пролетев с десяток метров в сторону противника.
Оба солдата лежали, прижимаясь затылками к бревну и очумело глядя друг на друга.
– Ерунда какая-то… – проговорил наконец Липатов и, подтянув к себе винтовку, отвел затвор и вставил обойму с патронами.
– Не может быть… Сколько времени-то прошло… – отозвался Латаный. Было видно, что его здорово трухануло. – А как она об ногу мне ударила, меня словно током прошибло. Все, думаю, пришла пора: щас в Могилевскую губернию отправимся…
Латаный вдруг сел и, пригнувшись, возбужденно заговорил. Пережитый страх толкал его выговориться.
– А все вы, товарищ замкомвзвода… Если не вы, кранты нам… – быстро-быстро говорил он и после паузы продолжил: – Неужто та самая была?.. Не поверю ни за что…
– Ладно… хорош тараторить… – буркнул, не глядя на бойца, Липатов. Он прилаживался щекой к прикладу, высматривая цель. – Фашиста бить надо… А то они щас по нам из пулеметика своего так затараторят, только слушай…
Латаный послушно подтянул к себе ПТР.
– За этих не беспокойтесь… – проговорил он. – Я их в два счета уделаю… Вот увидите. Пусть только из воронки своей высунутся. Я их уделаю… Но как он, гад, умудрился обратно нам ее вернуть. А ведь тоже горазд бросать… Метко киданул… Вот это волейбол получился…
– Ага… яйцом фашистским… – вдруг усмехнулся Липатов.
Латаный тут же разразился смехом и так зашелся, будто его судорога скрутила.
– Вот оно нам и устроило фейерверк… В полете… – сквозь смех еле выговаривал он. – Шпок – и на скорлупки!..
XLI
На левом фланге у немцев заработал пулемет. Он бил наискось, пытаясь простреливать всю ширину обороны штрафников. Осмелевшие от огневой поддержки минометов и пулемета фашисты снова полезли в атаку. Но тут же в них полетели гранаты штрафников.
Пулеметный расчет утюжил позиции старательно, но слишком прямолинейно, «по-школьному», как выразился Кокошилов: не меняя ритма и траектории, сначала проводил очередью слева направо, а потом в обратную сторону.
Из-за слишком широкого разброса стрельбы вражеского пулеметчика штрафники тут же приноровились выгадывать безопасную для броска секунду. Только просвистит над головой очередная порция вражеских пуль, обкарнает и без того обгрызанные осколками и пулями ветки кустов самшита, как тут же «метатели» – двое или трое бойцов, наиболее умелых и точных в метании гранат, – по команде командира отправляют «яйца» и «колотушки» в цепь наступающих немцев.
– У нас тоже гранатометы не только одноразовые имеются… – с иронией, вызывая злой смех товарищей, кричал Кокошилов после очередного броска. В последний раз он запустил «колотушку» на все шестьдесят метров, свалив с ног двоих фрицев.
Гранаты неумолимо расходовались, несмотря на все меры экономии. Это же касалось и патронов. Штрафникам было приказано вести огонь одиночными, но это получалось только у тех, кто стрелял из трофейных винтовок. У вражеских пистолетов-пулеметов режим стрельбы одиночными отсутствовал, и бойцы никак не могли приноровиться выпускать короткие очереди, выстреливая порой по полрожка за один раз. И толку от такой стрельбы было мало. Приспособленный для ближнего боя «шмайсер» вхолостую разбрасывал патроны, летевшие в «молоко».
XLII
Гранаты Аникин приказал кидать не всем подряд, а передать в пользование «метателям». Среди них заслуженно выделился Кокошилов.
– Хорошо летит, зараза!.. – нахваливал он вражеские «колотушки». – Рукоять удобная… Вишь, как у нее центр тяжести расположен!..
– Ты давай не выпрыгивай без надобности!.. – окриком осадил его Аникин, залегший метрах в пяти правее. – А то сейчас тебе фашист начистит центр тяжести… крупнокалиберным…
Из грохота минометных мин выбился другой, равномерный рокочущий грохот. Аникин прислушался. Так и есть, гул тяжелой техники. Значит, опять пожаловали, гады ползучие… Что ж, погибать, так с музыкой.
Андрей попытался оглядеться в бинокль. Но на северо-запад от фольварка не было никакого намека на вражеские танки и «самоходки». Откуда ж они обходят? Неужели со стороны канала? Но его берега слишком отвесные, хуже противотанкового рва. Не могли немцы соорудить переправу под танки за такое короткое время.
