Дмитрий Панов - Русские на снегу: судьба человека на фоне исторической метели
Словом, не повезло России с соседями в Европе. Конечно, не хотел бы смешивать Румынию и Венгрию, это совсем разные страны и народы, но в отношениях к России есть у них что-то общее. Как на грех, эти народы не против были бы сами создать свои империи. Однако замечено, что, как нас уверяли, в бедных ободранных странах, таких, как Румыния, а это государство создано не так давно в результате конфликта между Россией, Турцией и Австрией, как плод компромисса и нежелания Европы дать слишком расшириться России, помнят, что русские войска одно время часто бывали здесь, в дунайских княжествах, как у себя дома. Впрочем, судьба и история должны же давать народам, оказавшимся на обочине истории, какое-то утешение и предмет экспорта. Уж не знаю почему, но насколько неинтересны немки, француженки или англичанки, настолько красивы и привлекательны румынки. Кроме всего прочего, румынки не отличались особенно строгим нравом и чем-то очень напоминали женщин юга России, гречанок с берегов Азовского моря, ростовчанок и кубанок. Однако, как водится в доблестной русской армии, свою вечернюю программу она начинает совсем не с женщин. Уже к вечеру техники обнаружили склады вина в глубине лесного бора и прикатили трехкубометровую бочку с белым вином.
В моей комиссарской папке лежал четко разработанный график партийно-политических мероприятий: проведение собраний, лекций и докладов, семинаров и индивидуальных бесед с упором на нашу освободительную миссию. Этот график я твердо был намерен выполнять, но он, как и многое другое, был сразу же смыт девятыми валами белого, розового, почти черного румынского вина. Да и какой смысл был, например, в конспекте, врученном мне пропагандистом политотдела нашей дивизии майором Россохой, штабным разгильдяем, пряжка ремня которого вечно была на боку, а пилотка на самом затылке, постоянно небритым и обнажающим в улыбке передние гнилые зубы, между которыми тянулись слюнявые нитки. В этом конспекте, в главе «Румыния», значилось, что это бедная и отсталая страна, голодная и холодная, с измученным народом, живущим под открытым небом, который только и мечтает о своем освобождении от ига фашистов и капиталистов. Прочитав эту рукопись, я тяжело вздохнул: в Польше было практически нечего жрать, на ужин летчикам давали кусочек пересоленного сала и жидкий чай, а в Румынии, судя по всему, предстояло вообще загнуться с голоду.
И вот пришло время ужина. Надо сказать, что батальон аэродромного обеспечения, который нам придали под командованием моего знакомого, еврея Либермана — вместе учились еще в Качинской летной школе, откуда Либермана отчислили по летной неуспеваемости, работал образцово, но даже самый лучший батальон всегда опирается на местные ресурсы, и по уровню питания можно было определить экономическое состояние местности, в которой мы находимся. Честно говоря, направляясь на свой первый ужин на румынской земле, я был настроен пессимистически. В лучшем случае ожидал тарелку мамалыги. Однако столовая аэродрома в Фокшанах оказалась красивым залом с облицованными белым кафелем стенами, в которых отражался свет хрустальных люстр. Зайчики перепрыгивали с одной прекрасной тарелки на другую, тускло отсвечивая на металлических, хорошей стали, ножах и вилках. А от содержимого блюд, расставленных на белых скатертях, у меня захватило дух: разнообразные сорта рыбы и мяса, жареная птица, дымящийся картофель, овощи, красиво выложенные соленья, тускло отсвечивающий виноград разных сортов и божественно мерцающие вина всех расцветок в пузатых графинах. Нет, явно что-то перепутал пропагандист политотдела дивизии слюнявый майор Федор Россоха, думал я, не без удовольствия наливая в тонкий бокал то светлого, то красного вина. Через несколько дней я вернул Россохе его конспект и сказал: «Забери свою фальшивку». «Это не я писал, мне спустили сверху», — ответил Россоха, блудливо отводя глаза.
Тем временем на фронте дела оборачивались следующим образом: наши войска все глубже вламывались в территорию Румынии. Был взят Кишинев, затем Яссы и сам Бухарест. Немцы опять потеряли в котле невезучую шестую армию. И здесь румынское руководство действительно показало, что представляет древний и хитроумный народ. Если упрямые и верные своим обязательствам степняки-венгры до конца бились на стороне немцев, в результате чего мы вдребезги разбили их красивейшую столицу Будапешт, перемололи их армию, выжгли полстраны и почти вдвое уменьшили ее территорию, то не принимающие всерьез обязательств румыны, которые поняли, что дело пахнет керосином, особенно после открытия второго фронта, резво перебежали на нашу сторону. Потомки румынских бояр, окружавшие молодого короля Михая, кстати, нашего коллегу — летчика, сумели арестовать надоевшего им крикуна и экстремиста Антонеску, который явно сел не в те сани и на котором теперь можно было отыграться, и передали премьер-министра и главнокомандующего румынской армии в наши руки. Еще находясь в Бельцах, наш полк получил строгое предупреждение: ни в коем случае не сбить «ЛИ-2», летящий из Бухареста в Москву, на борту которого находится Антонеску, препровождаемый под конвоем. Так румыны стали нашими «друзьями». Пилоты на многих наших аэродромах были немало изумлены, когда на взлетно-посадочные полосы, занимаемые нашими полками, вдруг стали приземляться «Мессера» и «Юнкерсы» с немецкими опознавательными знаками, из которых выбирались смеющиеся румыны. Они оказались компанейскими парнями: не дураками выпить и закусить. Наши пехотные части скоро примирились с новыми союзниками, которых, впрочем, рассматривали скорее как побежденных — не без основания, в связи со следующим обстоятельством. Главным транспортом в румынских пехотных частях была повозка, запряженная лошадьми, в задней части которой, как очень скоро выяснили наши солдаты, всегда находился бочонок доброго виноградного вина. Наши ребята, постоянно мучимые жаждой, выходили на дорогу, подобно средневековым разбойникам, останавливали тарахтящую повозку-бричку с полукруглым тентом от дождя и солнца, которые в Румынии нередкие гости, и наливали сколько кому нужно из этих бочонков, не встречая никакого протеста со стороны румын. А если учесть, что у славян всегда теплое отношение к людям, за счет которых они пьют, то отношения между нашими и румынами быстро наладились. Меня румыны называли странным для слуха мелодичным «локотенент колонел». Это означало «господин подполковник». Румынские офицеры исправно рапортовали, произнося эти слова.
