Михаил Ильин - Ради жизни на земле-86 (сборник)
— Спасибо, Дмитрий Павлович, за доверие. Большое спасибо! — поспешил прочувствованно сказать Сурин.
«Не было бы счастья, да несчастье помогло, — думал майор Сурин по дороге к себе на шестой этаж. — Не напустись он сгоряча на меня, не было бы и этого разговора о бригаде. А так — обещание в кармане. А Салов знает, что такое обещание, слов на ветер не бросает, слово его — кремень».
Позвонив во Внуково, Сурин узнал, что до ближайшего самолета — около двух часов. Времени заехать домой в гостиницу не было. Успеть бы оформить командировку и не опоздать в аэропорт. В военной гостинице, где по своему холостяцкому положению временно обитал Сурин, привыкли к внезапным отлучкам постояльцев, но майор на всякий случай позвонил и туда — небольшая командировка, прошу не разыскивать. Подписать командировочное предписание у Салова он попросил Пашу Щеглова — незачем лишний раз мозолить глаза начальству. Об отъезде доложил по телефону.
— Оперативно собрался, молодец, — благодушно пробасил Салов. — Во сколько самолет?
— В одиннадцать ноль-ноль, товарищ комкор!
— Возьми мою машину.
Вот это удача! Крепко не любил Салов давать кому-либо свою сверкающую эмку, это был, несомненно, знак особого благоволения начальства.
* * *В салоне самолета большинство пассажиров почему-то сразу же впали в дремоту. Сурин по ночам спал хорошо и днем никогда не чувствовал потребности «добирать». Он решил поразмышлять о чем-нибудь приятном. Сначала, правда, мысль его непроизвольно мелькнула в сторону дел на Особом заводе — что это у них там стряслось, что это за проект какого-то «своего» танка?
Сурин, поморщившись, легким усилием воли отогнал эти мысли — не было необходимой информации для раздумий по этому поводу. Гадать же на кофейной гуще — значит бесплодно утомлять мозг. Приедем на место, выясним, разберемся что к чему. И провинившаяся мысль послушно вернулась в привычное русло легких размышлений, на этот раз о поэзии. Майор Сурин баловался стишками. Случалось, по просьбе редактора стенной газеты кропал вирши к праздничным датам, подписывая их псевдонимом Танкист. Это были по большей части стихи о танкистах и славных танковых войсках. Но были у него творения и совсем в другом духе — лирические, о которых мало кто знал. По редакциям он их не рассылал, понимая, что профессионалов ими не удивишь. Но ему самому они нравились как память о событиях и впечатлениях невозвратно минувших дней.
Есть в Каса-дель-Кампо могила,Простой необтесанный камень,Цветы иммортелей сухие,И темные листья магнолий,И ветер в просторах аллей…
Испания… Ноябрьский ветер на улицах Мадрида. Фашисты в предместьях города. Правительство Ларго Кабальеро отбыло в Валенсию. На стенах полупустых домов воззвания КПИ «Все на защиту Мадрида!». Баррикады. Запись добровольцев. Именно тогда родился знаменитый клич «Но пассаран!». Видимо, не случайно именно 7 Ноября, в годовщину Октября, мятежники начали штурм города. Четырьмя колоннами (поговаривали, что пятая — в самом городе). Их встретили отряды Народного фронта, бойцы-интернационалисты бригад Клеберна и Лукача. Танкисты Поля Арманда и Семена Кривошеина сражались в парке Каса-дель-Кампо.
Снаряды срезали ветви магнолий.Пули взрывали песок аллей…
Ценой огромных потерь фашистам удалось занять большую часть парка. Но на берегах речки с красивым названием Мансанарес они были остановлены. Дальше они не прошли.
Рязанские и вятские парниНа берегу МансанаресЛежат в испанской земле…
А потом была Гвадалахара… Итальянский экспедиционный корпус с северо-востока двинулся на город вдоль железной дороги Сарагоса — Мадрид. Казалось, ничто его не остановит.
Гвадалахара, Гвадалахара,Весенний ветер нам бил в лицо
Остановили. Разгромили моторизованную дивизию «Литторио». Ударная группировка под командованием Лукача ворвалась в Бриуэгу. На окраине Бриуэги цвели апельсиновые рощи, на холмах зеленели виноградники. А на дорогах горели брошенные броневики и «фиаты», с поднятыми руками толпами двигались не успевшие убежать вояки Муссолини. Разгром завершила ревевшая в синем небе авиация…
Под Гвадалахарой взошла звезда командира танковой бригады комбрига Салова. В прямом и переносном смысле. Звезда Героя Советского Союза на его груди — за Гвадалахару.
