Александр Чаковский - Блокада. Знаменитый роман-эпопея в одном томе
С тех пор, то есть со второй половины сентября, бои на Невском «пятачке» не затихали. Советское командование, предвидя возможность более активной операции по прорыву блокады в будущем, делало все, чтобы не отдавать врагу отвоеванный плацдарм. Немцы же обрушивали на Невский «пятачок» сотни бомб и снарядов, чтобы сжечь здесь и втоптать в землю все живое.
Во второй половине октября, во исполнение директивы Ставки, привезенной генералом Вороновым, командование Ленфронта стало спешно подтягивать к Неве новые силы.
С востока в направлении Синявина опять возобновила свои наступательные действия 54-я армия, которой теперь вместо смещенного Кулака командовал опытный военачальник генерал-лейтенант Хозин. С запада же, с Невского плацдарма, навстречу ей должны были ринуться войска специально созданной для прорыва блокады Невской оперативной группы.
Прибывающие в район Невской Дубровки войска старательно маскировались, используя овраги и кое-где сохранившиеся побитые артиллерией рощицы. От поселка, от бумажного комбината, который был здесь до войны, остались одни развалины.
Ни грузовиках, «газиках» и просто на повозках к Неве ночами свозились шлюпки, катера, плоты, понтоны — словом, все, что могло держаться на воде и выдержать тяжесть людей и боевой техники.
…Батальон Суровцева прибыл в Невскую Дубровку вечером девятнадцатого октября и получил приказ сосредоточиться в овраге, в непосредственной близости от невского берега.
Когда комбат вместе с Пастуховым поднялся из этого оврага наверх, глазам их открылись черные, дышащие осенним холодом во́ды Невы и на той ее стороне высокий обрывистый берег. Хотя уже темнело, там можно было различить уцелевшее здание электростанции и примыкавшие к нему строения. Большие каменные трубы напоминали башни, и, объединенные, слитые воедино вечерним сумраком, они походили на мрачную средневековую крепость.
Справа от ГЭС и прямо против Невской Дубровки просматривалась Дубровка Московская — небольшая деревушка, от которой остались лишь одинокие, казалось, прямо из земли выпиравшие печные трубы. Правее Московской Дубровки темнели другие развалины — бывшая деревня Арбузово. Отчетливо доносилась пулеметная и ружейная стрельба, время от времени заглушаемая артиллерийскими разрывами.
Ни Суровцев, ни Пастухов не знали еще о том, что отвоеванный у врага плацдарм на левом берегу Невы очень невелик — меньше трех километров по фронту и всего шестьсот метров в глубину. Им не было известно, что бойцы 86-й дивизии уже много суток ведут бои в районе ГЭС, а части другой, 265-й дивизии дерутся за северную окраину деревни Арбузово, которая уже несколько раз переходила из рук в руки…
Первым нарушил молчание Пастухов:
— Я в поезде с комиссаром дивизии разговаривал. Он говорит: под Москвой плохо.
— Зачем он тебе это докладывал? — со злостью спросил Суровцев. — Чтобы настроение перед боем поднять?
— Надо полагать, что не для этого, — спокойно ответил Пастухов, — а для того, чтобы я провел с тобой воспитательную работу.
— Со мной?! Нет уж, лучше других воспитывай.
— Раз тебя, значит, и других, ты командир, — невозмутимо продолжал Пастухов. — Мы должны не только Ленинград отстоять, но и Москве помочь. Ослабят немцы нажим на Москву, если мы им тут большой бой навяжем. Это логика войны. И очень важно, чтобы каждый наш боец понимал, что дерется сейчас не только за Ленинград, а и за Москву.
— Может, скажешь, и за овладение Берлином? — усмехнулся Суровцев.
— И этого сказать не побоюсь. Хотя до Берлина далеко, Очень еще далеко…
— Ну, ты и на Берлин можешь уже замахиваться, — снова усмехнулся Суровцев, — а у меня сейчас задача поскромнее: пойду посмотрю, накормлены ли бойцы.
Он стал медленно спускаться обратно в овраг. Пастухов последовал за ним.
В овраге было совсем темно. Несколько минут Суровцев и Пастухов с удовлетворением прислушивались к тому, как позвякивают котелки: полковая кухня оказалась неподалеку, и командиры рот уже организовали ужин.
— Капитана Суровцева — к командиру полка! — раздался в темноте чей-то приглушенный голос.
— Ну вот, — тихо сказал Суровцев Пастухову, — видать, работенка начинается. — И направился вслед за связным на полковой командный пункт, стараясь запомнить дорогу.
