Алексей Ивакин - Блокадный ноктюрн
Такой разговор у вас с Мерецковым был?
Подсудимый. Да, такой разговор у меня с ним был. Этот разговор происходил у меня с ним в январе месяце 1940 г. в Райволе.
Председательствующий. Кому это 'нам хуже не будет'?
Подсудимый. Я понял его, что мне и ему.
Председательствующий. Вы соглашались с ним?
Подсудимый. Я не возражал ему, так как этот разговор происходил но время выпивки. В этом я виноват'
Его могли арестовать еще после Испании. На него тогда дали показания сорок человек. Но… но ареста не было. Его не было и в финскую войну. Ленинградский округ, которым Мерецков тогда командовал, не смог сломить линию Маннергейма. Пришлось — вместо северного Халхин-Гола — разворачивать полноценные боевые действия. Только в итоге — не победитель японцев Жуков стал начальником Генерального Штаба, а он — Мерецков. Под его началом и разрабатывали план развертывания Красной армии к лету сорок первого.
Арестовали его летом. После тех самых показаний павлова, командующего провалившимся Западным фронтом. Северо-Западный — где главкомом был Ворошилов — устоял, медленно отходя к Ленинграду. Юго-Западный — где Кирпоносом командовал Буденный — тоже. А вот Западный — рухнул.
Рухнул и Кирилл Афанасьевич. До сентября рухнул. И лишь тяжелые слова Сталина:
— Как вы себя чувствуете, товарищ Мерецков, — вернули его к жизни.
И был Волховский фронт. Главная цель этого фронта, главная и основная задача — деблокирование Ленинграда. Он старался. Он старался изо всех сил.
Красивая была операция по отсечению противника в Шлиссельбургско-Синявинском выступе. Неожиданный удар в подбрюшье группе армий 'Север' — и победа! Увы. Вторая Ударная не смогла дойти до Любани, застряв в болотах. А тут еще этот Власов…
Мерецкову тогда повезло. В самый разгар операции — Волховский фронт был ликвидирован. Его превратили в Волховскую оперативную группировку Ленинградского фронта. Увы. Ставка тогда ошиблась. Бывшего командующего фронтом отправили тогда командовать тридцать третьей армией. На фронт — Западный. Впрочем, он, сначала, должен был быть заместителем Жукова, но сам напросился на армию. Подальше от начальства.
Прокомандовал недолго. Всего полтора месяца.
В эти самые полтора месяца и случилось страшное.
Генерал Хозин, командующий Ленинградского фронта, не смог нормально руководить из окруженного города бывшим Волховским. Пришлось спасать положение и возвращать Мерецкова обратно.
Но было уже поздно. Кольцо захлопнулось и Власов сдался в плен.
И вот… Опять…
Снова Вторая Ударная, на этот раз под командованием генерал-лейтенанта Клыкова в окружении. На этот раз — не одна. С Восьмой армией генерал-майора Старикова и Четвертым гвардейским корпусом…
А еще там, в кольце, замкнутом Манштейном — командует гвардейцами генерал-майор Гаген.
Немец.
Если он попадет в плен — фашисты сделают все возможное, чтобы еще один генерал — тем более немец! — был выставлен перебежчиком.
Тогда Мерецкову прощения больше не будет.
Никогда.
Внезапно тряска под колесами 'эмки' прекратилась.
— Что такое? — удивился Кирилл Афанасьевич.
'Зубодробилками' называли дороги Приладожья бойцы. Почему? А потому что зубы от тряски выбивало порой…
— А это саперы наши постарались! — повернулся к комфронта командарм Стариков. — Полковник Германович со своим начштаба Софроновым. Раньше ведь как? Просто на грунт жердины бросали. А теперь? А теперь под настил, — продолжил Стариков, — подсыпается грунт. Ложась на него, жерди уже не вибрируют. Если теперь покрыть настил хотя бы тонким слоем гравия с землей, то тряска исчезнет, причем значительно возрастет скорость передвижения.
— Молодцы! А это — тоже работа инженеров? — Мерецков кивнул на тридцатиметровую вышку, возвышавшуюся над штабом армии, к которому подъезжал небольшой — всего три машины — его кортеж.
— Нет, это предложили операторы и артиллеристы, а построили, конечно, инженеры. В хорошую погоду с нее просматривается почти вся местность до Синявина. Мы ее используем для наблюдения за полем боя, корректировки артиллерийского огня и авиационных ударов. Правда, туман и лесные пожары дальность наблюдения снижают…
За разговорами вышли из машины.
Мерецков внезапно остановился и посмотрел на вышку:
— И не бомбят?
— Не без этого, — серьезно ответил Стариков. — Но пока стоит.
