Граница проходит рядом(Рассказы и очерки) - Данилов Николай Илларионович
…Расстояние между бандой и ударной группой сокращалось, Дурды-Мурад и Ахмет-бек, наконец, поняли, что столкновения с пограничниками не избежать. Они выбрали удобную для боя позицию и остановились. Банда расположилась на небольшой холмистой возвышенности, покрытой редкими зарослями саксаула и гребенчука. Красноармейцы же двигались по ровной, хорошо простреливаемой местности.
В тот майский день бой длился несколько часов. Потери несли та и другая стороны. Отчетливо понимая, что в лобовых атаках прольется много крови, командование ударной группы решает послать несколько пулеметчиков в обход, чтобы ударить по басмачам с тыла и этим решить исход сражения. С пулеметчиками уходит и Степан Николаевич, Бандиты замечают горстку смельчаков и открывают ураганный огонь по ним. Пограничники залегли и дружно ответили пулеметными очередями.
Два «максима» и два ручных пулемета отвлекли на себя половину банды. Вооруженные до зубов басмачи не жалели свинца. Уронил голову первый номер «максима». Карпов занимает место за пулеметом.
Но вот он сдавленно вскрикивает, лицо искажается от боли. Окровавленную руку комиссара спешит перевязать красноармеец Фаст. Степан Николаевич, превозмогая боль, сквозь зубы шлет бандитам проклятье и снова нажимает на гашетку.
По долине разносится громкоголосое «Ур-а-а!». Это в очередную атаку пошла основная группа пограничников. Карпов видел, как часть бандитов переметнулась к другим кустам. Бесстрашный комиссар поднялся во весь рост и, увлекая за собой бойцов, двинулся вперед.
Вдруг ноги его подкосились — вражеская пуля попала в голову. Падающего комиссара успел подхватить красноармеец Фаст, но тут же сам замертво свалился на песок, сжав в руке так и не пригодившийся развернутый бинт…
Весть о гибели Карпова вызвала у пограничников бурю гнева, и уже никакая сила не могла их остановить. Они яростно пошли в последнюю атаку, отчетливо слыша призывное слово комиссара «Вперед!».
Опаленное сердце
б этом нельзя говорить равнодушно. Это нельзя воспринять без волнения. Горькое чувство трагедии перемешивается с гордостью за человека, за его невероятную силу, мужество и величие.
Он был солдатом самой миролюбивой страны, он был советским пограничником.
Его не сразила коварная вражеская пуля, как иногда бывает на границе; он не сорвался с крутого скалистого обрыва, преследуя шпиона или диверсанта. Все было по-другому.
Возможно, и жители приграничья сопредельного государства когда-нибудь узнают, как и во имя чего погиб на самом краю своей земли советский воин-пограничник.
Их было трое, вышедших ранним августовским утром ремонтировать линию связи, — сержант Николай Безпрозванный, рядовые Владимир Цвиркун и Николай Никитенко.
Быстро поднялось южное солнце, залив ярким светом окрестные сопки. На одной из них стоят два столба, строго определяя линию государственной границы СССР с соседней капиталистической страной. Отсюда отчетливо видны чужие селения, люди, работающие на полях, отару овец. Мимоходом посмотрев на крестьян, обрабатывающих хлеб, где с волами, а где цепами, советские воины молча спустились с сопки. Что уж тут говорить? Такое пограничники видят не впервые. В каких-то сотнях метров от них другая жизнь, другие порядки и законы.
Но об этом в то солнечное утро им рассуждать было некогда, их одолевали свои заботы, свои мысли. «Связь на границе должна быть четкой» — это приказ, его надо выполнить и как можно скорее. Связисты обвешаны проводами, веревками, инструментами. А тут еще под ногами высокая сухая трава. Она заплетает сапоги, цепляется за одежду, мешает идти легко и свободно.
Расположились под сопкой, недалеко от контрольно-следовой полосы. Здесь следовало заменить в сети провод, приварить новый. Мимо связистов протрещал и скрылся за поворотом трактор, боронивший затвердевшую после недавнего дождя узкую полоску земли. Это из его выхлопной трубы вылетела никем не замеченная искра и упала на траву в нескольких метрах от пограничников.
Увлеченные работой, связисты не видели, как обугливалась травинка. И вдруг вспышка. Маленькое пламя охватило вторую, третью травинку, затрещало, стало расти.
Несколько огромных прыжков, и солдаты топтали уже огонь, источником которого, казалось, была не сухая трава, а порох. Пламя в секунды разрослось в стороны и, подгоняемое ветром, полезло к границе, охапками пожирая овсюг, бурьян, колючку.
Выплеснутая из брезентового ведра вода мгновенно отскочила от огня паровым облаком. В ход пошли солдатские куртки. А пламя неумолимо росло. Владимир Цвиркун первым понял, что им, троим, пожара не потушить. Он бросился к розетке и в считанные минуты связался с заставой. Когда возвращался, услышал громкий голос сержанта:
— Тушите с флангов. Я бегу к щели. Там надо задержать огонь…
На нашей территории пожар ничему не угрожал. До самой линии границы стояла лишь спаленная солнцем трава.
Но коммунист сержант Николай Безпрозванный умел мыслить шире. По узкой щели — самое короткое расстояние до границы. По ней огонь быстрее пройдет до той черты, через которую его нельзя пускать: там не наша земля, там не наши посевы.
Сержант скрылся в черном едком дыме. Он не видел, как на бешеной скорости подскочила пограничная машина, как выскакивали из нее солдаты с плащами в руках и бежали к огню. Это ближайшая застава, поднятая по тревоге, вступила в схватку со стихией.
Вздыбился, захрипел и попятился от двухметрового огненного вала копь под начальником заставы. Но старший лейтенант А. П. Ивахненко дал ему шенкеля, стремясь подъехать к связистам. Он не видел на месте пожара сержанта Безпрозванного. Но вот связист Николай Никитенко сам отбежал в сторону.
— Где сержант? — во все горло крикнул начальник заставы, но не получил вразумительного ответа. — Почему не тушите пожар?
А у Никитенко зуб на зуб не попадает:
— Не могу… Знобит…
Начальник заставы галопом объезжает участок, охваченный огнем. Воины, прикрывая от пожара лица, дружно наступают на пламя. Однако среди них нет сержанта Безпрозванного.
Ефрейтор Деонис Телепан первым услышал чей-то тревожный голос. Он глухо доносился снизу, из щели, над которой клубами бушевал густой дым. Деонис пробежал по склону сопки и в безопасном месте спустился в щель. Тут он увидел человека в трусах и сапогах, который отчаянно бил брюками по наступающему огню. Деонис не сразу узнал Безпрозванного, на теле которого, казалось, не было живого места. На глазах ефрейтора сержант повторял подвиг самоотверженных воинов, которые, получив в бою тяжелые ранения, не покидали поля битвы.
— Отходите, товарищ сержант! — Деонис схватил Николая за руку, но ладонь соскользнула, сняв с тела сержанта обожженную кожу.
Безпрозванный, гневно сверкнув глазами, прокричал:
— Туши! Видишь — куда прет огонь?!
Ефрейтор понял, что сержант не продержится долго на ногах, и тогда огонь накроет обоих. Он вырвал у Николая брюки и начал отталкивать его от пламени:
— Вы сильно обгорели. Здесь вся застава. Ребята тушат…
Их увидел младший сержант Григорий Мартыненко. Вдвоем они вывели Безпрозванного в безопасное место. От него пахло гарью и жареным мясом. Однако память сержант не потерял. Держа в руке плоскогубцы, он дошел до заставы. Через час его, всего забинтованного, взял вертолет. Уже в госпитале Николай узнал, что огонь, бушевавший два с половиной часа, остановлен и подавлен воинами заставы у самой линии государственной границы СССР.
На заставе старшего лейтенанта А. П. Ивахненко мало знали сержанта Николая Безпрозванного. Он, инструктор по связи комендатуры, пробыл тут всего неделю. Но его, спокойного и рассудительного, развитого и общительного, воины успели полюбить. Решение комсомольцев заставы было единодушным: если для выздоровления этого человека потребуется кровь и кожа, каждый готов отдать свою.
