Павел Яковенко - Герои смутного времени
Потом он стал думать, что было бы здорово, если бы им — офицерам — можно было бы постоянно носить с собой оружие. Это так окрыляет! Но потом он представил, как стреляет в этих двух местных, убивает… Потом местная милиция… И все — туши свет. Лучше сразу застрелиться.
«Застрелиться не раньше, чем убить этих двоих», — зло подумал Костя.
Тем не менее, когда его караул закончился, он сдал пистолет в оружейку, попрощался с дежурным по батальону, и отправился домой — на квартиру, которая находилась на две улицы ниже расположения части.
Настоящий удар ожидал его именно там. Престарелая хозяйка квартиры, между прочим, сообщила, что приходил какой-то Расул, и спрашивал его. Представился другом, сказал, что срочно нужен. Ушел очень недовольный. Пнул ногой калитку.
«Странные у тебя друзья!» — недовольно пробурчала хозяйка. Костя так и обмер. Только и нашел силы сказать — «Аборигены, что с них взять? Сами знаете» — и ушел к себе в комнату. Вечер резко перестал быть томным. Надо было что-то делать.
Первой мелькнула мысль, что надо бы сменить квартиру. Но потом Чепрасов скривился — куда бы он ни ушел отсюда, от воинской части не уйдешь. Все равно найдут. В батальоне кто-то «стучит» из местных — ежу понятно. Иначе откуда шпана узнала адрес его съемного жилья? Ведь об этом знали только в штабе, и его личный посыльный.
«Ладно», — подумал лейтенант. — «Предположим, я с ними встречусь. Что может быть самого плохого? Изобьют?». Но потом ему представился гораздо более страшный вариант. «Нарики могут пырнуть ножом. А что им? Обдолбятся, пырнут, и помнить не будут. У нас теперь за бутылку водки убить могут, а тут… Как мне не хватает пистолета!».
Следующие два дня лейтенант провел как на иголках. Все время трясся и оглядывался. В каждом гражданском местном ему чудились или Изам, или Расул. Страшно напрягало и то, что кучи гражданских шныряли по части. Местные военнослужащие раскланивались с ними, здоровались, и что-то деловито обсуждали. В свете этого у Чепрасова сложилось абсолютно правильное впечатление, что они ему не помощники. Продадут с потрохами. Ну, а если и не продадут, то вмешиваться все равно не будут.
Те люди, к которым раньше Костя относился с симпатией, сильно упали в его глазах. Только одно читалось для него в их облике, и поведении — равнодушие к его проблемам.
Естественно, что проблемы вверенного подразделения тут же вылетели у него из головы. Костя непроизвольно начал жаться к компаниям офицеров или прапорщиков из славян. Среди знакомых людей одной национальности было как-то легче. Он начал задумываться, кому пожаловаться, и у кого спросить совета.
В конце — концов, Костя не выдержал, и рассказал все немолодому майору — зампотеху. Майор относился к «пиджакам», возможно, в силу возраста, а оттого — наличия опыта и мудрости, вполне доброжелательно.
Улучшив момент, когда они с зампотехом остались вдвоем, лейтенант все ему и рассказал.
— Хреново, — сказал майор. — Они тут мстительные и настойчивые. Просто так не отстанут. Надо тебе к комбату подойти. Может, поможет чем? Хотя бы узнает, что за люди это… Он тут давно служит, у него подвязки всякие есть. Если он тебя не отмажет… Даже не знаю. Хочешь, я сам с ним поговорю?
Костя кивнул. Что ему еще оставалось делать?
Ночь прошла спокойно, а на следующий день Чепрасов снова ушел в караул. Помощником у него оказался на этот раз прапорщик Абдуразаков, у которого как раз недавно родился второй ребенок. Счастливый папаша был до нельзя хлебосолен. Вот и в караул он принес несколько бутылок водки, закуску, и позвал к себе дежурного с КТП. Как-то кстати оказался в парке и командир ремроты.
Вчетвером они составили теплую компанию, и к исходу четвертой бутылки в голове у Чепрасова созрел план. «Как это я раньше не догадался?» — попенял он себе.
— Я скоро приду? — сказал он Абдуразакову. — Ты тут за меня побудь немного. Ладно?
— А ты куда? — напряг мысли счастливый прапорщик.
— Я по делам, — веско ответил начальник караула, и помощник счел это объяснение исчерпывающим. Остальные два собутыльника только обрадовались — на оставшиеся две бутылки водки количество претендентов сократилось на целую четверть!
В коридоре караулки лейтенант загнал патрон в патронник пистолета, вновь поставил его на предохранитель, засунул за пазуху, и пошел искать Расула или Изама в городе.
