Антон Блажко - Единственный чеченец и другие рассказы
— Уважаемые, ну его лезть сюда! Пообедайте с нами и валите к себе без обид по-хорошему, лады?
Тормознув попутку, чехи молча уехали и больше не появлялись. Заявился ли теперь кто из опущенных тогда деятелей, бойцы не разобрали, но держались прибывшие нагло. Горбоносый лысоватый пузан в камуфляже со «Стечкиным» на боку назвался помощником прокурора и без околичностей начал: решается вопрос о возбуждении уголовного дела по факту попытки срыва общенародных выборов. Направленный для охраны избирательного участка личный состав, пользуясь малозначительным либо сымитированным ими же обстрелом, умышленно взорвал и поджог здание, причинив значительный ущерб интересам государства, с трудом залечивающей раны республике и ее системе образования. После чего милиционеры самоуправно изъяли бюллетни, передав их военнослужащим федеральных сил, оказывали давление на членов комиссии и ряд должностных лиц, вынуждая их подписать лишенные какой-либо законной силы бумаги об отсутствии претензий. Все замешанные в преступлении лица должны проехать с нами. Кто руководил нарядом в ту ночь?
Во гад, как чешет, думали многие. Наверняка из прежних, где скороспелке увостриться так, чего ж тогда гнать волну, заставшие нормальную жизнь при совке обычно проявляли лояльность к центральной власти. Внутренне напружинившись, Чайкин готов был шагнуть вперед — "ну, я", однако Балинюк сказал преспокойным голосом:
— Документы, пожалуйста.
— Чво?
— Предъявите документы, уважаемый. В противном случае мне не с кем говорить.
Пыхнув, крепыш залез в карман и вытащил удостоверение на толстой цепочке с цветной фотографией внутри. Распахнув на миг, хотел тут же спрятать, но Балинюк остановил его:
— Не-ет, позвольте ознакомиться. — Вчитавшись, он достал книжку в тисненном переплете и черкнул туда ручкой с золотым пером. — Так-то лучше, господин Шахбиев Хаважи Таусович. Можем пройти в штаб все обсудить, а правомерность действий бойцов и командира, самоотверженно вынесших избирательные бюл… летени из-под огня, отражена в соответствующих документах.
— Ваши отписки у меня здесь, — прокурорский раскрыл кожаную папку и потряс ею, — кто такие Чайкин и… бывший старшим в школе?
Фамилию отделенного Годзиелевский и дома выговаривали не все, почерк у него тоже был весьма корявый. Сам он стоял тут же в цветастых шортах-трусах, отсвечивая бронзовыми плечами, лицо его заметно вытянулось, а чесавшая пузо рука замерла. Сунув пальцы за широкий ремень, командир ответствовал:
— Мои бойцы действовали законно и спасли выборные документы, никто давления не оказывал, у меня имеются подлинники всех бумаг. Показания бывают после возбуждения уголовного дела, что целому помпрокурора надо бы знать. Никто никуда не поедет, если требуются какие-то дополнительные объяснения, могу пропустить за охраняемый периметр лично вас. Остальных попрошу покинуть вверенную мне территорию и ближе трех метров к забору не подходить!
— Да ты, э… — шагнул к нему небритый урка из свиты лысого.
— Отряд, ко мне! — оглушительно гаркнул Балинюк.
Кто откуда взялся, стояли округ по-домашнему, в тапочках и спортивных штанах, но через секунду на незваных гостей смотрело уже с десяток стволов. От казармы бежал народ в отягченных боезапасом разгрузках, лязгая затворами, наряд поста сунул дула внутрь базы поверх ограждений с мешками, над срубом «кукушки» возник пулемет. Чеченец, бранясь по-своему, отступил.
— Вы понимаете свои действия? — горбоносый стал багроветь. Немедленно уберите оружие и предоставьте сюда тех, кто охранял избирательный пункт, иначе будете арестованы и вы, и преступники, которых покрываешь!
— Слушай, помощник, — майор тоже наливался краской, — кто ты такой, чтоб здесь командовать? Давай катись откуда прибыл, иначе разоружу твою банду и сдам не в комендатуру, а сначала войсковикам, и дернется хоть один все тут ляжете!
— Ты ответишь за это, — повысил голос толстый. — Не знаешь просто, с кем говоришь — сейчас придет твой руководитель, сам разоружишься ему!
Он заклокотал что-то в рацию по-чеченски, затем на русском призвал:
— Один-три, зайди пожалуйста, проблеми у нас, бичить начинают. — И прибавил, оборотясь к строптивому командиру: — Сейчас, я на тебя посмотрю, как ты у военного прокурор округа бледный стоять будешь!..
Ситуация повисла на волоске, Балинюк и чех равно кипели, однако понимая, что любое движение сторон и даже окрик повлекут стрельбу. Из прохода между ограждениями появился замначальника временного отдела, известный всем по частым визитам. По-видимому, он приехал с чеченцами и ждал в машине снаружи, а теперь вынужден был объявиться. Замнач выглядел смущенным, шел не торопясь, стараясь избежать взглядов. Сунув руку Балинюку, нехотя поинтересовался:
— Что тут у вас?
