Сабуро Сакаи - Самурай. Легендарный летчик Императорского военно-морского флота Японии. 1938–1945
После нашего доклада был отдан приказ о нанесении на следующий день удара по аэродрому противника пятнадцатью истребителями. Наша внезапная атака застала врасплох шесть бомбардировщиков «B-26», пятнадцать истребителей «P-40» и один «P-39», которые все сразу попытались покинуть аэродром. Мы записали на свой счет два бомбардировщика и шесть истребителей «P-40», как точно уничтоженные, а один «P-39» был занесен в разряд «вероятно уничтоженных». После этого мы направились в Порт-Морсби, где обстреляли и подожгли стоящий на якоре корабль. По всей вероятности, мое особое стремление обеспечить слаженные действия остальных летчиков стало тому причиной, но тот день я закончил, не сумев записать на свой счет ни одного самолета противника. Не удалось этого сделать и оставшемуся крайне недовольным собой Нисидзаве.
На следующий день мы вернулись в Порт-Морсби. Несмотря на значительные потери накануне, противник оказал стойкое сопротивление. Семь истребителей «P-40» бросили вызов пятнадцати нашим самолетам. В конце этой короткой и яростной схватки шесть объятых пламенем вражеских истребителей стремительно неслись к земле. Мы не понесли потерь и, оказавшись хозяевами в воздухе, обстреляли аэродромы в Порт-Морсби и Кайруке, где подожгли пять «В-26» и два «P-40».
Наша попытка добиться слаженности действий оказалась успешной. Но ни я, ни Нисидзава не извлекли из этого никакой выгоды. После двух последовавших один за другим боев многие летчики уничтожили большое количество самолетов противника, мы же вернулись ни с чем. До поздней ночи мы спорили, анализируя действия друг друга в воздухе, и старались определить, что мы делали не так. Казалось, что все было сделано верно, но факт оставался фактом – наши пули в цель не попали.
Следующий воздушный бой состоялся 26-го числа. Я опять вернулся ни с чем. И снова Нисидзава не сумел записать на свой счет ни одной победы, хотя три из семи «P-40» были сбиты.
Нисидзава недоумевал. В бою он, не стараясь определить дистанцию по прицелу, «вцепился» в «P-40», чей пилот отчаянно старался ускользнуть от «севшего» ему на хвост Зеро. Находясь на расстоянии прямого выстрела, Нисидзава, гонявшийся за «P-40» «до упора», открыл огонь из пулеметов и пушки по самолету противника. Но тому все равно удалось уйти.
29 апреля, в день рождения императора Хирохито, наш командир решил устроить скромное торжество в честь этого знаменательного события. Все, кто хоть что-то смыслил в кулинарии, были отправлены на кухню в помощь поварам для приготовления завтрака из скудного запаса наших продуктов. Союзники в предыдущие несколько дней почти не предпринимали попыток атаковать Лаэ. Затишье в боях и наше благодушное состояние в этот торжественный день притупили бдительность, на что, вероятно, и рассчитывал противник. Мы заканчивали наш праздничный завтрак в семь часов утра, когда раздался крик часовых: «Самолеты противника!» В одно мгновение резкие, неприятные звуки нарушили утреннюю тишину. Слышался грохот ударов по ведрам, барабанам, пустым обрубкам бревен, используемым для подачи сигнала тревоги. Протяжный вой двух горнов усиливал невообразимый шум – такова была наша система оповещения о воздушной тревоге.
Мы слишком поздно добежали до взлетно-посадочной полосы. Бомбы были уже сброшены и сделали свое дело. В небе мы заметили своих «старых знакомых» – «B-17». Три бомбардировщика шли на высоте 20 000 футов. Они сбросили всего несколько бомб, но точность их попадания, учитывая большую высоту полета, была поразительной. Превращенные в груды металла пять Зеро были объяты пламенем. Четыре других оказались серьезно повреждены осколками. Из шести несущих боевое дежурство истребителей лишь два были способны взлететь.
Ота и еще один летчик первыми оказались у самолетов. В считаные секунды они запустили двигатели и понеслись по взлетной полосе. Когда остальные добежали до своих самолетов, взлетать уже не было смысла. Три «B-17» и два Зеро скрылись из вида, догнать обладавшие невероятной скоростью бомбардировщики мы уже не могли. Время тянулось медленно, мы проклинали бомбардировщики и с тревогой ожидали возвращения Оты. Час спустя один Зеро приземлился. Это был Эндо. «Набирая высоту, мы стали атаковать, – сообщил он, – мы сделали все, что смогли. Ота повредил один бомбардировщик и все еще продолжал вести огонь, когда у меня кончились боеприпасы. Поэтому я повернул домой».
