Владимир Возовиков - Особое задание
Появился танк комбрига, за ним — тягач. Соскочив с брони, полковник быстро подошел к танкистам, прервал доклад лейтенанта:
— Спасибо, гвардейцы, видел вашу работу. Сейчас эвакуируйтесь вместе с танком, отдыхайте. Утром получите новую машину, из отремонтированных. — Кивнул на разбитую пушку: — Больно кусаются «кобры»?
— Больно, — признался Павлов. — А всё же мы вышибли зубы этим гадючкам.
— Ещё не всем. Там, на высоте, похоже, главное змеиное гнездо, — полковник указал в сторону гребня, где закреплялись наши автоматчики. За гребнем и неширокой долиной в наступающих сумерках мрачно горбатилась длинная высота, превращенная в мощный опорный пункт вражеской обороны.
— Товарищ полковник. Разрешите нам помочь ремонтникам? К утру наш танк будет в строю.
Комбриг пристально глянул в израненное лицо лейтенанта и только сказал:
— Спасибо, гвардеец. Но сначала перевяжись и отдохни. — Он знал глубокую привязанность танкистов к своей машине, на которой уже побывали в бою, их затаенную веру в неё. К тому же сейчас дорог каждый танк, а они в батальонах наперечет.
Вражеские пушки с изображением змеи на стволах и щитах тревожили комбрига. Полчаса назад он допрашивал пленных вражеских пехотинцев, и ему стали понятны причины тяжелых потерь бригады. Пленные сообщили: на этом участке обороняется особая противотанковая часть. Ей гитлеровское командование доверило новые пушки с повышенной начальной скоростью снаряда. К тому же снаряды «кобр» обладают кумулятивным действием, они способны прожигать броню любого танка. Часть укомплектована тщательно проверенными, хорошо обученными и обстрелянными солдатами и офицерами. Пленные утверждали, будто с каждого артиллериста взята подписка в том, что он не отступит с позиции, не сдастся в плен и не допустит захвата противником его оружия. Того, кто нарушит обязательство, заранее приговорили к смертной казни. Расстрелу подлежала и его семья.
Полковник Вовченко уже не сомневался, что бригада столкнулась с новым оружием врага, во всяком случае, новым для неё. Он немедленно доложил об этом командиру корпуса П. А. Ротмистрову. Знал полковник и о том, что после разгрома под Москвой гитлеровское командование применяет самые варварские методы устрашения с целью повысить стойкость своих солдат в бою. Поведение расчетов «кобр» подтверждало показание пленных. Значит, имелись основания верить им, что на высоте, которую завтра предстояло атаковать бригаде, сосредоточены главные противотанковые силы фашистов, состоящие в основном из новых орудий.
Как уберечь батальоны от новых тяжелых потерь? Очевидно, мощному вражескому оружию следует противопоставить не только смелый натиск, но и свою тактику. Об этом напомнил и генерал Ротмистров: «Воюйте с умом, не лезьте наобум — берегите людей и технику. Корпус поддержит вас всеми средствами. Эта высота — ключ к их обороне на здешнем участке, и завтра к полудню она должна быть в наших руках!»
В сумерках комбриг собрал комбатов, их заместителей и командиров рот, коротко обрисовал ситуацию, спросил совета. Молодые командиры с усталыми, суровыми лицами заговорили не сразу. Про себя оценивали нынешний бой, вспоминали прошлые, когда вот так же случалось сталкиваться с сюрпризами врага. Наконец, комиссар батальона Ларченко произнес:
— Ночная атака с вынесенными фарами…
Ещё с полминуты было тихо, потом раздался оживленный гул голосов. Боевые офицеры-танкисты сразу уловили мысль товарища и по достоинству оценили её. Детали обдумывали недолго.
После тяжелого дневного боя фашисты вряд ли предполагали, что русские способны продолжать атаки ночью, и всё-таки держались настороже. Осветительные ракеты то и дело разрывали тяжелый мрак, с высоты остерегающе постреливали крупнокалиберные пулеметы, их трассы, словно смертоносные щупальца, обшаривали «ничейную» полосу и наш передний край. Темно и тихо было в расположении передовых батальонов танковой бригады, а между тем под покровом ночи здесь совершалась та напряженнейшая работа, которая предшествует атаке. Экипажи наполняли машины боеприпасами и горючим, вместе с ремонтниками устраняли повреждения и тщательно проверяли механизмы. Укрытые от вражеских глаз брезентом, там и тут вспыхивали голубые огоньки газосварки. Готовились к атаке автоматчики, пулеметчики, артиллеристы. Саперы после полуночи доложили, что в минных полях перед высотой сделаны проходы…
Было ещё далеко до рассвета, когда от могучего грохота корпусной артиллерии задрожала земля. Несколько минут огненный ураган бушевал над передними траншеями врага, а когда он откатился к вершине и дальше, фашисты увидели за тающим дымом и пылью надвигающиеся на них снопы света, услышали знакомый им, холодящий душу гул русских дизелей и жесткое постукивание танковых траков.