— Да вот, Абульхаир Галимзянович, — знавший начальство поименно и обычно радушный с ним командир отряда был суров, — явились к нам, права качают, обвинения какие-то возводят, да еще требуют бойцов им отдать. Дурака нашли, что ли?
— Ну, это… все надо по закону. Съездят, это, напишут что надо и вернутся, чего ты уж?
Лицо Балинюка окончательно закаменело. С ВОВДом отношения вообще складывались непросто, он и был вышестоящей инстанцией, и не совсем, ибо имелись более прямые — комендатура, группировка, мобильный отряд, которому непосредственно подчинялся личный состав определенных блоков. Кроме того, комплектовавшие временный отдел татары заметно держали руку чехов и не очень ладили со многими отрядами из российских регионов. ВОВДы в полубоевых условиях заставляли вести обычную милицейскую работу, на подрыв машины и кражу овец выезжала одна следственно-оперативная группа, созданный материал уполномоченные лица обязаны были рассмотреть в те же сроки, что их коллеги по всей стране. С местными неизбежно завязывались разные связи, включая коррупционно-покрывательские, укреплявшиеся в силу преемственности контингента временника. Кроме того, ему приходилось взаимодействовать с национальными органами и структурами, создававшимися все активнее, достигать обычного взаимопонимания между ветвями власти. Все это ставило отделенцев в сложное положение — работать бок о бок с кем-то не то, что отмаяться день на посту.
Районному ВОВДу отряд прямо не подчинялся, но выполнял указания, проверялся им, передавал задержанный народ, машины, грузы, изъятые вещи документы. Показателей требовали и здесь, но их «делание» в условиях разрухи, отсутствия функционирования исполнительных систем, неприкрытого корыстолюбия и грубости нравов оборачивалось лишь пущей бессмысленностью и мздоимством. Схваченные часто уходили раньше, чем отбывал доставивший их наряд, транспорт быстро отпускался, нелегальный бензин начальник отдела сливал личному покупателю-оптовику. Однако на совещаниях в присутствии командиров постов он строго требовал выявлять участников бандформирований и потенциальных террористов, дотошно проверять всех следующих через блоки, проявляя неподкупную принципиальность. Как выявлять — смотреть правое плечо? Нужно стрелять целыми днями и таскать «калаш» на голом теле, чтоб остался след, с зеленой повязкой на лбу и прозрачным мешком пластита тоже пока никто не проезжал… Даже толком «пробить» человека, за исключением списков разыскиваемых полугодовой давности, не представлялось возможным по отсутствии единого информационного центра и связи с ним. Выпытывать у каждого, что делал с декабря 94-го по сей день, а потом ехать к родственникам, знакомым, во все указанные пункты жительства, сверяя, что соврал — ради Бога, шлите вертак, роту поддержки и снимайте с поста. Тащить всех подряд в блок и бить, пока что-нибудь не скажут — а зачем нам это, данный этап в ходе освободительной компании все-таки уже прошел.
Вместе с тем отсутствие крупной дичи старались не возмещать обилием мелкоты, просроченной фотографией в паспорте или разбитым подфарником «Запора». Рядовым парням во временнике хватало забот без того, в том числе с пленными, которых таскал всякий спецназ при регулярных зачистках. Ходил анекдот-быль первой войны: свежий ОМОН привозит задержанных, в отделе как всегда крик, мат, дурдом. Разрываясь между коммутатором, рацией и своими книгами, дежурный орет:
— Куда столько натащили, не буду принимать!
— А че нам с ними делать?
— Да хоть выведи и расстреляй!..
Арестантов выталкивают, через минуту очереди. Дежурный с воплем выскакивает: так и есть, лежат у стены.
— Вы что, с ума съехали?!
— Мы думали, так принято — сам же сказал…
Окончательно перестали кого-либо сдавать после одного случая. На посту задержали тарантас без документов — рукописная доверенность на половинке листа, права алой корочкой, минувшей эпохи, свидетельства о регистрации транспортного средства, именуемого по старинке техпаспортом, вообще нет. Дедок в шляпе и заштопанной куртке гортанил скорее всего правду: взял у родственника «Москвич», проклятую бумажку забыл — у кого тут сейчас все в порядке, и так на каждом посту даешь бакшиш. Может, и отпустили бы дядьку с миром или без машины, езжай за свидетельством либо вези хозяина, но случился на беду проверяющий чуть не из самой Ханкалы. Словно больше нечем заняться, влез: немедленно доставить в ВОВД, проверить по учетам, мы добренькие, а они все на краденных машинах ездят. Матерясь про себя, Балинюк полез в УАЗ с двумя бойцами отдыхающей смены, еще одного посадил за баранку разбитого оранжевого драндулета с отвинченными панелями дверец, чтоб не искали везде оружия, и процессия двинулась в район.
