Александр Сердюк - Визит в абвер
— Потружусь, товарищ старший лейтенант! — Валя приложила руку к пилотке. — Мы с Ромашовым будем аккуратны, а для посторонних вывесим табличку «Вход воспрещен».
— Я здесь не посторонний, товарищ Демшина, — обиделся Тимохин. — Я как никак начальник машины. Здесь меня все касается. А то еще как бы вам не пришлось бегать за мной… И возможно, даже босиком…
С чувством собственного достоинства Егор Егорыч четко исполнил поворот «кругом» и зашагал прочь. Демшина постояла у входа, провожая его смеющимися глазами, и, махнув рукой, вошла в палатку.
— Итак, — сказала она, обращаясь к Ромашову, — приведите в порядок свое рабочее место. Стол, как видите, оборудован по всем правилам… Вот это гнездо — для включения телефона, это — для телеграфного ключа. Табуретку поставьте так, чтобы расстояние между столом и вами было не шире ладони. Под рукой должны лежать рабочая тетрадь, аппаратный журнал и три-четыре карандаша. Простых, конечно, но отточенных остро-остро… Вас так учили немцы?
— Да в общем-то без разницы, товарищ младший лейтенант.
— Ну а не в общем? — Валя пристально посмотрела на Ромашова.
Столь же внимательным, не лишенным скрытого смысла, был и ответный взгляд Сергея. Помолчав, он сказал:
— Я имел в виду только технику радиодела.
— Я тоже, — быстро ответила Валя. — Об остальном поговорим потом.
— А почему не сейчас? То «остальное», что вы имеете в виду, конечно, было. Но дело в том, что для меня оно как горох об стенку. Не приставало. Наверное, во мне нашлось достаточно иммунитета.
— Успели выработать в себе? Когда же?
— Сам не заметил… Скорее всего, заранее… Еще до того, как меня схватили немцы.
Оба помолчали. Демшина видела, что углублять этот разговор не имеет смысла. Да, возможно, не следовало и затевать его. Ведь сама же если и сомневалась, так только на первых порах и то не сильно.
— Пожалуй, — заговорила Валя, — нам надо вернуться к тому, с чего начали. К вопросам техники.
Ромашов согласно кивнул головой, но добавил:
— При одном условии, товарищ младший лейтенант. Если будем считать, что в «остальном» для вас все ясно?
— Будем, Сережа… Будем.
Как ни пыталась Демшина в разговоре со своим новым подчиненным выдерживать подобающий ей тон, порою в ее голосе все же пробивались и мягкость, и задушевность. Да и чему тут удивляться! Валя была обходительной девушкой, притом хорошенькой, и конечно же ей было далеко не безразлично, какими глазами будет посматривать на нее молодой и вообще-то не глупый парень.
Их дружеский, как бы все еще «пристрелочный», разговор был внезапно прерван громким шумом, возникшим на поляне. Возвратились Борцов и Самородов с солдатами. И хотя все очень утомились, встреча с однополчанами вызвала радостное возбуждение. Тем более что на пеленгаторщиков застава возлагала большие надежды.
Прислушавшись к шуму, Демшина тут же выпорхнула из палатки. На мгновение остановилась у входа, и то лишь для того, чтобы наказать Сергею до ее возвращения никуда не отлучаться.
Переставив табурет поближе к выходу, Сергей не отрывал глаз от поляны, заполненной солдатами. Пограничники! Впервые в жизни он видел их в такой близи, а раньше, до войны если и случалось, то лишь в фильмах. Теперь же ему выпало счастье не только наблюдать, но и действовать бок о бок.
Демшина все не возвращалась. Поляну все заметнее заволакивали вечерние сумерки. И вдруг сквозь густеющие тени проступила чья-то рослая, очень подвижная фигура. Напрягая зрение, Сергей вглядывался в нее все пристальнее. Но кого мог он распознать здесь кроме своих спутников? Закралась исподволь в его голову встревожившая мысль: а не спецкурьер ли это? Небось Баркель ждал-ждал да и надумал… Только от кого мог узнать, что я именно здесь, на этой поляне? Хоть и хитер как лис, но не провидец же он в конце концов. Не было за Ромашовым и слежки. Да как можно было идти по следу, если держали его под охраной и днем, и ночью. Чертовщина какая-то и только. Игра воображения. Однако же…
Не закрыться ли ему в палатке, опустить полог и не шевелиться? Опять чепуха какая-то, разве за матерчатыми стенами спрячешься. Если что — засмеют потом, особенно Демшина, хохотунья она классная… Следовательно, оставаться надо на месте, по крайней мере не обвинят в трусости. За ним, Ромашовым, такого позора еще не наблюдалось…
Тот человек по-прежнему шагал уверенно, направления не менял. Расстояние между ним и палаткой сокращалось все быстрее. Он уже хорошо виден. Рослый, плечистый. В военном мундире. Погоны с двумя просветами и крупными звездами. Подполковник! Если он из абвера, то все это чистейшая бутафория. Там нарядят во что угодно, хоть в генеральское.
