Борис Шапталов - Испытание войной – выдержал ли его Сталин?
Если бы Красная Армия оказалась в клещах между Силезской, Познанской и Варшавской ударными группами противника (а нечто подобное свершилось бы наверняка), то как надлежало бы действовать тогда? Встать в оборону? Продолжать наступать к Балтийскому морю и самим оказаться в окружении…? В своих конспектах операторы, естественно, ничего на сей счет прочитать не могли, а потому ставили жирную точку, мол, война план покажет. В 1945 г. набравшиеся опыта генералы внесли в этот план нужные изменения: одновременно с поворотом к Балтийскому побережью на Берлин и Бреслау бросались «мехкорпуса Тухачевского» – танковые армии, призванные сорвать подготовку противника к контрудару.
Самое удивительное, что даже в наше время планы 1920 и 1940 гг. остались без ясного понимания. Вчитайтесь в следующую оценку плана 1940 г. из монографии «Великая Отечественная война. 1941–1945. Военно-исторические очерки», вышедшей в 1998 г.: «Удар на юго-западном направлении —… на Краков и Бреслау (Вроцлав) позволял отсечь Германию от Балкан, а значит, от основных ее союзников с их источниками нефти и продовольствия» (12, кн. 1, с. 107).
Как-то неловко за авторский коллектив военных историков во главе с генералом В.А. Золотаревым. Достаточно взглянуть на карту, чтобы убедиться, – занятием Южной Польши отрезать Германию от Балкан и ее «основных союзников» – Италии, Румынии, Венгрии – нельзя, ибо основные коммуникации Германии с Балканами идут через Чехию и Австрию. Этот пассаж про Балканы свидетельствует о том, что даже многие десятилетия спустя предвоенное планирование оставалось для военных темным по смыслу. И это только кажется, что планы Тухачевского просты и доступны любому уму.
Впрочем, про «отрезанные Балканы» написано и в плане Стратегического развертывания Красной Армии от 18 сентября 1940 г. Там ставилась задача ударом на Люблин – Краков – Бреслау «отрезать Германию от балканских стран, лишить ее основных (!) экономических баз». Получается, операторы не знали простых вещей: да не везли румынскую нефть в Германию через Карпаты! Проще было гнать нефтеналивные баржи по Дунаю. Или железнодорожными цистернами через Венгрию прямо в рейх. И вряд ли нашелся бы чудак, экспортирующий товары из Турции, Греции, Болгарии, Югославии в Центральную Европу через Южную Польшу.
Итак, план 1940 г. доказывает две вещи: первое – замысел Тухачевского 1920 г. основывался на объективных предпосылках, потому и был воспроизведен в главных своих чертах в последующем; второе – высокий уровень стратегического таланта Тухачевского. Но, разумеется, он не ставил перед собой целей «отрезать» то, что отрезать невозможно. В 1920 г. его «коса» перехватывала снабжение польской армии французским и английским оружием через балтийские порты (Германия оружие через свою территорию не пропускала). Операторы 1940 г. в обоснование своего плана, а на деле «зеркального» отражения замысла Тухачевского, выдумали про какие-то «отрезанные Балканы». И эта чепуха повторяется историками до сих пор.
Тухачевский пришел к главному выводу, определившему дальнейшее развитие теории и практики строительства сухопутной армии: раз главным в концепции блицкрига является скорость движения войск, что приводит к эффекту цугцванга (ситуации, когда вынужденный последующий ход обороняющегося неизбежно ведет к ухудшению его положения), то требуемую скорость может дать лишь моторизация войск. Отсюда логично родилась идея механизированных корпусов. В 1932 г. были сформированы первые в мире механизированные корпуса, имеющиеся по штату 560 танков. Отметим, как точно было рассчитано требуемое количество танков в корпусе. В 1940 г. Сталин санкционировал увеличение штатов до 1031 танка, но этого оказалось слишком много. Война показала, что управленческий оптимум – 500–600 танков.
Единомышленниками Тухачевского стали Уборевич и Якир, которые учились в военных академиях Германии и, значит, знакомились с концепцией Мольтке – Шлиффена, но не Ворошилов с его куцым оперативным кругозором. Возник неизбежный конфликт не только с наркомом обороны, но и с его всесильным патроном, который мог завершиться лишь с устранением одной из сторон. Устранили «блицкриговцев». В 1939 г. танковые корпуса расформировали. Но практика войны 1939–1940 гг. наглядно показала, насколько правы были «вредители». В 1940 г. был отдан приказ вернуться к мехкорпусам. Восстановление пошло по принципу «утрем нос Тухачевскому». Тот создал два мехкорпуса за четыре года, а Сталин приказал формировать двадцать за год-два. У «шпиона» в корпусах по штату было 560 танков, а в новых их число было удвоено. Причем без всякого обоснования. Неважно, что для этого не было ни техники, ни людей, ни навыков управления. Главное – переплюнуть, а там хоть трава не расти.