В этом и заключался его гениальный план — найти их и напугать. А если не испугаются — застрелить. «Все равно терять нечего!» — подумал он, и чуть не заплакал. До того ему стало жалко хорошего себя.
Водка давала энергию, ноги работали без устали, а в голове формировались, раскрывались, лопались и исчезали самые разные образы. В основном преобладал один — вытянутая рука с пистолетом, и указательный палец, нажимающий на спусковой крючок. С пистолетом в кармане Костя не боялся ничего.
Без пистолета он был одним человеком — робким, угнетенным, беззащитным… С ним — совсем другим: уверенным в себе, смелым, и, как ни странно, великодушным.
Да, именно так! А впрочем, это и не удивительно. Когда человек ощущает себя хотя бы в относительной безопасности, он начинает гораздо мягче относиться и к окружающим. Человек, в безопасности себя не ощущающий, сам в напряжении, и срывается на всех остальных.
Где-то в течение часа лейтенант бесцельно кружил по городу. Он обошел рынок, почту, несколько крупных магазинов. Постоял на площади перед кинотеатром «Дагестан», сходил на автовокзал… И никого из тех, кого искал, не встретил. Зато постепенно начал трезветь. А когда стал трезветь, то сообразил, что если его сейчас увидит кто-то из вышестоящего начальства, то неприятностей потом не оберешься.
Костя еще раз окинул улицу, на которой находился взглядом в обе стороны, подобрался, и поспешил обратно в караул. И вовремя. Веселая компания совсем окосела. Дежурный по КТП ушел спать к себе, командир ремроты мирно дрых в сушилке, а прапорщик громко и со вкусом храпел на кровати.
Чепрасов сел за пульт, с сожалением разрядил пистолет… И почувствовал, как вместо уходящего хмеля в его сердце снова заползает страх. Как ни крути, а оружие сегодня надо будет сдать.
Перед самой сдачей караула папоротника удалось растолкать, и он, не выспавшийся, с гудящей головой, и очень недовольный, поплелся сдавать караульное помещение. Впрочем, проблем у него не возникло. Он потрещал о чем-то с другим таким же прапорщиком, на своем, на местном наречии, они пообнимались, и разошлись.
В другой раз такая сдача караула Костя весьма обрадовала бы — никаких тебе нудных препирательств по поводу плохо вымытых полов, разбитого стекла на лампе «Летучая мышь», некомплекта ложек и вилок в столовом помещении, и пыли под плинтусами. Сейчас все это было где-то очень и очень далеко. Честно говоря, лейтенант не против был бы остаться в карауле еще на некоторое время.
Но нет! Увы. Время прошло, бойцы погрузились в «шишигу», Чепрасов с Абдуразаковым залезли в кабину, потеснившись, мотор взревел, и автомобиль покатил к части. Ехали недолго — минут десять. Водитель посигналил перед КПП, наряд открыл ворота, «шишига» вкатилась во двор, бойцы высыпали из кузова, построились, и отправились вместе с прапорщиком сдавать оружие в оружейку. Лейтенант краем глаза увидел, как дежурный по роте открывает дверь в казарму. В свете фонаря в руке у него блеснула связка ключей.
Костя вздохнул, и поднялся на крыльцо штаба. Пистолет нужно было сдать дежурному по батальону, в ведении которого находилась оружейная комната, где хранилось все личное оружие офицеров части. Чепрасов взялся рукой за дверь… Потом решительно опустил руку, развернулся, и ушел через КПП к себе домой.
Воображение нарисовало ему картину, как он подходит к калитке, а там — в темном углу — сидят на корточках несколько человек, и ждут его. Костя остановился, достал пистолет, передернул затвор, и пошел дальше. Было темно, поздно, на улице — ни души. Лейтенант подошел к углу двора, и остановился. Прислушался. Было тихо. Он осторожно выглянул из-за угла. Никого. Тогда Чепрасов быстрым шагом подошел к калитке, открыл щеколду, прошел во двор, отпер своим ключом входную дверь, и скрылся в помещении.
Сразу стало много легче. В своей отдельной комнате, с пистолетом, все казалось не таким уж и страшным. Во всяком случае, снова появилась уверенность. «Ну почему!? Почему?! Почему я не могу ходить с оружием постоянно? Что за дикость? Что за дурость? У вас постараются отобрать пистолет — вы подвергаете свою жизнь опасности! С ума сойти! А без пистолета я не подвергаю? Без пистолета я не офицер, а беззащитная жертва. Я, простите, не Рэмбо, и голыми руками драться с десятью человеками не научен!».
Было очень похоже, что Костя уже репетировал пламенную речь в свою защиту. Как ни крути, но пистолетик-то он должен был сдать. Должен. А не сдал. Чем прямо и грубо нарушил воинский устав.