Уже возможно разглядеть и его лицо. Высокий лоб. Прямой, со вздернутым кончиком нос. Худощав. О, господи! Так это же сам писарь! Вот, оказывается, кого послал сюда Баркель. Ну и судьба.
Готовясь к самому худшему, Ромашов крикнул:
— Хенде хох!
Но тот не только не отступил, не попятился, но, наоборот, сделал бросок навстречу «писарю» и что было силы толкнул его руками в грудь, как бы отстраняя и от себя, и от палатки. Не ожидавший такого приема, «писарь» отшатнулся, но на ногах удержался. Теперь они оба стояли друг перед другом, и если глаза у одного все еще сверкали не угасшей яростью, то у другого они светились откровенно дружеской улыбкой.
— Ты что ж это, Сережа? Неужто не признал? — с обезоруживающей мягкостью в голосе спросил Борцов.
— Но вы… вы же…
— Соображать надо. Я только там был писарем.
— А здесь? Кто же вы здесь?
— Вот поработаем вместе и ты поймешь.
— Ошибочка, значит, вышла. Сразу не разобрался. Вы уж простите.
— Ничего, бывает. Слава богу, что этого не случилось у майора Баркеля. Там-то вы толчком не ограничились бы. Признаюсь, ваши косые взгляды я замечал. И не однажды.
— Было такое дело, — сознался Ромашов. — Хорошо, что там не представилось возможности…
Возвратилась Демшина. Ничего не подозревая, она выпрямилась, приложила руку к пилотке и отрапортовала:
— Товарищ подполковник! Эта палатка предназначена радистам. В ней имеется все необходимое для учебно-тренировочных занятий. Ответственная за порядок — старший радист Демшина, — отчеканила Валя без запинки.
— И много у вас радистов? — спросил Борцов, улыбаясь.
— Двое нас… Я да вот Ромашов… Сережа…
— Вы хотя бы посочувствовали Сереже. А то стоит бедняга и ничегошеньки не понимает. Верно я говорю? — спросил Борцов, обращаясь уже к Сергею.
— Совершенно верно, — подтвердил тот, постепенно приходя в себя. — Нехорошо вышло.
— Что так? — насторожилась Демшина.
— Да была одна неувязочка… Кто бы мог подумать: в абвере — писарь, а тут — офицер, да еще старший.
— Ладно, Сережа. Как говорится, замнем для ясности… А сейчас давай знакомиться. По-настоящему. Павел Николаевич Борцов.
Они обменялись рукопожатием.
— Такая неожиданность. Ну хотя бы предупредили, — все еще продолжал оправдываться Ромашов, принимая вину на себя.
— Война все спишет, — пошутил Борцов. — Кажется, так модно сейчас говорить? Насчет всего не уверен, а твою промашку обязательно спишет.
— Чудеса да и только: у такого жестокого шефа, как майор Баркель, и уцелеть, — Сергей покачал головой. — Вас они тоже с постели стащили? Среди ночи?
— Постель у меня была фронтовая, в земляночке. — И поднялся я хоть и среди ночи, но сам, без всякого принуждения. Обнял провожавшего меня контрразведчика, расцеловались на прощанье — и в путь. Где в рост, где пригибаясь, так аж до самой ничейной полосы. А дальше уже только ползком, чтобы немцы с перепугу не ухлопали…
Павел Николаевич рассказывал со всеми подробностями, живо вспоминая, как дело было. Ночь — хоть глаз выколи. Мертвое, вдоль и поперек исхлестанное пулями пространство никем не занято, словом — ничейное. И на этой узкой полоске земли вдруг появляется живое существо. Кажется, существо это разумное — оно то делает какие-то зигзаги, то исчезает из виду, опасаясь, как бы любая секунда не стала роковой. Ведь если одни автоматы все дальше, то другие, что впереди, все ближе. Вот сзади, за спиной, вспыхнул прожектор, потом взлетела осветительная ракета. Значит, русские спохватились, забили тревогу. Как же — это от них кто-то ушел. Немцы приободрились, ждут. Равнодушие к беглецу сменяется заинтересованностью в нем. Дошел бы целым и невредимым. И как бы оберегая его, немцы открывают шквальный огонь по позициям за ничейной полосой…
А человек, это был Павел Борцов, благополучно добирается до первой немецкой траншеи и исчезает в ней.
Глава шестнадцатая
Проплутав по лесам, показавшимися бескрайними, и истратив на свои блуждания массу сил и времени, гауптман Шустер наконец-то добрался до конспиративной базы. Осмотр ее он начал, лишь крепко поспав под раскидистым дубом и насытившись горячим обедом, приготовленном поваром на костре.