Уцелевшие после артналета расчеты «кобр» бросились из укрытий к своим пушкам. Они сразу догадались, что русские специально включили фары танков, чтобы в ночной атаке давить на психику противника, но этот прием мало подействовал на отборных головорезов. Опытные противотанкисты, они хорошо знали, на каком борту у «КВ» и тридцатьчетверок расположены фары, уверенно выносили точку прицеливания от рефлектора, чтобы снаряд угодил в середину лобовой брони.
Фары — не прожектора, они, попадая лучом в прицел, слепят не настолько, чтобы наводчик потерял точку прицеливания и промахнулся. Выходит, русские сами облегчили артиллеристам противника стрельбу по своим танкам?..
С высоты навстречу атакующим засверкали острые, злые огни «кобр», их резкие, сухие выстрелы слились в сплошной грохот. Смутная, изорванная огнями тьма всасывала трассы снарядов, они уходили в неё, как в бездну, а горящие фары неумолимо надвигались на высоту — ни одна не погасла, ни одна не остановилась, и нигде не вспыхнул газойлевый костер подожженного танка. Растерявшиеся расчеты начали обстреливать светящиеся фары с разных сторон, но результат был тот же, вернее, не было никакого результата — снаряды уходили в пустоту. Казалось, эти лучи и гул, и грозный скрежет траков рождают какие-то бестелесные существа, неистовый огонь «кобр» становился панически бесприцельным. А советские танкисты уже открыли ответный огонь с ходу по засеченным вспышкам орудий и пулеметов, огневые точки фашистов начали умолкать одна за другой.
Скат высоты был отлогим, «КВ» шли на большой скорости, а в таких атаках успех дела решается в считанные минуты. Когда в дрожащем свете ракет за дымом и пылью разрывов стали проглядывать силуэты боевых машин, когда гитлеровцы начали что-то понимать, было уже поздно. Под тяжестью броневых исполинов рушились накаты дзотов и блиндажей, исчезали пулеметные гнезда, минометные и артиллерийские позиции, советские автоматчики ворвались в траншеи…
Фашисты бежали с высоты, в полной сохранности бросив полтора десятка минометов, шесть «кобр», крупнокалиберные пулеметы и даже несколько зарытых в землю танков. К рассвету бригада, не потеряв ни одного танка, полностью очистила высоту и закрепилась на ней.
Когда полковник Вовченко приехал в батальон майора Амелина, наступавший в первом эшелоне бригады, танкисты, ещё разгоряченные боем, срезали с брони приваренные ночью железные стержни. С помощью этих стержней фары танков с электропроводкой были вынесены за габариты машин на несколько метров — оттого вражеские наводчики и расстреливали пустой воздух. Выслушав доклад комбата, командир бригады приказал тщательно укрыть танки и немедленно организовать систему огня в обороне — ожидалась сильная вражеская контратака.
— А всё же здорово мы провели фашистов, товарищ гвардии полковник, — не удержался комбат от выражения чувств.
— На танках — ни одной царапины. А днем только на моём прибавилось пятнадцать вмятин. Жалко, что в другой раз на эту приманку фашисты не клюнут.
Комбриг хитро спросил:
— Неужели у наших гвардейцев для другого раза смекалки не осталось?
— Осталось, товарищ гвардии полковник. До самого Берлина хватит.
С рассветом враг, разъяренный потерей ключевой высоты и, вероятно, разгромом особой противотанковой части, начал ожесточенные контратаки, поддержанные авиацией. До пятидесяти танков одновременно атаковало наши позиции. Гвардейцы пустили в ход и трофейное оружие. На самих фашистах испытали они их «кобры», выявили все достоинства и недостатки новых немецких пушек. А когда хорошо изучишь оружие врага, обязательно сумеешь противопоставить ему свое оружие.
Генерал умолк, но курсанты продолжали сидеть, не шевелясь. За всё время рассказа не зажглась ни одна сигарета. Наконец, кто-то спросил:
— А после, товарищ генерал, вы встречались с теми гадючками?
— Встречались. Да если б только с гадючками! Наша бригада, между прочим, едва ли не первая на фронте встретилась в бою с фашистскими «тиграми». Случилось это ранней весной сорок третьего, задолго до Курской битвы. Признаться, нам здорово тогда досталось, зато опыт потом пригодился и нам самим, и всем другим. А главное, мы исхитрились утащить у фашистов один «тигр» вместе с экипажем и отправили куда надо.
