Анатолий Полянский - Война - судья жестокий

Я с удивлением обнаружил, что мы направляемся к КПП полка. Возле шлагбаума, освещенного фонарем, подвешенным на шесте, неторопливо похаживал караульный с автоматом на изготовку. Он тоже посмотрел на нас с недоумением, но тут Шелест наконец все объяснил. Предстояло тщательно осмотреть грузовую машину, которая должна вот-вот подойти, а потом, если потребуется, отправиться на ней к месту назначения, вероятней всего, в Ханкалу.

— Кому это потребовалось в такое время кататься? — брякнул я. — В поле сейчас запросто можно пулю словить.

— Или на фугас нарваться, — добавил Лева.

— Хорошо соображаете, парни, — усмехнулся Шелест. — Но позвольте заметить: ваши догадки годятся для нормальных людей. Для тех же, кто не в ладах с законом, сейчас самая подходящая пора.

— А можно узнать больше подробностей, товарищ капитан? — подал голос Зарубин.

— Справедливое требование, сержант. — Шелест поглядел на часы: — Что-то транспорт задерживается. Ну да подождем… А теперь слушайте. Про Вышневца вы знаете, про пистолет и патроны, которые у него нашли, слыхали. Самовольных отлучек за солдатом не замечено, посетители не приходили. Откуда у солдата могло оружие появиться, если…

— Если в полку, кроме как со склада артвооружения, больше взять неоткуда, — подхватил Арончик.

— Мы с Иванцовым тоже пришли к такому выводу, и за складом было установлено наблюдение. Дало это пока мало, но зацепки есть. Как раз сегодня удалось установить: в Ханкалу отправляется машина с боеприпасами. Ее только что загрузили.

— Дня им мало, — прогудел Зарубин.

— Значит, не хватило. — Шелест снова взглянул на часы, на сей раз с явным беспокойством. — Послушай, друг, — повернулся он к караульному, — может, имеется другой выезд из полка?

— Правильный только тут, — ответил караульный. — Мы регистрируем все въезжающие и выезжающие машины. Но, вообще-то, ограды нет. Если знаешь ходы, можно выбраться и в другом месте.

— А траншея? — воскликнул Шелест.

— Ее на колесном транспорте не проскочишь!

— Так она пока не везде отрыта, товарищ капитан. Не успели.

— О, черт! — выругался Шелест. — Мне же сказали — сплошная, круговая, охраняемая…

— Начальству, может, так и доложили, а на деле выходит настоящая показуха.

— Вот что, Зарубин, — распорядился Шелест, — оставь здесь двоих. Если машина все же подойдет, пусть непременно задержат. Караульный поможет. Остальные за мной к складу!..

Мы, конечно же, опоздали и никакого транспорта не обнаружили. Столбун, сдав объект под охрану, собирался уходить. На вопрос, где машина с грузом, прапорщик спокойно ответил: ушла минут двадцать назад.

— Почему через КПП полка не проследовала? — сердито спросил Шелест, тяжело переводя дух.

— Так туточки напрямки короче, — махнул прапорщик рукой в темноту. — Зараз на шоссе выскакивают.

— А почему ночью такой серьезный груз отправляете?

— Как прикажут, так я и сполняю… Да вы не волнуйтесь, товарищ капитан, там охрана, ребята надежные — не впервой.

Столбун говорил спокойно, пожалуй, даже слишком. Любой другой на его месте определенно замандражировал бы, увидев перед собой ночью следователя прокуратуры с вооруженными солдатами, задающего неудобные вопросы. Тут даже человек с чистой совестью почувствует себя неуютно, а этому хоть бы хны…

Когда, вернувшись в роту, мы остановились с Шелестом возле палатки, я все это высказал.

— Верно, Константин, — ответил он, — психологи в таких случаях говорят: сильной выдержкой обладает тот, кому есть что скрывать.

Утренняя ревизия склада, проведенная артвооруженцами под бдительным присмотром капитана Шелеста, ничего не дала. Отчетность была в полном порядке, придраться не к чему. Лишь вопрос о позднем вояже машины в Ханкалу повис в воздухе. Подполковник Хомутов начисто открестился от напраслины, заявив, что никогда не приказывал возить боеприпасы ночью. Его заместитель также ничего не ведал, кроме самого факта отправки груза. «Наверное, вчера с погрузкой задержались, — сказал он, пожимая плечами. — Может, поздно солдат прислали, вот и весь сказ…»

У прапорщика Столбуна вообще был вид оскорбленной добродетели. Его, заслуженного ветерана, имеющего боевые награды, в чем-то подозревают?.. Дело начальника склада принять, выдать что положено, а там хоть трава не расти.

Словом, ухватиться было не за что. Шелест так и сказал, когда мы остались вдвоем в штабной палатке. Потом добавил:

— Жаль, что не смогли заглянуть в саму машину.

— Не понял, что вы рассчитывали там найти.