Собственно, командного пункта еще не существовало. Командир полка встретил Суровцева у своеобразной пещеры, вырытой в склоне оврага прямым попаданием тяжелого снаряда. За спиной комполка копошились связисты.
— Бойцы накормлены? — спросил он.
— Заканчивают ужин, товарищ подполковник, — доложил Суровцев. — Одна рота уже отдыхает.
— Отдыхать не придется. Иди за мной. — И подполковник двинулся вперед, освещая путь мгновенными вспышками электрического фонарика.
Они пробирались между сидевшими и лежавшими на земле бойцами, между установленными на козлах шлюпками, разобранными полупонтонами. При вспышках фонарика, который комполка прикрывал ладонью, чтобы свет не был виден сверху, Суровцев различал то армейские шинели, то морские бушлаты. Повсюду слышались негромкие голоса, глухой стук молотков, повизгивание пил…
Наконец подполковник, шедший впереди, остановился у землянки. Часовой, видимо узнав его, отступил в сторону.
— За мной, капитан, — обернулся комполка к Суровцеву и стал спускаться по вырубленным в земле, еще не обшитым досками ступеням.
Войдя следом за ним в землянку, Суровцев на мгновение зажмурился от яркого света большой керосиновой лампы. Потом увидел, что за дощатым столом сидят командиры, среди которых сразу узнал своего комдива. Остальные были ему незнакомы. Один из них, судя по звездам в петлицах, был генералом, двое других — военные моряки.
Испросив разрешения у генерала, командир полка доложил командиру дивизии:
— Товарищ полковник, по вашему приказанию капитан Суровцев доставлен.
Генерал внимательно поглядел на Суровцева, потом, обращаясь к комдиву, спросил:
— Это и есть тот самый комбат?
— Он, товарищ генерал. Отлично проявил себя под Пулковом.
— Как, правду говорят комдив? — сощурившись, спросил генерал Суровцева, который стоял вытянувшись и молчал, смущаясь под пристальным взглядом широкоплечего, лысоватого, хотя еще совеем не старого генерала.
— Садитесь, капитан, — пригласил генерал. — Не робейте, робким на нашей земле делать нечего. — И повторил уже тоном приказа: — Садитесь. И вы, подполковник, тоже.
Суровцев снял фуражку в осторожно присел на свободный край скамьи. Командир полка сел рядом.
Суровцев был несколько растерян. Все, что он видел здесь, в районе Невской Дубровки, было для него неожиданным: и такое скопление войск на сравнительно маленьком участке, и напоминающее большую пристань сосредоточение шлюпок, лодок, плотов и понтонов, и мрачные, дышащие холодом черные воды Невы, которую, видимо, предстояло форсировать. А теперь он вдруг оказался за одним столом с генералом и еще какими-то, судя по знакам различия, большими начальниками.
— Боевую задачу комбату ставит обычно командир полка, — сказал генерал, постукивая карандашом по расстеленной перед ним карте, — но на этот раз мы решили сделать исключение из правила. Дело в том, что сегодня ночью начинается большая операция по прорыву блокады Ленинграда. Войскам, сосредоточенным здесь, предстоит переправиться на восточный берег Невы, чтобы, развивая наступление в направлении Синявино — Мга, соединиться с наступающими нам навстречу войсками пятьдесят четвертой армии. Важно, чтобы подразделение, высаживающееся первым, действовало смело и решительно, иначе атака может захлебнуться. Командир дивизии рекомендует в качестве такого головного подразделения ваш батальон, капитан Суровцев. Как смотрите на это?
Суровцев хотел подняться, но генерал сделал ему знак оставаться на месте.
— Готов выполнить любое задание, — сдавленным голосом произнес Суровцев. Облизал пересохшие губы и добавил: — Благодарю за доверие.
— Погоди благодарить, — усмехнулся генерал. — Задание трудное. Ты не думай, конечно, что мы тут до тебя не воевали. Уже больше месяца бои на той стороне ведем — пехотинцы и моряки… Но сейчас задача — не просто удержать плацдарм, а погнать немца, погнать и соединиться с пятьдесят четвертой. Словом, прорвать блокаду?
— Ясно, товарищ генерал, — сказал Суровцев.
— Ясно? — переспросил генерал. — Ничего еще тебе не ясно. Ставьте перед ним задачу, полковник, — сказал он, обращаясь к командиру дивизии. — А вы, капитан, подойдите сюда, к карте.
