Хайнц Конзалик - Штрафбат 999
— Сегодня 25 человек направить в Бабиничи за инструментом. На трех санях. С завтрашнего дня приступаем к рытью окопов.
— К рытью окопов?
На жирной физиономии Крюля отразилось изумление. Еще раз окинув взором заснеженные поля, он скривился.
— Где? Здесь?
— Где же еще?
— Э-ге-ге!
Обермайер с отвращением посмотрел на Крюля:
— Оставьте при себе ваши дурацкие комментарии, обер-фельдфебель! Насколько мне известно, вы палец о палец не ударили за все это время. Вон какую физиономию наели! От нее не убудет.
Ночью в Бабиничи отправилась группа из 25 человек. Возглавляли ее унтер-офицеры Кентроп и Бортке. Надо было доставить шанцевый инструмент, перевезенный туда транспортниками из Орши. На первых санях за пулеметом «МГ-42» сидел Шванеке и, прищурившись, осматривал заросшие кустарником придорожные поля. Под одним из кустов затаился старший лейтенант Сергей Деньков. Его не заметил даже зоркий взгляд Шванеке. Рядом с Деньковым притаился и Тартюхин с раненой рукой на перевязи.
До Бабиничей санный караван добрался без происшествий. Расположение 1-й роты очень напоминало поселок лесорубов. Повсюду лежали свежеспиленные ели с густыми кронами, которые мотосанями предстояло растащить и уложить вдоль дороги. Потом группы по 5–8 человек поднимали их и втыкали в отрытые в мерзлой земле глубокие лунки. Елочка к елочке, а в промежутках — сложенные в штабели стволы деревьев. Снегозащитная полоса. Чтобы потом не приходилось чуть ли не ежедневно расчищать дорогу от снега.
Командир 1-й роты обер-лейтенант Вернер с недовольным видом сидел в натопленной хате и строчил похоронки родным некоторых из погибших. Он полагал, что таким образом хотя бы формально отдаст долг вежливости. Среди погибших были бывший майор, два известных юриста и один писатель, книги которого числились в проскрипционных списках Геббельса. Только когда Вернер вывел на бумаге фразу «Пал за Великую Германию!», тут даже ему стала ясна вся абсурдность ее. Вместо этого он решил написать: «До последней минуты выполнял свой долг», присовокупив после: «Гибель стала избавлением и вечным утешением для него». Вот это было уже вполне к месту. Утешением. Для них война закончилась, подумал Вернер.
Процедура передачи шанцевого инструмента и саперных зарядов для подрыва особо твердого грунта прошла быстро и оперативно. Вскоре санная колонна уже направлялась обратно в Горки. Мотосани неслись по дороге, оставляя за собой длинные белые шлейфы. Деньков и Тартюхин, сидя в засаде, внимательно следили за их приближением.
— Давай! — скомандовал Тартюхин, злорадно усмехнувшись.
Оба неотрывно смотрели на одно место на дороге. Так, первые саночки… Вторые…
— Ч-черт! — прошипел Тартюхин.
Сергей стиснул зубы, и на скулах заиграли желваки. Третьи сани… Ничего!
Тартюхин здоровой рукой хлопнул по снегу. Его желтоватое лицо перекосилось от злости. Вот так! И только когда третьи сани были уже довольно далеко от нужного места, ночную тьму прорезало оранжевое пламя, сопровождаемое оглушительным взрывом. Комья мерзлой земли, взлетев на несколько метров вверх, градом обрушились на землю.
— Детонатор сработал с запозданием! — упавшим голосом произнес Сергей и в ярости сплюнул.
После этого мгновения, когда, казалось, ад на секунду разверзся, снова наступила тишина. Колонна отделалась легким испугом, если не считать нескольких комьев земли, шлепнувшихся в ехавшие последними сани, где сидел унтер-офицер Кентроп. Он, машинально поддав газу, рванул сани вперед и через несколько метров остановился.
Словно призраки, солдаты стали выскакивать из саней на снег и залегли — к чему быть легкой мишенью для невидимого противника? Дальше всех расположился Шванеке со своим «МГ-42». Унтер-офицер Бортке дополз до пулеметчика и, чуть приподняв сползшую на лоб каску, сообщил:
— Мина. И еще какая! На бронепоезд бы хватило!
Они быстро осмотрели местность. Куст за кустом, выемку за выемкой.
— Погодите.
Шванеке в раздумье уставился на островки кустов. Он чуял, что опасность исходит именно оттуда. Внутренний голос подсказывал ему, что те, кто подложил мину, неподалеку. Уперев приклад в плечо, он дал короткую очередь сначала чуть выше кустов, потом прочесал ветви у самой земли. Тарахтенье пулемета все восприняли чуть ли не как избавление. Туг и там залегшие в снегу солдаты стали поднимать головы, подползать друг к другу, собираясь в группы.