Комфронта неуклюже, что было понятно при его комплекции, повернулся к адъютанту:
— Наградные листы на инженеров подготовь. А мы пока хозяйство Старикова посмотрим.
И смотрел. Мерецков добрался и до переднего края, за что всегда ругал своих подчиненных. Не дело командарма и даже комдива по траншеям ползать. Что там можно увидеть? Командующему нужна целостная, объективная картина, а не кусочки поля боя из окопов.
Но Кирилл Афанасьевич не боялся смерти от пули на передовой. Он другого боялся. Поэтому еще до отъезда в войска приказал со Ставкой его не соединять. И даже обрадовался, когда, вернувшись с поля боя, увидел свою 'эмку' догоравшей после прямого попадания немецким снарядом.
В блиндаже он первым делом подписал приказ о снятии генерал-майора Гагена, Николая Александровича, с должности командующего Четвертым гвардейским корпусом. Приказ был продатирован первым сентября. Никто на эту деталь не обратил внимания. Не до этого было. Надо было думать — как войска из 'мешка' выводить.
Ставка приказа на отвод войск не давала.
Там еще не знали об окружении. И Ленинград еще не знал.
— И так, товарищи, сегодня у нас двадцать пятое сентября…
Голос командующего прервал близкий разрыв снаряда. С потолка командирского КП посыпалась земля, которую тут же стряхнули с карт адъютанты.
* * *— Лес кокой странный, да, товарищ лейтенант? — устало перемешивая глину сапогами спросил боец Москвичева.
— Кокой… — передразнил бойца лейтенант. — Вологодской, что ли?
— Горьквоской, — вздохнул в ответ боец.
Москвичев вдруг споткнулся, зацепившись полой шинели обо что-то непонятное. Приглядевшись — понял — кусок пережеванной взрывом колючки вцепился зубцами в мокрую ткань.
— А вы полы-то подберите и зацепите за ремень, — посоветовал лейтенанту второй боец.
Москвичев кивнул, помедлил и сделал по совету бойца. Шагать и впрямь, стало легче. Он шмыгнул носом, утерев просыревшим рукавом отросшие усы и обогнал взвод.
Взвод… Три бойца и он — комвзвода. Остальные там остались. На передовой. Вот и шагают четыре пары сапог по исковерканной земле, обходя воронки да перепрыгивая через траншеи.
Время от времени машинально пригибались, а то и падали в жидкую грязь под серым ситом дождя.
Рысенков отправил лейтенанта с бумагами, найденными в немецком тяжелом танке на прорыв. Делов-то. Пройти три километра да сдать эти бумаги — два толстенных тома — командованию. А рота? А рота осталась держать оборону вместе с артиллеристами.
Отчего-то Москвичеву было очень стыдно. Будто сбежал он. Но стыд стыдом, а приказ приказом. Идти — надо. Вот и шел, глядя по сторонам и под ноги.
Нет. Не мины.
Люди.
До самой стены тумана, вон до того дерева, на переворочанной земле сотнями лежали вперемешку — люди. Русские люди и немецкие тоже. Несколько дней — а может быть и часов? — назад — здесь схлестнулись в рукопашной враги, убивая друг друга. И серый дождь над шинелями немецкого покроя и сибирскими ватниками.
Сколько их здесь?
Время от времени над полем смерти пролетает новым богом смерти очередной снаряд и взрывается где-то там — на границе тумана — между тьмой и светом. Чей это был снаряд?
Целых тел, практически, не попадается. Слишком долго тут идет война. Слишком много стального града упало в человеческое месиво. И падает, падает еще.
Падает и Москвичев, падают и его бойцы.
На земле, в маленьких ямках плещется под каплями дождя — скисшая кровь. И Москвичев тыкается в нее носом — потому как хочется жить.
Иногда раздается — то там, то тут — стон. Первое время бойцы, да и сам лейтенант, думали было бросаться на стоны, но…
Приказ.
Четыре волка, крадущиеся по кладбищу.
Не слышать. Не видеть. Красться. Слышать и видеть только опасность.
Упасть! Свист! Успел! Взрыв! На поясницу 'что-то' упало. Стряхнуть 'что-то' со спины. Подняться и шагать дальше, обтирая от крови руку о грязные галифе. Не от своей крови. От чужой, упавшей на тебя с неба этим самым 'что-то'. Кусок чего 'это' было'?
В конце концов, стон слышен прямо перед бойцами и Москвичевым. Обойти воронку? Опять близкий разрыв и взвод — четыре человека — прыгают в нее. А там сидит уже один.
Немец.
Инстинктивно бойцы хватают 'ППШ', но…
Молодой такой парнишка. Видно по верхней половине лица. По голубым глазам, мучительно безумным. По светлым волосам, липко распластавшимся по мокрому лбу.