— Неучтенный товар, Костя.

— Откуда? Там же охрана?..

— Охрана не может знать, сколько ящиков увозят. Ее задача стеречь добро.

— А вдруг вы ошибаетесь, Николай Николаевич, и у Столбуна все чисто? Интуиция иногда подводит.

— Прорабатывать разные версии необходимо, Костя, но на одних догадках и умозаключениях далеко не уедешь. Нужны неоспоримые факты.

— Где они, эти факты?

— Ох, дотошный ты парень, — устало улыбнулся Шелест. — Все больше убеждаюсь — быть тебе в будущем сыскарем. А по поводу Столбуна… Есть такое понятие — оперативные данные. Добыть их трудно, но возможно. Например, в банду, орудующую в определенном месте, засылают своего человека. Он входит там в доверие и начинает сообщать своим нужные сведения…

— Что вам передал этот человек? — напористо спросил я, сообразив, что капитан сказал правду.

— Сведения плохие, — вздохнул капитан. — У местной банды именно наше оружие, причем совершенно новое, будто только со склада. И боеприпасы тоже.

— Автоматы Калашникова, которыми вооружены «духи», делают давно во многих странах. Почему вы думаете, что они не оттуда?

— Есть основания. Каналы доставки оружия и взрывчатки извне сейчас надежно перекрыты, так что поступать этой дряни, кроме как от нас, неоткуда. Кто-то на этом крепко греет руки.

Стало жутко. Какой же сволочью надо быть, чтобы продавать врагу оружие для убийства своих же солдат! Вот он, беспредел в своей паскудной обнаженности, о котором много раз болтали по «ящику». Я воспринимал такую информацию как некую абстрактность. Только теперь, столкнувшись вплотную с подлейшим явлением, начал осознавать, насколько стерта граница между добром и злом, а процесс гниения стал тотальным, раз в нем принимают участие люди в погонах, всегда считавшиеся честью нации.

Невольно вспомнился великолепный особняк, выстроенный Хомутовым, его шикарная иномарка, дорогущие сигареты, которые курит Столбун, массивный золотой перстень с драгоценным камнем на его руке. Откуда все это? На какие шиши приобретено?..

В тот же день Шелест уехал в Ханкалу с намерением выяснить, куда и когда прибыл груз из нашего полка. И дураку было ясно: поначалу необходимо поставить под контроль пути следования оружия и боеприпасов, чтобы установить, откуда происходит утечка. Группировка-то войск на Северном Кавказе нынче разнообразна. Тут и милиция, и ФСБ, и спецназ, не считая нас — армейцев.

Мне, разумеется, чертовски хотелось поехать с капитаном. Во-первых, очень интересно, а во-вторых, избавило бы меня от многих неприятностей. Но зачем Шелесту солдат на побегушках отсюда, если он имеет возможность взять такого же в любой части? Поэтому я даже не заикнулся о своем желании.

Узнав, что надобность в персоне разгильдяя для следователя миновала, меня тотчас поставили в строй. Пришлось потопать, покувыркаться через «козла» и на перекладине, преодолевать полосу препятствий, что я уже малость подзабыл.

Где-то в душе, правда, теплилась надежда, что Боярышников вновь засадит меня писать для него конспекты, и тогда я увижу Надин. Но ротный даже не заикался, лишь враждебно взглянул на меня и отвернулся. Я всем существом ощутил причину его реакции, и душа ушла в пятки. Надюша!.. Неужели капитан, несмотря на нашу крайнюю осторожность, что-то заподозрил?.. Боярышникову нельзя отказать в проницательности. Отсутствием интуиции он тоже не страдал, а любое неточное слово, жест или едва неуловимая перемена в поведении, особенно в семейной постели, могут навести на размышления. Жена значительно моложе, они всего год вместе. Первые впечатления от близости остро живут в памяти. Мог… Мог что-то заметить. Или соседи подсказали.

Как вести себя в столь щекотливой ситуации, я не знал. Опыта не было. Нельзя же переть напролом! С солдата взятки гладки. Смешают, конечно, с дерьмом, но черт с ним. А вот Надюша… Она очень уязвима, и я не имел права ставить ее под удар, хотя таиться не привык, всей своей жизнью не был приучен прикрываться ложью. Вокруг этой мерзости и так хватало… Но пришлось по настоянию Надин пойти на тщательную конспирацию, а впереди был тупик, где нас двоих ждал полный крах.

Сом поспешил, конечно, в тот же день сунуть меня в наряд. Другие, мол, через день на ремень наяривали, а ты сачка давил, так что пойди попляши, чтобы служба не показалась медом. И упек в мерзопакостное «лакейское» место — посыльным по штабу, где каждый начальничек, даже писарчук, имел шанс тобой распорядиться в деловых и личных интересах. Но, как потом оказалось, я должен был старшине в ножки поклониться. Так случилось, что ночью совершенно случайно мы встретились с Надин…