Алексей Ивакин - Десантура
Хорошо, батя старый охотник. Перед войной медведя брал пару раз. Велел тут лежать и не шевелиться, пока он по следам ходит.
Артём не заметил, как начал дремать.
В снегу засыпается хорошо… Хоть и холодно… Да уже и не холодно… Тепло… Странное такое тепло… Нежно… Людка так же обнимала…
Внезапный шорох, сбивший снег с еловых лап, сбил сон. Шамриков ещё не успел проснуться, как уже вскочил на колени и выстрелил несколько раз на звук. И лишь потом протер глаза.
За густыми зарослями ельника кто-то грузно шевелился, издавая утробные звуки.
'Вот пожрем! Вот пожрем-то!' - мелькнула радостная мысль. Он, торопясь, натянул лыжи, щелкнув по обледенелым валенкам пружиной и поморщился - железяка опять ударила по самому протертому месту изъерзанной обувки. А потом скорым шагом побежал к месту где упал лось.
Шамриков раздвинул ветки и…
Густо обрызгав кровью снег, под ногами Артёма лежал отец.
- Батя, батя, батя!! - закричал сержант и упал на колени. Он обхватил руками лицо отца, приподнял голову, заглянул в глаза.
Почему-то ставшие голубыми. Ровно весеннее небо над ними…
Артём тряс отца, не замечая струйки крови стекавшей из уголка рта.
Он не заметил и того, как на выстрел сбежались бойцы, как кто-то бил его по мокрым щекам, как санинструктор сноровисто снимал полушубок со старшины…
Он пытался схватиться за винтовку, чтобы убить в себе удушливое чувство вины. Удушливое и колющее прямо в сердце.
Кто-то отопнул винтарь в сторону. Артём привстал на четвереньки и пополз к оружию. Но сильный удар уронил его, потом кто-то навалился на спину, заломив руки и больно замотав их чем-то за спиной.
А потом его волокли по снегу. Жесткий наст обдирал лицо, но он этого не чувствовал.
Он видел поголубевшие, слепые глаза убитого им отца.
Потом кто-то кричал в ухо. Но он этого тоже не слышал. Он слышал только хрипы убитого им отца.
Потом что-то вскипело внутри, злое, яростное, красное. Он попытался встать, но не смог, потому что все вокруг почернело от удара по голове. Его перевернули и начали связывать.
Но он не потерял сознание, нет. Просто все стало черным, мутным, крикливым, громким, стреляющим.
Потом он куда-то поплыл. Медленно так. Слегка раскачиваясь. Это его убаюкивало. Потом кто-то долго - совсем рядом - ругался на два голоса. Это когда земля перестала качаться. А перед глазами снова и снова всплывал отец.
А потом вдруг его приподняло снова. Затрясло, захолодело, заморозело - так что связанные руки и ноги окончательно онемели и перестали чувствовать.
Когда сержант Шамриков открыл глаза - над ним повисло деревянное небо.
Он повернул голову на бок. Деревянный горизонт ткнулся трещинками. Артём повернулся в другую сторону…
И увидел храпящего на соседней кровати отца. Тонкая нитка слюны стекала с густой его бороды.
'Приснилось!' - жадно выдохнул сержант. Потом с силой закрыл глаза и снова открыл. А потом сел на своей кровати. В белом исподнем. Чистом… Чистом?
Голова болела и слегка мутилась. 'Жарко как натоплено' подумал он и спустил ноги на пол. И тут же закричал от резкой, сильной боли в ногах, упав на пол.
Отец только вздрогнул и дернул головой, так и не проснувшись. А дверь распахнулась и к Артёму, валявшемуся на полу, подбежала женщина в белом халате.
- Что ты, милый, что ты! - подхватила она его под руки и потащила на обратно на кровать.
Артём попытался схватить ее за плечо но не смог. Вместо пальцев левой руки он увидел культю, замотанную свежим бинтом.
Он онемел. А потом, не обращая внимания на кряхтящую, закидывающую его на кровать санитарку, испуганно посмотрел на правую.
Из-под бинта торчали два черно-синих, обмазанных чем-то желтым, пальца. Указательный, кажется. И средний…
Санитарка закинула на матрас ноги, резко стреляющие где-то в районе голеней.
- Где я? - хрипнул ей сержант.
- В Выползово, солдатик, в тылу. В госпитале. Привезли тебя вчера. В госпитале, ты, милый.
Сержант уставился в некрасивое, рябоватое - как у Сталина! - мелькнула дурацкая мысль - лицо санитарки.
- Как в тылу? А батя? Что с ним?
- Живой твой батя, вчера сразу ему операцию сделали, - зачастила санитарка. - Селезенку удалили и из печени пулю достали. Хорошо все у него… Ещё спляшет у тебя на свадьбе, заместо… - осеклась вдруг санитарка. Потом неуклюже погладила Артема по щеке:
- Вот вас вместе в палате положили, чтоб ты не волновался.