Вдруг грохочущий залп накрыл штрафников, заставив кого-то вздрогнуть, а кого-то вжаться в землю. Неожиданнее всего было то, что звуковая волна грохота накрыла их со спины. Аникин ошарашенно оглянулся вокруг. Неужели обошли с тыла?
* * *В этот миг на той стороне канала взметнулись ввысь земляные снопы взрывов. Мощные, по калибру, скорее всего, артиллерийские. Наши? ЗИСы? Не может быть… Андрей и его подчиненные уже настолько разуверились, что им окажут какую-нибудь поддержку, что скорее бойцы готовы были поверить в самое худшее: что их обходят, беря в кольцо, свежие силы фашистов.
– Товарищ старший лейтенант… товарищ старший лейтенант… – За плечо Аникина тряс Каданцев.
Его потное перепачканное лицо сияло от радости, и правой рукой он все время тыкал в сторону фольварка.
– Наши, товарищ старший лейтенант… Со стороны насыпи идут…
Аникин вскинул свой бинокль. Вдали, за полуразрушенным хозяйским домом, виднелись малюсенькие темно-зеленые коробки. Сначала Андрей заметил две, потом из-за развалин показалась еще одна, потом еще.
– Вроде на «тридцатьчетверки» не похоже… – воодушевленно проговорил Аникин.
– Да вы что… – рассмеялся в ответ Каданцев. – От «тэшки» пыль бы стояла столбом. У нас же выхлопы – в землю. И рев посильнее… А тут аккуратный такой гул, и не пылят, как черти… Это «самоходки», семьдесят шестые. Пушечка послабее нашенской, но ЗИС – тоже ничего… Немцу вжарить могут – будь здоров…
«Наши!..» – эта весть вмиг, как электрическая искра, прошла по цепочке штрафников. СУ-76 медленно, по диагонали, пересекали территорию фольварка, приближаясь к северо-западному углу поместья, где цеплялась за оборонительный рубеж горстка штрафников. Неожиданная огневая поддержка орудий русских «самоходок» оказала обескураживающее воздействие на наступавших немцев.
Враг спешно бросился отступать на ту сторону канала. Но там их встречали осколки снарядов русских «саушек». Экипажи СУ-76 методично обработали ельник на том берегу, подавив минометные расчеты врага, а потом перевели огонь в глубь немецких позиций, в сторону Ратштока, начав работу по целям, выявленным в ходе разведки боем, проведенной штрафной ротой.
Глава 4
Буря и натиск
I
Шум боя, который доносился до хутора с востока, стал нарастать к полудню. Сплошная завеса черного дыма поднялась вдали, со стороны обсаженной ветлами дороги. Она продолжала чадить, заслонив полнеба, под нескончаемый далекий гул канонады. Этот гул, поначалу неясный, сплошной, становился все сильнее, отчетливее, расчленяясь на отдельные гроздья громовых звуков.
Эти раскаты сыпались и сыпались без остановки, неумолимо приближаясь к линии обороны, которую спешно достраивали саперы вместе с танкистами и истребительным противотанковым подразделением лейтенанта Дамма. На этот счет было получено специальное распоряжение командира батальона, и теперь все «панцершрекеры» поголовно орудовали кирками и лопатами, обустраивая огневые позиции для «хетцеров», следом за которыми сюда засветло шумным, многочисленным зверинцем прибыло по взводу «ягдпантер» и «тигров». Все это рокочущее, рыкающее, лязгающее бронированное стадо стремилось в считаные часы занять свои места и обустроить их для отражения натиска русских.
Оберлейтенант Бевинг на полную катушку использовал карт-бланш, полученный от командира батальона. Он взял командование строительными работами в свои руки, развернув бурную деятельность. Видимо, это в немалой степени сказалось на том, что и без того зеленое от злости и похмелья лицо лейтенанта Дамма стало покрываться багровыми пятнами.
Дамм, закусив мертвенно-бледные губы, помалкивал, с болезненным видом вышагивая взад-вперед вдоль траншеи и изредка немощным голосом пытаясь изобразить подобие строгого приказа. Над траншеями, как удары пастушьего хлыста, выстреливали распоряжения Бевинга, смешиваясь с ревом моторов тягача и «самоходок».
