Владимир Бирюк - Секретные операции ХХ века: Из истории спецслужб
Почему же? — спросил Амен.
Потому, — ответил Олендорф, — что для жертв и для тех, кто проводил экзекуцию, это было психологически слишком тяжелым испытанием…
Весной 1942 года, — рассказывал далее Олендорф, — поступил приказ от Гиммлера изменить метод казни женщин и детей. С тех пор их доставляли ко рвам в грузовиках, оборудованных газовыми камерами (душегубках). Автомобили были сконструированы специально для этой цели двумя берлинскими фирмами. Снаружи нельзя было определить, для чего они предназначались. Выглядели они как обычные фургоны, но устроены были так, что с запуском двигателя выхлопные газы подавались в закрытый кузов, умерщвляя в течение десяти — пятнадцати минут всех, кто там находился.
Как вам удавалось заманивать жертвы в кузов?
Им говорили, что предстоит переезд в другое место, — ответил Олендорф. — Захоронение погибших в грузовиках-душегубках, — продолжал он жаловаться, — было тяжелейшим испытанием для личного состава отрядов спецакций».
В этих фургонах можно было одновременно удушить от 15 до 25 человек за рейс, а это было совершенно недостаточно в сравнении с масштабами истребления, предписанными Гитлером и Гиммлером. Недостаточно, например, для операции, проводившейся в Киеве в течение двух дней — 29 и 30 сентября 1941 г., когда, по данным официальных отчетов отрядов спецакций, было уничтожено 33 771 человек, преимущественно евреи.
В городе Дубно директор немецкой строительной фирмы на Украине Герман Грабе стал свидетелем того, как солдаты команды спецакций при содействии украинских полицаев устроили массовую казнь 5 тысяч евреев около карьера, сбрасывая туда тела расстрелянных. Грабе рассказывал:
«Я и мой мастер, услышав автоматные очереди, доносившиеся из-за насыпи, пошли прямо к угольному карьеру. Доставленные на грузовиках люди — мужчины, женщины и дети всех возрастов — сходили с машин и по приказу эсэсовца, державшего в руках плеть, раздевались в указанном месте. Они складывали отдельно обувь, верхнюю одежду и нижнее белье. Я видел груду обуви, состоявшую примерно из 800–1000 пар, огромные кипы одежды и нательного белья.
Без криков и плача люди раздевались, собирались семьями, целовали друг друга, прощаясь, и ждали сигнала другого эсэсовца, который также с плетью в руках стоял у края карьера. В течение 15 минут, пока я стоял у огромной ямы, я не услышал ни жалоб, ни мольбы о пощаде.
Какая-то старая женщина с белыми как снег волосами держала на руках годовалого ребенка, развлекая и веселя его. Ребенок что-то лепетал от удовольствия. Родители со слезами на глазах смотрели на своих детей. Отец мальчика лет десяти держал его за руку и что-то тихо говорил. Мальчик изо всех сил старался не заплакать. Отец показывал на небо, гладил его по головке и что-то объяснял.
В этот момент эсэсовец, стоявший у края котлована, что-то крикнул своему напарнику. Тот отсчитал около двадцати человек и велел им идти за насыпь… Я хорошо помню одну девушку, тоненькую, черноволосую. Проходя мимо меня, она сказала: «Мне 23 года».
Я обошел вокруг насыпи и увидел перед собой огромную могилу. Люди плотно лежали рядами, друг на друге. Видны были только головы. Почти у всех кровь стекала из головы на плечи. Некоторые еще шевелились. Другие поднимали руки и поворачивали головы, чтобы показать, что они живы. Котлован был заполнен примерно на две трети. По моим подсчетам, в нем находилось около 1000 человек. Я поискал глазами человека, расстреливавшего несчастных. Это был эсэсовец. Он сидел на краю карьера, свесив ноги. Держа на коленях автомат, он покуривал сигарету. Обнаженные люди делали несколько шагов вниз и пробирались по телам мертвых в то место, куда им указывал эсэсовец. Они ложились на мертвых или раненых. Некоторые с тоской тихими голосами утешали тех, кто еще был жив. Затем я услышал автоматную очередь. Заглянув в котлован, я увидел бившиеся в судорогах тела или уже неподвижные головы, лежавшие на телах нижнего ряда. По шеям у них стекала кровь».
Отряд спецакций во главе с Олендорфом, погубивший 90 тысяч человек, по числу убийств уступал некоторым другим отрядам. Так, например, отряд «А», действовавший на северном направлении, докладывал 31 января 1942 г., что в Прибалтике и Белоруссии им истреблены 229 052 еврея.