Тартюхин с Деньковым лежали, зарывшись в снег. Пули Шванеке свистели в считаных сантиметрах над их головами. Тартюхин снов сощурил свои и без того узкие глаза.
— Это он! Снова он! Я чувствую, что это он! По тому, как он стреляет! — бормотал Петр.
Свистя, пули срезали обледенелые ветки и уносились прочь.
— Никого! — заключил Бортке. — Я же говорил, они убрались.
Подняв руку, унтер-офицер скомандовал:
— Всем собраться! На сани!
Темные фигуры, выбравшись из снега, метнулись к саням. Тут же в ночной тишине зарокотали двигатели. Кентроп вместе со Шванеке прошлись к месту взрыва. Шванеке шел, повесив ручной пулемет на шею, готовый в любую секунду дать очередь. Воронка разверзлась по всей ширине дороги — зияющая, темная яма.
— Да, этого нам с лихвой хватило бы! — заключил Кентроп. — Снова повезло!
Тартюхин тем временем во все глаза смотрел на человека с ручным пулеметом, и чем пристальнее всматривался, тем сильнее ощущалась дрожь, охватывавшая его широкоплечую и приземистую фигуру. Желая успокоить его, Сергей положил руку на плечо товарищу:
— Уймись!
— Но товарищ старший лейтенант! Это ведь он! Он! — прошептал в ответ Петр.
— Ничего-ничего, мы еще до него доберемся, Петр, это я тебе обещаю. Дай только срок.
Они видели, как отъезжали сани, вскоре тарахтенье моторов затихло вдали.
— Я возвращаюсь в Оршу, — сообщил старший лейтенант. — Передай товарищам в лесу, чтобы пока отдыхали. Через три дня я вернусь с новыми приказами. Я встречаюсь с товарищем генералом.
— А где тебя искать в случае чего?
— У Тани.
Тартюхин усмехнулся и прицокнул языком. Сергей свирепо взглянул на него, но промолчал. Выбравшись из кустов, он зябко поежился и похлопал себя по бокам, чтобы согреться.
Небо над лесом едва заметно светлело — занималось утро.
Сергей шел по дороге. Дойдя до воронки, он на секунду задержался и, окинув огромную яму взором, пожал плечами:
— Не вышло! Ну ничего, в следующий раз определенно выйдет!
И торопливо зашагал в сторону Бабиничей.
По полю тащились грубо сколоченные сани. Федя, сержант Красной Армии под видом нищего крестьянина, помахал ему рукой.
— Что нового?
— Никаких новостей, товарищ старший лейтенант.
— Давай прямо в Оршу. В Бабиничи заезжать не будем.
По пути к Днепру им не попалось ни одного немецкого солдата. Сергей улыбнулся про себя.
— Эти просторы — их погибель, — медленно произнес он. — Ну как, скажи мне, как несчастное суденышко, жалкая скорлупка может считать открытый океан своей вотчиной?
В Бабиничах обер-лейтенант Вернер не поверил глазам — сюда пожаловал Фриц Беферн собственной персоной. Этот визит воспринимался как явление из другого мира. Вернер в этот момент еще лежал в постели.
— Доброе утро, герр Вернер! — приветствовал его нежданный гость, лихо щелкнув каблуками. Вернер, взглянув на часы, убедился, что стрелки показывают четыре утра.
— Здравия желаю! — упавшим голосом ответил он, гадая, какого черта понадобилось этому проныре здесь, да еще ни свет ни заря. Накинув мундир, Вернер провел ладонью по взъерошенным волосам.
— Я здесь по службе. Как представитель командира батальона. Осмотреть, как обстоят дела на вашем участке, — подчеркнуто официальным тоном сообщил Беферн.
— Милости просим.
Вернер поднялся:
— Время, надо сказать, вы выбрали для этого самое подходящее… На час ночи у нас было трое убитых и семеро раненых. Сколько их на данный момент, сказать пока не могу — не знаю.
— Партизаны?
— Нет, на этот раз не они. Если бы партизаны, я бы уже…
Вернер недоговорил. Усмехнувшись, он уселся на постели, взял в руки дымящуюся чашку с чаем.
— Теперь это были уже регулярные войска. Мои люди задействованы на оборудовании позиций на участке шириной 12 километров, причем в зоне видимости противника. Иногда наша активность начинает действовать русским на нервы, вот они и наносят нам шумные визиты. Чтобы лишний раз напомнить нам — мол, вы не особенно зарывайтесь — мы пока что здесь, неподалеку.
— Да, все это весьма неприятно.
Беферн, усевшись, огляделся:
— У вас есть карта? Должна быть, и с нанесенным на нее вверенным вам участком.
— Да-да, конечно, карта у меня есть. Только к чему она? Давайте сейчас выйдем на свежий воздух, и вы собственными глазами осмотрите все. Уже светает, впрочем, здесь и не темнеет-то по-настоящему.