Старого короля Кароя румыны вскоре отправили в Португалию. В стране стал заправлять Михай, которого Сталин в конце-концов наградил орденом «Победы», как своего парня, который, впрочем, тоже был намечен на убой. Словом, дела немецкой группы армий «Южная Украина» пошли неважно. А мы продолжали воевать. Уже 8 сентября 1944 года наш полк вылетел на сопровождение штурмовиков «ИЛ-2» авиакорпуса генерала Каманина.
Полярный летчик пришел в боевую авиацию сразу на руководящую должность. Иначе «Эрликоны», бьющие с земли, наверняка показались бы ему пострашнее ледяных пустынь под крыльями. Противник отступал по всему фронту — в сторону Бухареста и нефтепромыслов Плоешти: это были два главных направления движения наших войск. Уже 10 сентября наш полк перебазировался на аэродром Дрогинешти недалеко от Плоешти. С нашего аэродрома было прекрасно видно, как многочисленные качалки, как журавли, кивая головами, добывают нефть из румынских недр. Немецкое отступление продолжалось и, сделав всего два боевых вылета с аэродрома Дрогинешти, мы уже вынуждены были перелетать через горный хребет у города Брашева, на аэродром Сигишоара, откуда нам предстояло поддерживать наступление нашей старой знакомой: конно-механизированной группы Плиева. Немецкая авиация обнаружила в конниках прекрасные мишени и активно их атаковала. В одном из боев наш полк, поднявшийся из Сигишоары, сбил три «Мессера». По одному добавили на свой боевой счет Константинов, Бескровный и Люсин, уже Герой Советского Союза. У нас боевых потерь не было, зато были потери другого рода.
Практически впервые за всю войну мы оказались в условиях горной страны, с очень переменчивым карпатским климатом. Любая ошибка в этих условиях была чревата гибелью: мягкая посадка почти полностью исключалась. Пожалуй, один я, воевавший в Китае, имел опыт полетов в горах. И на аэродроме Альба-Юлия, в окрестностях которого, судя по всему, потягивали кисленькое винцо еще римские легионеры, открылся счет наших летных потерь. Этот аэродром, как нам объяснили название, переводимое с румынского, как «Белая Церковь», был отнюдь не похож на роскошный, просторный белоцерковский аэродром, раскинувшийся недалеко от Киева. Румынская Белая Церковь, недалеко от которой действительно красовались три белых церкви, была небольшой летной площадкой, длиной чуть более тысячи метров с плохими подходами с запада. С трех сторон горы, а с запада — город с церквями. Здесь не зевай. А Гриша Котляр, когда мы заходили впервые на посадку в Альба-Юлии, садившийся последним на двухместном самолете «Як-7-У», как раз зевнул. При посадке он немножко промазал из-за того, что слишком резко убрал газ, и мотор остановился. В расчетной точке посадки над самым «Т», он имел метров на 30 высоты больше, чем положено. В задней кабине его самолета сидел техник звена, секретарь партийной организации эскадрильи, отличный специалист и парень Саша Чепарухин. В авиации, как в жизни, сделай только одну ошибку, и они пойдут нанизываться одна на другую. Прорвать порочную цепь бывает нелегко. Гриша Котляр ошибся один раз, но и потом не сумел принять правильного решения. Самолет планировал в сторону горы, увенчанной высокой мачтой радиостанции. Здесь бы резко потерять высоту скольжением на левое крыло, чтобы потом, не выпуская шасси, сесть в пределах аэродрома на брюхо, однако Гриша, с заглохшим мотором, видимо, решил сделать отворот влево, где была река, лес и проходила дорога, обставленная телеграфными столбами. Видимо Гриша сильно испугался и, делая левый разворот, очень спешил, задав машине угол поворота почти на 100 градусов. Самолет, потеряв управление, на высоте 25 метров сорвался в штопор и ударился о землю. «ЯК-7-У» разрушился и сгорел, Саша Чепарухин погиб, а сам Котляр был тяжко изувечен: переломал обе ноги и руки, несколько ребер, изуродовал лицо, но остался жив, будучи выброшенным из самолета при взрыве далеко в сторону. Когда мы несли его с места катастрофы, то он кричал, обращаясь ко мне: «Застрелите меня, я очень плохой человек!» Именно это как раз и указывало, что Гриша Котляр был хороший парень, тяжело переживавший свою ошибку и гибель товарища. На моих глазах руководящие идиоты без толку гробили тысячи людей, и никого из них не мучила совесть. Гриша Котляр вернулся в наш полк примерно через полгода: склеенный, сшитый и потерявший бравый офицерский вид. К полетам мы его не допустили.