А потом был знойный июль под Брунете. Здесь уже республиканцы пошли в наступление. Операция была задумана широко — главный удар на Брунете, вспомогательный — в направлении Навалькарнеро. Задача — окружить и разгромить угрожавший городу с северо-запада корпус мятежников «Мадрид».
Наступление началось в ночь на 6 июля. Никогда Сурин не видел такого звездного неба. От края до края высокого неба полыхали белые сполохи.
Вы видели звездное небо в Брунете?Нет, вы не видели, как над БрунетеЗвезд полыхал пожар…
Оборона мятежников была прорвана, к исходу дня танки республиканцев ворвались в Брунете. Но на опаленных солнцем холмах за городом их остановили пушки. Крупповские пушки, небольшие, калибром 37 миллиметров. Они били бронебойными снарядами, прячась в сухих зарослях кустарников. Откуда их подтянули, и почему о них ничего не было известно? Легкие, расчет — всего три человека. Пока ее заметишь, удар — и танк горит… Один… другой… третий. И старший лейтенант Иван Сурин, раненный осколком в плечо, едва успел выскочить из своей вспыхнувшей как свеча «бетушки».
Вы видели танки в Брунете?Нет, вы не видели, как под БрунетеВ наших сердцах полыхал пожар…
Любопытно было бы прочитать эти стихи Салову. Не любит комкор вспоминать про Брунете. Гвадалахара — другое дело. А Брунете — нет. Хотя, в общем-то, результат был неплохой — мадридский корпус потрепали изрядно, сорвали франкистские планы наступления на юге в Эстремадуре. Салов получил орден. Но разгрома, как под Гвадалахарой, не учинил. Противотанковая артиллерия, черт бы ее побрал! Да к тому же и кое-какие просчеты — наступали в одном эшелоне, без резерва. Прорвались в Брунете, а кулака, чтобы дать наотмашь и развить успех, не оказалось. А потом — контрудар мятежников. Пришлось отступить на исходные и перейти к обороне. Эх, Брунете, Брунете… Сурин, скосив глаза, посмотрел на скромно (но заметно) поблескивавший на груди орден Красного Знамени — напоминание о крови, пролитой под Брунете.
* * *…Разбираться с делами на Особом заводе Сурину долго не пришлось. Никто от него ничего не скрывал, никто не старался запутать, замести следы «безобразия». Сначала Кошкин в своем кабинете показал ему почти уже готовый комплект чертежей танка А-20. Все тактико-технические требования учтены и выполнены пунктуально. Кроме гусеничного движителя у машины — колесный ход. Три катка с каждого борта — ведущие. Привод к ним — шесть шестеренчатых редукторов, шесть «гитар». Многовато музыки. Но выполнены «гитары» хорошо, даже красиво — все размещены впритирку, внутри броневого корпуса. И даже доступ к ним обеспечен — правда, требуется кое-какая разборка. Все чертежи подписаны, утверждены главным конструктором. Обстоятельная пояснительная записка с необходимыми расчетами. И даже вот он, макет танка. Сделан из дерева, в одну десятую величины, работа просто мастерская — проработана каждая деталь корпуса до последней бонки, даже каждый трак гусеницы выпилен с ювелирной точностью. Обстоятельный, солидный проект, готовый к обсуждению на любом уровне.
Потом пришел Метелин (Сурин, не разделявший мнения, что мужчине достаточно быть чуть красивее обезьяны, внутренне ахнул — еще больше исхудал, бедняга) с новой трубкой чертежей и другим макетом. Инициативный проект группы конструкторов. Выполнен параллельно, вне плана, так сказать, на чистом энтузиазме. Корпус танка прежний, красивой обтекаемой формы. Но колесных редукторов нет. Танк может двигаться только на гусеницах. Зато при той же примерно массе лобовая броня у него не 20, а 32 миллиметра. И более мощный огонь — установлена 76-миллиметровая пушка. Из-за отсутствия «гитар» удалось катки поставить плотнее и добавить еще по одному на каждый борт. Нагрузка на каждый опорный каток уменьшилась, гусеницы уширены, а значит, улучшилась проходимость машины по слабым грунтам. Трансмиссия без «гитар» стала проще, надежней. Итак, усилен огонь, повышена проходимость, а броня в полтора раза толще. Все предельно ясно: разменяли ребята капризный колесный ход не без выгоды.
— Брунете, — пробормотал Сурин, ознакомившись с проектом. — Под Брунете мне очень бы пригодилась такая броня. А колесный ход, честно говоря, ни разу не довелось использовать. Нет, вы не видели, как под Брунете в наших сердцах полыхал пожар?
