Ганс Кирст - Покушение
Собравшиеся устало улыбались, болтали о пустяках, кланялись друг другу, не двигаясь с места, подобно журавлям на болоте. Доктор Йозеф Геббельс, рейхсминистр народного образования и пропаганды, давал прием. В его официальной резиденции и в ближайших зданиях устраивалось множество приемов, но этот был организован в первую очередь для военных и тех руководителей из государственного и партийного аппарата, которые в пределах Большого Берлина в той или иной мере контактировали с вермахтом.
— Я надеюсь, вы здесь хорошо себя чувствуете? — поинтересовался Геббельс у какого-то генерала, излучая гостеприимство.
— Превосходно, — заверил тот.
Геббельс настроил себя на упрощенные отношения, поэтому сразу начал расточать улыбки и приказал подать крепкие напитки. Гости облепили его, как мухи. Примерно в течение часа он заставил их смотреть хронику о положении на фронтах. В обычных кинотеатрах эти материалы не демонстрировали. Министра интересовала реакция специалистов, хотя он точно знал, что ни одна рекомендация не будет использована.
— Как вы думаете, не слишком броско подает материалы это недельное обозрение? — этот вопрос Геббельс задал генералу фон Хазе, коменданту Берлина. — Ваше мнение для меня особенно ценно.
— Жесткость никогда не повредит, — промолвил генерал, — но в подобных случаях благотворно действует что-нибудь отвлекающее.
— Отвлекающее от чего? — спросил улыбаясь Геббельс.
Генерал вытянулся, повысил голос и заявил с вымученной твердостью:
— Я полагаю, что искусно подобранное единство противоположностей, которые заканчивают…
Геббельс кивнул. Иного он и не ожидал. Его лисьи глазки пронизывающе осматривали помещение. Кругом изысканная гармония: серые мундиры вперемежку с черными, а кое-где между ними коричневые. Обычные натянутые улыбки мелькали повсюду.
Министр в меру скучал, однако оптимизм не покидал его. До низших чинов он не опускался: общение с ними было бы пустой тратой времени. Внезапно перед ним появился генерал Корцфлейш, один из представителей партийной элиты.
— Твердость в высшей степени необходима! — воскликнул он. — Но людям нужно также показывать, что кроме смертей и трупов имеются развлечения. По моему убеждению, кое-где потери желательно как-то сглаживать.
Обязательная улыбка не сходила с лица министра, однако он нетерпеливо поглядывал в соседний зал, где выдавали напитки. Там, по всей вероятности, разговоры носили более откровенный характер, и он охотно бы их послушал. Он был очень любопытен.
В соседнем зале встретились капитан Бракведе и штурмбанфюрер Майер. Они так громко приветствовали друг друга, что несколько молодых офицеров испуганно отшатнулись.
— Ну, понравилось вашему братцу мое ведомство? — поинтересовался Майер.
— К сожалению, я не успел его об этом спросить.
— Тогда вам еще предстоит это маленькое удовольствие. Во всяком случае, парня чуть не вырвало. Кстати, вы пробовали бордо у колченогого? — Майер намекал на физический недостаток министра. — Вино экстра-класса! У Геббельса отменное чутье на самое дорогое и качественное.
Капитану фон Бракведе нарочитая веселость Майера показалась подозрительной. В блестящей парадной форме эсэсовец походил на павлина, распустившего хвост. И фон Бракведе не преминул сказать ему об этом:
— Майер, вы выглядите так, как если бы поймали крупную рыбу.
— Две! — Майер пристально взглянул на капитана: — Полковника Брухзаля, который явился для меня настоящей находкой: он называет имен даже больше, чем требуется, и человека по имени Юлиус Лебер.
Фон Бракведе потребовалось несколько секунд, чтобы побороть охватившее его смятение. Затем он медленно произнес:
— Если это должно взрасти на вашем навозе…
— О чем вы говорите! — с готовностью парировал штурмбанфюрер. — Я отлично знаю, как перейти вам дорогу. Однако мы можем этого избежать, не правда ли? Лебера не раз арестовывали другие отделы, но я оставил его за собой, потому что внешнее наблюдение в числе посетителей Лебера зарегистрировало офицеров.
— Таким образом, вы позаботились о том, чтобы провести прямой выпад и двинуть мне по физиономии кулаком.
— Однако теперь я спрашиваю себя: что стоит мой улов в реальном исчислении? Потрошить ли мне эту рыбу самому или передать по инстанции, а может, положить на лед или выпустить обратно в воду? Или у вас есть желание поменяться? За одного Лебера — два генерала?