Прошел еще час, Ота не возвращался. Наша тревога усиливалась. Ота, всеобщий любимец и блестящий летчик, в одиночку атаковал, как минимум, два имевших тяжелое вооружение «B-17». Не находивший себе места Эндо угрюмо корил себя за то, что оставил его одного.
Прошло еще пятнадцать минут, и вдруг капитан Сайто высунул голову из командного пункта и весело крикнул нам:
– Эй! С ним все в порядке! Ота только что звонил из Саламоа. Одну «Летающую крепость» он точно сбил. Он приземлился, чтобы заправиться, скоро он будет здесь.
Отличная новость! Но нам оставалось еще кое-что доделать. Шесть летчиков, я и Нисидзава в их числе, были отобраны для «ответной любезности за поздравление императора с днем рождения». Мы бы чувствовали себя увереннее, будь у нас шестнадцать самолетов, но сохраняли боеспособность всего шесть наших машин. Противник наверняка ожидал ответного удара за атаку нашей базы. Чтобы не нарваться на ожидавший нас массированный огонь батарей ПВО, мы прошли над горной грядой на высоте 16 000 футов, а затем, вместо того чтобы продолжать полет к Порт-Морсби на большой высоте, сразу пошли на снижение. Мы летели треугольником и, миновав горную гряду, начали резко пикировать на авиабазу противника. Все прошло безупречно! Времени у противника не осталось, никто не ожидал нашей атаки этим новым и необычным способом.
Мы нанесли удар по аэродрому с бреющего полета. Десятки авиатехников толпились вокруг готовых к взлету бомбардировщиков и истребителей. Как на заказ, с полными баками горючего и подвешенными бомбами, самолеты были превосходными мишенями для нашей внезапной атаки.
Они напоминали сидящих уток, и мы открыли ураганный огонь по взлетной полосе. Я видел, как находящиеся на земле люди, задрав голову, в изумлении смотрят на нас, не веря своим глазам. Шесть Зеро появились ниоткуда!
Первый заход прошел великолепно. Ни одна зенитка не открыла огонь. В конце взлетной полосы, пока застигнутые врасплох зенитные батареи продолжали молчать, мы сделали резкий вираж и тут же начали пикировать для второй атаки. Открывающийся позади нас вид был превосходным. Три истребителя и бомбардировщик пылали ярким пламенем. На этот раз мы потрудились над еще одним рядом самолетов, аккуратно выстроенных в длинную линию. Такого сотрудничества со стороны противника мы не ожидали! Во время захода мы попали в четыре бомбардировщика и истребителя, но ни один из них не загорелся. Люди разбегались во все стороны, десятки тел, изрешеченных нашими пулями, лежали на земле. Мы сделали три захода и на огромной скорости унеслись прочь. Лишь когда мы уже покидали район, прозвучали первые залпы зениток. Я улыбнулся, боеприпасы были потрачены впустую!
Но на следующее утро в 5.30 противник отплатил нам ответным визитом трех своих бомбардировщиков, летевших на большой скорости на высоте не более 600 футов. Земля тряслась и вздымалась от разрывов сброшенных прямо на взлетную полосу бомб. Когда дым рассеялся, мы заметили пятерку наших дежурных истребителей, взмывавших в небо. Едва они оторвались от земли, как бомбардировщики противника повернули назад и нанесли еще один удар по аэродрому прежде, чем наши истребители успели приблизиться к ним. После этого они исчезли, скрывшись в предрассветной мгле. Они отлично справились со своей задачей: один Зеро был охвачен пламенем, другой превратился в груду металла. Еще четыре истребителя были серьезно повреждены пулями и осколками.
В последующие четыре дня война в воздухе яростно набирала темп. Союзники ответили на наш следующий налет прекрасно проведенной двенадцатью «P-39» атакой нашего аэродрома и серьезно повредили девять бомбардировщиков и три истребителя. Мы перехватили «аэрокобры», когда те отходили, и сбили два самолета, не потеряв ни одного своего. Но ни мне, ни Нисидзаве снова не удалось сбить ни одного самолета противника.
Преодолеть этот вдруг возникший кризис мне – и Нисидзаве тоже – удалось на следующий после налета «P-39» день. Вдевятером мы вылетели в Порт-Морсби, мы рвались в бой. И бой состоялся. Девять готовых сражаться истребителей противника поджидали нас над аэродромом.
Едва заметив нас, они разорвали свой круг и с ревом понеслись прямо на нас. Я решил взять на себя летящий первым истребитель противника. На подходе «P-40», сделав переворот, развернулся в надежде занять позицию для нанесения удара в брюхо моему самолету. Я резким броском вошел внутрь его виража и открыл огонь. Лучше все рассчитать было невозможно: «P-40» попал прямо под очередь моих пулеметов. Пилот противника моментально сделал левый переворот, но было слишком поздно. Еще одна очередь, и истребитель вспыхнул ярким пламенем.