От сердца отлегло. Сержант Шамриков снова посмотрел на отца.
Тот продолжал храпеть, приоткрыв рот.
- Ты тоже поспи, солдатик! - поправила она серое одеяло. А потом встала и пошла к двери. Приоткрыв ее, оглянулась и шепнула:
- Завтра к тебе следователь придёт. Из особого отдела. Ты поспи, не волнуйся, ничего тебе уже не будет…
Сержант ничего не успел ответить, как женщина закрыла дверь.
Он откинулся на подушку, пропахшую чем-то острым, больничным. И снова по рукам и ногам выстрелила жуткая боль.
Он заплакал. Но больше не от боли. От облегчения, что все хорошо. От памяти, что все плохо.
И лишь после этого вытащил руки из под одеяла.
А потом стащил локтями одеяло с ног.
Почему-то, ноги заканчивались чуть ниже колен.
Он с силой зажмурил глаза. Открыл. Снова зажмурил. Потом прикусил язык, чтобы не закричать.
А потом зубами стал развязывать бинты на кистях.
Долго развязывал. Санитарки бинтовали на совесть. Рычал, сплевывая нитки, но развязывал.
А когда снял бинт - увидел, что кистей нет, а там, где они должны быть начинаться - неровные красные, сочащиеся сукровицей свежие, пульсирующие болью швы, стянувшие края обожженной йодом кожи. Кожи, скрывающей под собой неровно опиленные кости ампутированных рук.
Артём замычал от отчаяния и с силой ударил страшными культями по краю кровати. И от боли потерял сознание.
Когда он пришёл в себя, то первым делом увидел сидящего рядом сержанта НКВД, внимательного разглядывающего лицо Артёма…
16.
- Да запил я. Достал НЗ и запил. А что мне делать оставалось? Командование бригадами перешло Гринёву, а затем ещё и Латыпов появился. Да ещё не забывайте про комиссаров.
- В каком смысле 'не забывайте', Николай Ефимович? - как все немцы, фон Вальдерзее очень четко выделял звук 'ч', произнося его как 'тч'.
- А вот, в прямом, - усмехнулся Тарасов. - Чтобы принять решение по бригаде, необходимо согласовать его с комиссаром. У меня подпись - у него печать. Это ещё не все. Бригадой вроде бы командую я. Так?
- А как же!
- А когда вышел на нас батальон из двести четвертой, то уже и не бригада. Уже оперативное соединение. А потом ещё Латыпов - как координатор. И получается, что соединением командует майор Гринёв. Приказы по бригаде отдаю я. И все это захерить может комиссар Мачихин.
- Только он?
- К счастью, только он. Комиссар двести четвертой вместе со штабом и остальными батальонами не смогли перейти линию фронта. Вот и сами посудите - три командира, один комиссар. И все должны коллективно принять решение. Одно решение. А в ситуации, когда…
Тарасов нервно себя хлопнул по коленям.
- Да! Я самоустранился! Я получил приказ фронта. Приказ! Передать командование Гринёву! А я тогда зачем? Скажи мне, обер-лейтенант, зачем я тогда нужен?
Фон Вальдерзее положил ручку на стол и поднял взгляд на Тарасова:
- То есть вы утверждаете…
- Да ничего я не утверждаю, - подполковник внезапно успокоился и обреченно махнул рукой, поморщившись. А потом засмеялся:
- Тепло у вас тут. Даже муха ожила в избе.
- Где, - непроизвольно оглянулся обер-лейтенант.
- У печки. Так вот… Перед атакой на Добросли я и напился в первый раз Спиртом. Закусывать было нечем, правда. Мне тогда и пары глотков хватило. С голодухи-то…
- Герр подполковник, давайте перейдем к делу, - немец снова взялся за перо. - Как вы считаете, почему ваша бригада не получала необходимого довольствия?
- Вы же делали радиоперехваты, неужели не догадались? - ухмыльнулся Тарасов.
- Меня интересует ваша точка зрения… - сухо сказал обер-лейтенант.
- Все просто… Все очень просто!
***Начальник штаба бригады майор Шишкин корпел над картой. Корпел, злясь на себя, на штаб армии, немцев и войну вообще.
Вот какой идиот рисовал эту…
Млять, без мата не скажешь.
Ну нет тут дороги. Нету! А на карте есть. И высота 9901 вовсе не здесь должна находиться!
Мать твою, было бы лето ещё можно было бы точнее координаты дать. А сейчас хрен пойми - озеро это или болото? Одинаково снегом занесены. И как проверить, если в этом году сугробы до метра высотой? Хотя похоже, что мы все-таки вот в этом квадрате. Или в этом?
Так…
С юга должно быть озеро, с севера тоже… Хотя нет. Это не озера по карте. Болота. Тогда похоже, вроде. Ну вот точно. Смотрим…