Граф фон Бракведе закрыл глаза, словно его что-то внезапно ослепило, затем вновь открыл их. Теперь в них сквозил ледяной холод.
— Рассчитывайте на скорую смерть Гитлера, — произнес он с откровенной решимостью, — и попытайтесь действовать в соответствии с этим.
Полковник, который стоял перед Геббельсом, был представлен ему адъютантом как Риттер Мерц фон Квирнгейм. Он прибыл на этот прием от командующего армией резерва генерал-полковника Фромма. И Геббельс начал беседу с ним. Однако полковник не ограничился общими рассуждениями, а сам пытался расспрашивать кое о чем министра пропаганды. Например, он хотел знать, какой опыт приобретен в разъяснении немцам горькой правды о положении на фронтах и как реагируют на это немцы.
— В высшей степени интересные вопросы, — промолвил «добродушно» Геббельс. — Я попытаюсь ответить вам контрвопросом: «Сможете ли вы сказать вашим офицерам все, что вы знаете?»
— Нет.
— А почему?
Вероятно, не было необходимости терять время на развитие данной темы. Оба это чувствовали — они знали правила игры. Пока велась война и власть находилась в руках теперешних руководителей, простой солдат или человек из народа не должен был дорасти до познания правды. Имелись руководители, которые знали ее и действовали соответствующим образом.
— Однако, как мне кажется, — промолвил полковник, — эти методы стали решающими…
— Народные массы всегда ленивы, глупы и легковерны, — начал объяснять Геббельс со свойственным ему цинизмом, — и тот, кто желает управлять ими, должен с этим считаться. — А после паузы он с удовлетворением добавил. — Эта мудрость не моя, так говорили древние римляне. Мы слишком часто уповаем на идеализм, чувство долга и самоотверженность немецкого народа. Да и можете ли вы представить себе полковника, командира, проповедующего пессимизм?
— Как показывает опыт, победа в значительной мере зависит от веры в нее солдат, — заметил полковник.
Министр улыбнулся ему и сказал:
— В основном мы руководствуемся одними и теми же принципами. Нужно думать о главном, если мы намерены достигнуть высокой цели. Чувства оставим поэтам и девушкам, церковь пусть резервирует для верующих потусторонний мир, а идиоты могут утешаться героическими мечтаниями и любовью к отечеству. Но все они должны беспрекословно выполнять наши приказы, не правда ли? Кстати, как ваша фамилия?
«Мерц фон Квирнгейм», — отметил Геббельс в своем перегруженном мозгу вероятного кандидата для повышения и не преминул уточнить:
— Вы меня понимаете, господин полковник? Вскоре мы, наверное, услышим друг о друге.
Скрывая глаза за стеклами очков, полковник сдержанно поклонился. С последней фразой Геббельса он был согласен полностью.
И действительно, вскоре они услышали друг о друге.
На юношеское лицо лейтенанта фон Бракведе легла тень — это брат наклонился над ним. Он долго, испытующе смотрел на Константина и наконец осторожно дотронулся до него.
Чтобы проснуться, Константину потребовались буквально считанные секунды. А проснувшись, он спросил:
— Ты здесь?
— Да, это я, — с мягкой иронией ответив капитан.
— Что ты на этот раз от меня хочешь?
— На этот раз я хочу пойти с тобой купаться. Я взял для тебя за сегодня отпуск. Начальник военной школы дружит с полковником Мерцем фон Квирнгеймом и, стало быть, со мной. А ну одевайся!
Через час они уже были у озера Ванзее. Капитан знал пляж, где было относительно малолюдно. Пляж принадлежал кафе «Краузе», которое находилось неподалеку.
— Я пошел лишь потому, что хочу с тобой поговорить, — заявил лейтенант.
Он невольно окинул взором людей, собравшихся на пятачке пляжа, чтобы освежиться. В последние дни июльская жара пришла наконец на смену сильным ливням и давящая духота повисла над городом.
На озере было много девушек. Но девушки эти не вписывались в ту идиллическую картину, которую рисовал в своем воображении Константин. Это были, очевидно, работницы, получившие отпуск или освободившиеся после ночной смены, вдовы фронтовиков, горничные, привилегированные иностранные работницы, искательницы приключений и рано развившиеся девушки-подростки. Девушек было не так уж много, однако вполне достаточно, чтобы отвлечься от невеселых мыслей. Но Константин сразу же спросил: