Густав Хэсфорд - Старики и бледный Блупер
— Что с тобой, морпех?
Да, определенно салага.
Я шлепаю по дороге. Медик меня окликает. Я не обращаю на него внимания.
Отойдя на милю от этого страшного места, я поднимаю вверх большой палец.
* * *Я грязен, небрит и смертельно устал.
Водитель «Майти Майта» бьет по тормозам.
— Морпех!
Я оборачиваюсь, полагая, что халява обломилась, сейчас подвезут.
Крыса-полковник выскакивает из джипа, четким шагом подходит, становится лицом к лицу.
— Морпех!
Я думаю: Джон Уйэн, ты ли это? Я ли это?
— Ай-ай, сэр!
— Капрал, ты что, не знаешь, как честь отдавать?
— Есть, сэр!
Отдаю ему честь. Я держу руку поднятой до тех пор, пока крыса-полковник не поднесет руку к своей накрахмаленной фуражке, а потом еще пару секунд продолжаю держать руку у виска, прежде чем резко оторвать ее вниз. Теперь вражеские снайперы, которые могут тут обретаться, должны понять, что из нас двоих именно крыса-полковник — офицер.
— Капрал, ты что, не знаешь, как по стойке «смирно» стоят?
Моментально возникает желание вернуться обратно в говно. Когда идут сражения, там нет полиции, там только те, кто хочет тебя подстрелить. Там, где идут сражения, крыс нет. Крысы хотят убить тебя изнутри. Крысы не трогают тела, потому что, кроме мускулов твоих, ничего им от тебя и не нужно.
Я стою по стойке смирно, слегка пошатываясь под шестьюдесятью фунтами снаряжения, которое тащу на себе.
У крысы-полковника классическая гранитная челюсть. Я уверен, что в учебном центре корпуса морской пехоты в Куонтико кандидаты в офицеры наверняка проходят суровую проверку, и тех, у кого нет гранитной челюсти, отсеивают.
На его тропической полевой форме стрелки остры как бритвы, и накрахмалена она до такой степени, что похожа на зеленую броню. Он исполняет безупречную «Короткую паузу», любимый приемчик начальников, который предназначен для поражения жертв посредством приведения их в состояние неуверенности, несовместимой с жизнью. Мне вовсе не хочется сколь-либо ущемлять самоуверенность полковника, поэтому я отвечаю ему насколько возможно совершенным исполнением приема, который освоил в Пэррис-Айленде, и который именуется «я-всего-лишь-рядовой-и-стараюсь-быть-послушным».
— Морпех…
Полковник будто штык проглотил. Эта поза называется «Командный вид», и назначение ее в том, чтобы меня запугать, несмотря на то, что я на фут выше его и вешу фунтов на пятьдесят больше. Полковник внимательно изучает все, что находится ниже моего подбородка.
— Морпех…
Ох, и нравится ему это слово.
— Что это у тебя на бронежилете, морпех?
— Сэр?
Крыса-полковник поднимается на цыпочках. На миг я опасаюсь, что он собирается укусить меня в шею. Но он всего лишь хочет обдать меня своим дыханием. Его улыбка холодна. Его кожа чересчур бела.
— Морпех…
— Сэр?
— Я тебе вопрос задал.
— Вы имеете в виду этот пацифик, сэр?
— Что это такое?
— Символ мира, сэр…
Я терпеливо жду, пока полковник пытается вспомнить содержание главы «Межличностные отношения с подчиненными» из учебника офицерского училища.
Крыса-полковник продолжает обдавать своим дыханием все мое лицо. Его дыхание пахнет мятой. Офицерам корпуса морской пехоты не разрешается иметь плохой запах изо рта, дурно пахнуть, иметь прыщи на лице или дырки в нижнем белье. Офицерам корпуса морской пехоты не разрешается иметь ничего нетабельного — только то, что им выдается. Полковник тычет в значок указательным пальцем, демонстрирует мне весьма недурной «Отточенный свирепый взгляд». Его голубые глаза сверкают.
— Хорошо, сынок, можешь притворяться, будто ничего не знаешь. Но я-то знаю, что означает этот значок.
— Так точно, сэр!
— Это пропагандистский значок, «Запретить бомбу». Подтвердить!
— Никак нет, сэр. — Мне уже больно не на шутку. Тому, кто изобрел стойку «смирно», явно никогда не приходилось топать в полевом снаряжении.
— И что же это?
— Просто символ мира, сэр.
— Ах, вот как? — Он начинает дышать чаще, подошел уже совсем вплотную, будто обладает даром выявлять ложь на запах.
— Так точно, господин полковник, это просто…
— Морпех!
— Ай-ай, сэр!
— Сотри эту улыбку с лица!
— Ай-ай, сэр!
Крыса-полковник обходит меня кругом, надвигается на меня.
— Ты считаешь себя морпехом?
— Ну…
— Что?!
Скрещиваю пальцы, чур меня!
— Так точно, сэр.
— А теперь поговорим серьезно, сынок… Полковник начинает с блеском исполнять «Отеческий подход».
— Расскажи-ка, кто дал тебе этот значок. Со мной можешь быть откровенным. Можешь мне доверять. Я же тебе только добра желаю.
Крыса-полковник улыбается.
У полковника такая идиотская улыбка, что я улыбаюсь в ответ.
— Где ты взял этот значок, морпех? — На лице полковника появляется страдальческое выражение. — Разве ты не любишь страну свою, сынок?
— Ну…
— Веришь ли ты, что Соединенные Штаты должны дозволять вьетнамцам вторгаться во Вьетнам лишь потому, что они здесь живут? — Крыса-полковник с видимым усилием пытается вернуться в хладнокровное состояние. — Веришь ты в это?
У меня сейчас плечи отвалятся. Ноги уже отнимаются.
— Никак нет, сэр. Мы должны забомбить их обратно в Каменный век… сэр.
— Сознайся, капрал, сознайся, ты ведь хочешь мира.
Я исполняю для него «Короткую паузу». «А полковник разве не хочет мира… Сэр?»
Полковник медлит с ответом.
— Сынок, нам всем следует не терять головы до тех пор, пока эти пацифистские поветрия не рассеются. Я от своих парней лишь одного требую — чтобы они выполняли мои приказы, как повеления господни.
— То есть, ответ отрицательный… Сэр?
Крыса-полковник пытается придумать, чего бы такого еще более вдохновляющего сказать, но весь свой запас он уже исчерпал. А потому говорит: «Ты должен снять этот значок, морпех. Это противоречит требованиям уставов и наставлений. Или ты его немедленно снимешь, или будешь держать ответ перед начальством».
Где-то наверху в раю, где морпехи на страже, Джим Нейборс[109] в обмундировании Гомера Пайла распевает: «Монтесумские чертоги, триполийцев берега…»
— Морпех!
— Так точно, сэр!
— Сотри эту улыбку с лица!
— Ай-ай, сэр!
— Командующий корпуса морской пехоты приказал защищать свободу, разрешая вьетнамцам жить как американцам поелику возможно. И, пока американцы находятся во Вьетнаме, у вьетнамцев должно быть право выражать свои политические убеждения без страха перед репрессиями. А потому повторяю еще раз, морпех — сними этот пацифистский значок, или я обеспечу тебе срок в Портсмутской военно-морской тюрьме.
Я стою по стойке «смирно».
Крыса-полковник по-прежнему спокоен.
— В отношении тебя, капрал, я новый приказ составлю. Я лично потребую, чтобы твой начальник тебя в хряки заслал. Покажи свои жетоны.
Я вытаскиваю свои жетоны и срываю с них зеленую маскировочную ленту, которой они обмотаны. Крыса-полковник записывает в зеленый блокнотик мои имя, звание и личный номер.
— Идем-ка со мной, морпех, — говорит крыса-полковник, засовывая зеленый блокнотик обратно в карман. — Хочу показать тебе кое-что.
Я подхожу к джипу. Для пущего эффекта крыса-полковник выдерживает драматическую паузу, а затем стягивает пончо с некоего крупного предмета на заднем сиденье. Этот предмет — младший капрал морской пехоты, скрюченый в позе зародыша. Шея младшего капрала исколота — много-много раз.
Крыса-полковник ухмыляется, обнажая вампирские клыки, делает шаг ко мне.
Я бью ему в грудь деревянным штыком.
Он замирает на месте. Переводит глаза вниз на деревянный штык. Смотрит на палубу, потом на небо. Неожиданно проявляет жгучий интерес к своим часам.
— Я … Э-э … Не могу больше тратить времени на столь непродуктивное общение… И вот еще что — постригись!
Я отдаю честь. Крыса-полковник мне отвечает. Мы по-дурацки держим поднятые руки, пока полковник произносит: «Когда-нибудь, капрал, когда ты станешь чуток постарше, ты поймешь, каким наивным…»
Голос крысы-полковника срывается на слове «наивным».
Я ухмыляюсь. Он отводит глаза.
Мы оба четко отрываем руки от головных уборов.
— Всего хорошего, морпех, — говорит крыса-полковник. И, закованный в броню своего высокого чина, жалованного ему конгрессом, полковник возвращается к своему «Майти Майту», залезает в него и уезжает, увозя с собой обескровленного младшего капрала.
«Майти Майт» крысы-полковника срывается с места, оставляя на дороге следы покрышек — столько проговорили, а он даже подвезти меня не захотел.
— Так точно, сэр! — говорю. — Как все хорошо сегодня, сэр!