На время суровой зимы экзекуции были приостановлены, но летом 1942 г. отряды спецакций орудовали вовсю. К 1 июля в минском гетто за один день было уничтожено 16 200 человек. К ноябрю Гиммлер докладывал Гитлеру, что в России за период с августа по октябрь ликвидировано 363 211 евреев.
31 августа Гиммлер приказал отряду спецакций уничтожить 100 заключенных минской тюрьмы, чтобы лично посмотреть, как это делается. По свидетельству Бах-Залевского, высокопоставленного офицера СС, присутствовавшего при этом, Гиммлер чуть не упал в обморок, увидев результат первого залпа. Через несколько минут, когда стало ясно, что после залпа остались в живых две еврейки, с рейхсфюрером СС случилась истерика. Одним из итогов его личных впечатлений и явился приказ — женщин и детей отныне не расстреливать, а уничтожать в душегубках.
20 января 1942 г. в уютном берлинском предместье Ванзе Гейдрих созвал совещание представителей различных министерств и ведомств СС и СД для окончательного решения европейской еврейской проблемы, которая коснется 11 миллионов евреев. При этом Гейдрих сообщал 15 собравшимся высшим офицерам, что на исконной территории рейха осталось всего 131 800 евреев (из 250 тысяч человек, проживавших в 1939 г.), однако в СССР, по его словам, насчитывается 5 миллионов человек, на Украине — 3 миллиона, в Польском губернаторстве — 2,25 миллиона, во Франции — 750 тысяч и в Англии — 300 тысяч. Из сказанного Гейдрихом со всей очевидностью следовало, что все 11 миллионов евреев должны быть уничтожены. Затем он разъяснил, как надлежит выполнить эту «масштабную» задачу:
«Отныне в ходе осуществления «окончательного решения» по операции «Ночь и туман» евреев необходимо поставлять на Восток… для использования в качестве рабочей силы. Организованные в крупные рабочие отряды, раздельно по полам, работоспособные евреи доставляются в эти районы для использования на строительстве дорог. В процессе работы значительная часть несомненно сгинет естественным образом. Оставшиеся, то есть те, кто способен выдержать все это, поскольку они, безусловно, будут представлять самую стойкую часть, должны подвергаться соответствующей обработке».
Другими словами, евреев из европейских стран следовало доставлять на оккупированный Восток и уморить изнурительным трудом. Оставшиеся в живых попросту подлежали ликвидации.
А как быть с миллионами евреев, проживавших на Востоке? Статс-секретарь доктор Йозеф Бюлер, представитель генерал-губернатора Польши, уже имел на этот счет готовое предложение. В Польше проживает почти 2,5 миллиона евреев, представляющих большую опасность. Все они «либо носители болезней, либо спекулянты на «черном рынке», а главное — непригодны для работы». Каких-либо проблем с транспортировкой этих душ не существует. Они уже на месте. «У меня лишь одна просьба, — сказал доктор Бюлер в заключение, — решить еврейскую проблему на моей территории как можно скорее».
Еще более старательно работали эсэсовцы у газовых камер в лагерях уничтожения. Все тридцать с лишним главных нацистских концлагерей были по существу лагерями смерти, где погибли от пыток и голода 7125 тысяч из 7820 тысяч заключенных.
В конце 1942 г., когда потребность в подневольной рабочей силе возросла, Гиммлер приказал сократить темпы умерщвления в концлагерях. Ввиду нехватки рабочей силы он выразил недовольство представленным в его управление докладом, в котором сообщалось, что из 136 700 заключенных, доставленных в концлагеря за период с июня по ноябрь 1942 г., умерло 70 610 человек, было казнено — 9267, а «перемещены», то есть направлены в газовые камеры, 27 846 человек. Таким образом, рабочей силы оставалось не так уж много. Такая картина наблюдалась в лагерях смерти, где был достигнут наибольший «успех» в выполнении «окончательного решения».
Крупнейшим и наиболее известным был лагерь в Освенциме, пропускная способность которого (четыре огромные газовые камеры и прилегающие к ним крематории) намного превосходила другие лагеря — в Треблинке, Бедзвеце, Собибуре и Хелмно, располагавшихся на территории Польши. Имелись и другие, менее обширные лагеря смерти под Ригой, Зильно, Минском, Каунасом и Львовом, однако от остальных они отличались тем, что здесь главным образом расстреливали, а не удушали газом.
В течение некоторого времени между главарями СД существовало соперничество в поисках наиболее быстродействующего газа для истребления евреев. Быстрота действий была важным фактором, особенно в Освенциме, где к концу войны был установлен страшный «рекорд» — 6 тысяч жертв в день. В этом лагере начальником был в течение некоторого времени Рудольф Хесс, который на процессе в Нюрнберге дал под присягой следующие показания:
