Владимир Лавриненков - Шпага чести
Вторым берет слово заместитель Тюляна — Литольф, не менее отважный и умелый летчик. Он обращается к гостям:
— Дорогие русские друзья! В этот торжественный для нас день мы заверяем вас, что будем сражаться с фашистами до тех пор, пока наши руки будут в силах держать штурвалы, а глаза — видеть врага. Мы будем сражаться вместе!
Назревали важные события летней кампании 1943 года.
Новичков требовалось досрочно поставить в боевой строй.
Эскадрилье «подбросили» четыре «яка». На фюзеляже одного из них было выведено: «Дар православной русской церкви». Это вызвало немалое оживление среди французов. Они видели в наших хатах иконы, знали, что многие старики молятся богу, но чтобы церковь дарила самолет, такого прецедента еще не было.
— Командир, кому же вы отдадите этот божественный дар? — не преминул поинтересоваться Дюран.
— Нам говорили, — вмешался в разговор Пуйяд, — что в эскадрилью пришлют кюре. Хорошо бы, он оказался летчиком.
— Пусть стоит в резерве. Все мы представители разных вероисповеданий, так что, если потребуется, будем летать на нем по очереди.
С последними «яками» прибыли и русские механики. «Нормандцев» поразило, что работу, на которую французские специалисты тратили целые дни, они выполняли в считанные часы, притом с особо высоким качеством.
Вот тогда-то и возникла мысль о замене французских авиаспециалистов советскими. Тем более что у Тюляна уже скопилось немало рапортов от механиков с просьбой послать их учиться на пилотов. Часть авиаспециалистов постоянно болеет.
Тюлян доложил обо всем этом Мирле. Тот — Левандовичу, ставшему уже генералом. В итоге получили ответ: если желающих стать летчиками наберется 50 человек, будет организована соответствующая школа. В противном случае, по мере возможности, французские специалисты будут заменены русскими.
Начались тренировки прибывшего летного состава. Новички с особым энтузиазмом учились у видавших виды ветеранов «Нормандии». Мечтали поскорее утолить жажду боя, и никто не хотел думать о том, что в первых же стычках его может постигнуть участь Бизьена, Дервиля, Познански… Быстро вошли в строй не все. Становление некоторых явно затягивалось. Видимо, сказывалось то обстоятельство, что не каждый сказал правду о налете, то есть о количестве часов, проведенных за штурвалом в воздухе.
Пьер Пуйяд «оседлал» боевой Як-1 после трех учебно-тренировочных вылетов и тридцати минут сложного пилотажа на спарке Як-7. Первым боевым заданием стала для него разведка над линией фронта длительностью час двадцать минут. После этого он стал ведомым Тюляна.
…5 июля началась Курская битва. Началась не так, как хотел Гитлер.
В 5.30 фашисты намечали ринуться в наступление на Орел — Курск и Белгород — Курск. А в 2.20 войска противника, изготовившиеся к атаке, подверглись ураганному огню сотен наших артиллерийских батарей. Враг был в шоке. Он лишился фактора внезапности, но приведенную в действие огромную военную машину уже не мог остановить.
Яростное сражение произошло 12 июля на широком всхолмленном поле возле малоизвестной до тех пор Прохоровки. В крупнейшем танковом столкновении сошлось до 1200 танков. И крупповская сталь оказалась слабее советской.
К 18 августа орловский выступ гитлеровских войск был полностью ликвидирован.
В ходе Курской битвы враг потерял более полумиллиона солдат и офицеров, до 1500 танков, 3000 орудий, а также более 3700 самолетов, 33 из которых сбили истребители недавно доукомплектованной эскадрильи «Нормандия».
Но и она имела потери. Не вернулись с заданий лейтенанты Ноель Кастелен, Альбер Прециози, новички Жан де Тедеско, Фирмен Вермей, друг Пуйяда — Адриен Бернавон. У последнего на малой скорости отказал мотор, «як» очутился в штопоре, потом — в перевернутом «на спину» виде. Бернавон не успел ни привести самолет в нормальное положение, ни выпрыгнуть с парашютом.
Острая боль пронзила сердце Пуйяда. Он начинал понимать смысл слов Тюляна: «Все, что было до России, — цветочки…»
А следующий удар потряс всю «Нормандию», 16 июля в районе Красниково погиб Альбер Литольф. Он сдержал свое слово: сражался до тех пор, пока рука держала штурвал, а глаза видели противника. 14 фашистских самолетов сбил аскет-мечтатель, но вражеская пуля подстерегла героя.
Жан Луи Тюлян, скрипнув зубами, сурово сказал Пуйяду:
— Завтра, Пьер, мы отомстим за Альбера. Назначаю тебя командиром второго отряда вместо него.
Дни были напряженнейшие. «Нормандцам» приходилось действовать по солнцу — от его восхода до захода не покидали кабин. Ели и спали прямо на аэродроме. Как непохоже все это было на войну, которую помнили по Ближнему Востоку: номер в отеле, бар, вино, очаровательные крошки!
Следующий рассвет застал Тюляна и Пуйяда на ногах. Эскадрилью подняли по тревоге. Пьер еще не успел принять второй отряд и оставался ведомым Жана. Сколько лет их связывает верная, крепкая дружба! Еще с училищной скамьи в Сен-Сире. Потом учеба в аэронавтической школе Версаля. В один день получили дипломы пилотов. Жан пошел по следам своего отца-авиатора, погибшего в летной катастрофе, и дяди-генерала, хорошо известного в ВВС Франции. С 1939-го по 1943 год Пуйяд и Тюлян не виделись, встретились только в русских Хатенках. Каждый мысленно поклялся не расставаться до победы, до освобождения Франции.
«Жан остается тем же спартанцем, каким был всегда. Внешне сдержан и даже холоден, он умеет внушить к себе любовь и уважение. Без полетов не мыслит жизни. Презирает опасность, любит риск, превыше всего ценит решительность и отвагу. Чтобы первым взлететь, спит в приаэродромной землянке. Когда летчики, живущие в сельских избах, приезжают к самолетам, он встречает их отдохнувший, выбритый. Кажется, ему незнакомы физическая усталость и нервное истощение. С неизменной улыбкой на устах Жан находит выход из самых сложных ситуаций. На него равняются все летчики. Недаром русские говорят, что завидную репутацию «Нормандии» на девять десятых создает Тюлян. Мой давний знакомый Жозеф Пуликен не ошибся в выборе: передал эскадрилью в надежные руки».
Обо всем этом думал Пьер Пуйяд, готовясь к вылету на рассвете 17 июля.
Они стартовали и направились к линии фронта. Собственно, линии фронта на участке уже не было. Фашисты сначала отступали, потом пустились в беспорядочное бегство. Это вызвало бурю восторга у «нормандцев». Поражение гитлеровцев под Орлом и Курском укрепляло их веру в возвращение да родину, веру, которая умножала силы, помогала побеждать врага.
С земли сообщили: «Раяки, в районе станции Знаменской — большая группа «фокке-вульфов».
Жан Луи Тюлян сделал змейку, осмотрелся и увидел стаю гитлеровских хищников.
— Внимание, приготовиться к атаке! — передал он по рации.
Пары рассредоточились и устремились на врага. Пьер не успел глазом моргнуть, как оказался с Жаном в гуще «фоккеров». Ведомый старался не упускать из виду своего дерзкого, отважного командира. И он, наверное, был единственным, кто видел, как пламя в сером облаке снарядного разрыва встало над ЯКом и Тюлян в смертельной конвульсии рванул самолет к солнцу.
Новый командир
Гибель Жана Луи Тюляна сильно потрясла всю эскадрилью. Этому никто не хотел верить. В «Нормандии» знали: их комэск — боец-виртуоз, мастер маневра и огня, способный выйти невредимым из самой сложной ситуации.
Тюляна любили. Всем нравились его улыбка, подтянутость, упругая, энергичная походка. Привыкли к строгому командирскому тону, сдержанности в спорах, решительности в суждениях. И сейчас без него, без всего того, что было связано с ним, никто не мог представить себе эскадрилью. Тюлян был ее командиром и ее душой, а такое признание дано заслужить далеко не каждому.
Вспомнились слова Друзенкова, когда он возвращался в свою дивизию. К русскому майору французы крепко привязались и говорили, что вряд ли кто-нибудь им его заменит. Павел Иванович ответил тогда:
— Нет людей незаменимых, есть люди неповторимые.
Вот таким, неповторимым, и был Жан Луи Тюлян. Угнетало еще и то, что его нельзя достойно похоронить, не удалось даже примерно установить, в каком месте упал самолет.
…В тот последний день он был особенно решителен и неистов. Почти все пилоты сделали уже по два-три вылета, а он все посылал и посылал их на задания — не хотел, чтобы эскадрилья отстала от 18-го гвардейского полка в боевых делах.
Врач Жорж Лебединский предупреждал:
— Мой командир, летчики устали.
— А русские не устают? Ситуация такова, что нельзя отсиживаться на земле.
Следующую группу Тюлян возглавил сам.
На этот раз механик Жан Калорб не дождался ни своего самолета, ни своего командира.
…Большие потери французской эскадрильи обеспокоили советское командование. К «нормандцам» срочно вылетел генерал Захаров. Он застал всех в сборе, а Мишеля Шика — за маршевым журналом.