В 1937 г. Красная Армия обладала такой структурной ударной мощью, какую вермахт не имел даже в 1939 г., нападая на Польшу. (Вермахт располагал 1700 танкетками с пулеметным вооружением и 1400 танками с пушечным, сведенными в худосочные корпуса.) Лишь в 1940 г. на полях Франции появились танковые группы, равняющиеся по мощи тем мехкорпусам, что создавались Тухачевским. Но разве Тухачевский остановился бы на достигнутом к 1937 г.? Конечно, нет. Продолжай бронетанковые войска развиваться естественным путем, в 1941 г. с учетом танков Т-34 и КВ Красная Армия имела бы ударную мощь, какую вермахт смог достичь разве что в 1943 г… Но это означало, что танковым группам Клейста и Гудериана летом 1941 г. ничего не светило бы, потому что тройное превосходство в танках у Красной Армии дополнялось бы превосходством надлежащего качества организации. Значит, вермахт мог быть разбит уже в 41-м, ибо главной ударной силой у него являлись танки. Но «друг» народа тов. Сталин внес свои коррективы в «план Тухачевского», и его потенциальные возможности не были реализованы. Бурно, а главное, качественно развивавшаяся Красная Армия в 1938–1939 гг. потеряла темп. Ее передовая авиация и танковые войска превратились в заурядные. Если этот процесс сравнить с конными скачками, то армию подсекли, когда она шла в лидерах и пропустила вперед вермахт. (Правда, на всю эту ситуацию можно посмотреть с другой стороны. Ведь Сталин, пачками расстреливая большевиков, в сущности, спасал капиталистическую Европу. Будь у руля Красной Армии Тухачевский и Уборевич с товарищами, советские танки могли б дойти до Рейна. А там..?)
Любая теория уже реалий жизни, поэтому теории Дуэ, Фуллера или Мэхэна верны лишь частично. Задача политической или военной теории – верно угадать тенденцию развития и контуры тех сил или средств, которые в наибольшей степени повлияют на будущие события. У Тухачевского, как и у других военных теоретиков, можно найти много неверных оценок, пробелов и перехлестов, но тенденции надвигающейся войны он уловил очень точно. Он готовил Красную Армию к войне с Германией в частности и к мировой – в целом. Войне танково-механизированной, тотальной, бескомпромиссной, с решающими целями – полным разгромом и уничтожением противника. Войне идеологической, войне маневренной. И еще он хотел научить армию «блицкригу». Тому, чего не умела старая армия, не научилась Красная Армия, и не умеет современная… В этом плане Тухачевский стоит в истории отечественной военной мысли совершенно особняком, а потому для многих умов малопонятен. Воевать большой кровью и с солидной раскачкой мы умеем, а так, как воевал вермахт или израильтяне в 1967 и 1973 гг., – нет.
Но Тухачевский и Уборевич успели сделать одно чрезвычайно важное дело – воспитать часть офицеров как профессионалов, пригодных по складу мышления и кругозору к будущей войне. Тухачевский делал это преимущественно через статьи, книги, лекции, совещания. Его единомышленник И.П. Уборевич всем этим принципам учил на маневрах. А учиться у него было чему. Г.К. Жуков отзывался об Уборевиче, как о большом знатоке оперативного искусства и тактики. И.С. Конев считал, что «в его лице наша армия понесла самую тяжелую утрату». А эти маршалы в военных вопросах разбирались…
Мемуаристы в один голос называют его выдающимся «воспитателем войск». Наиболее детально это понятие раскрыл в своих воспоминаниях «О жизни и о себе» К.А. Мерецков. Любопытен выбор эпизодов этого опытнейшего штабиста и военачальника. Мерецков сообщает, что Уборевич максимально приближал военные игры к боевым условиям. Для чего это нужно – понятно. Добивался от командиров ясных, без длиннот, приказов. Ну и что? Мерецков как бы отвечал на возможный вопрос читателя следующим примером. Один командир на учениях написал длинный приказ, поэтому его передача по связи затянулась. Начало учений задерживалось. Тогда Уборевич, руководивший учением, распорядился условному противнику перейти в наступление. Мелочь? Но ведь именно такая история произошла в ночь с 21 на 22 июня 1941 г. Пока из Москвы передавалась в штабы округов длинная директива о приведении войск в боевую готовность, враг «внезапно» атаковал их.
