Александр Пономарёв - За Нас. За Вас. За Северный Кавказ
В последствии Сергей встречался с Саней ещё два раза: один раз в Грозном, второй раз смолянин приезжал в гости в Липецк к — своим боевым товарищам.
В одну из звёздных грозненских ночей Сергей дежурил у радиостанции. В трёх километрах от липецкого блок-поста стоял нижегородский отряд.
— «Ракита» ответь «Бархану», — ожила рация.
— На приёме, — ответил Сергей.
— «Ракита», сегодня никто из ваших не работает недалеко от нас? — интересовались соседи.
— Нет, — утвердительно ответил Сергей, — наши все на базе. А что случилось?
— Да кто-то прошёл в вашу сторону мимо нас. Идут по дороге двое и горланят: «Виновата ли я»! А в городе комендантский час! Кто это может быть?
— Не знаю, может комедачи?
А через пятнадцать минут такую же информацию выдали ребята с липецкого поста.
— Не трогать, — приказал Сергей, — пусть поближе подойдут.
Ещё через пару минут в комнату ввалились Саня Проскуряков и командир смоленского отряда Василий Панин.
— Липецкие, хватит спать, накрывайте поляну, — сказал Панин.
Погиб Саня Проскуряков через два года в родном Смоленске, его «Ауди» была расстреляна в самом центре города. Убийц его не нашли.
В то время в эфире, который насчитывал четырнадцать каналов, по ночам происходили настоящие вакханалии. Чего только не наслушались омоновцы. Кто-то искал земляков, кто-то знакомился, кто-то поливал грязью чеченцев, кто-то русских. По рации передавали ориентировки, зачитывали сводки, рассказывали анекдоты, ругались, пели, читали суры из «Корана», крутили музыку. Иногда в эфир выходил пьяный смех, проклятья или рыдания. Каких только позывных не слышал Сергей: «Снегурочка», «Форест Гамп», «Хохол», «Вольный ветер», «Пуританин», «Клинтон», «Чингисхан», «Балерина». И все эти братья по разуму выдавали столько разнообразной чепухи, что у дежурного закипали мозги, и ему приходилось на время выключать рацию.
— Ёжик, ё-о-о-о-жик, — протяжно звал кто-то.
— Внимание, всем ёжикам, идите на хрен, — отзывалась рация.
— Лошадка, лоша-а-а-а-а-дка-а-а, — не успокаивался первый.
— Тыгыдым-тыгыдым-тыгыдым, эге-гей, — скакал какой-то лихой джигит.
— Дайте поработать, твари, не засоряйте эфир, — вклинивался чей-то усталый голос.
— А мы тебя на букву «Е» — егнорируем — борзо отвечали ему.
— Ребята, сдавайте сводки вовремя, нас знаете, как за это дерут? — возникал где-то далеко молодой женский голос.
— Любимая, я бы с удовольствием сам бы тебя отодрал — у меня чёрный пояс по «камасутре», — отвечали тоже откуда-то издалека. В эфире слышался весёлый смех. Видимо девушке эта мысль тоже пришлась по душе.
— Негодяя-я-я-я-и, и-и-и-изверги - кричал пьяный голос.
— Чё, зёма, своих ищешь? — отвечали ему.
— Ханкала — козлы, боевые себе закрывают, а нам хренушки, — завывал кто-то.
Здесь возникало много сторонников этого убеждения, которые вступали в половые отношения сначала с самой Ханкалой, потом с каждым сотрудником посёлка отдельно.
— Давайте на них войной пойдём и всех замочим, — предлагал кто-то.
— Мочите, — отзывался голос с сильным кавказским акцентом, — ми вам поможем.
«За прошедшие сутки половая ориентация Ханкалы не изменилась» — докладывал дежурный, сдавая утром смену своему товарищу.
Два «Икаруса» катили из Моздока в сторону родного Черноземья. Липчан обгоняли колонны из других городов. Почти к каждому автобусу сзади были привязаны веники или мётлы, которые по старинной русской примете заметали следы на дороге. Чтобы не вернуться сюда обратно. Но проходило несколько месяцев и парни, как правило, возвращались назад. Такая работа. Ничего не поделаешь.
Водителем автобуса, в котором ехал Сергей, был дед. Как его зовут — не знал никто. Все называли его дедом. Сам он охотно отзывался на это прозвище. Был он сед, худ и улыбчив. Дед постоянно увозил омоновцев в командировки и забирал их домой. Он всегда искренне радовался, если отряд возвращался с Северного Кавказа без потерь.
— С удачей вас, ребята, — говорил он и вытирал тыльной стороной ладони нежданную слезинку, — до дома довезу с ветерком, а как же? Почитай сорок с гаком лет за рулём!
Ребята, усталые от долгой дороги, располагались в удобных креслах междугороднего автобуса и блаженно дремали, думая о скорейшем возвращении в родные пенаты.
Возвращение домой всегда проходило по одному и тому же сценарию. Это было неписаным законом. На выезде из Воронежа автобус останавливался в лесном массиве. Омоновцы выходили из «Икаруса», надевали чистые камуфляжи, чистили до блеска обувь, брились. Придирчиво осматривали друг — друга. В родной город надлежало приехать в самом бравом виде. На боковое зеркало первого автобуса прикручивали российский триколор на флагштоке. А при въезде в город водители гудели, что было сил. Идущая впереди гаишная машина, подливала масло в огонь: «Фа-фа, принять вправо и остановиться, пропускаем колонну» — неслось из её репродуктора. Водители машин останавливались и приветствовали своих земляков клаксонами сигналов. Жители города с любопытством смотрели на, проносящиеся мимо, автобусы и приветливо махали руками.
Но это всё завтра, а пока за окнами мелькали унылые степные пейзажи.
Глава 12
В следующую командировку командиром поехал сам полковник Аркадий Атаманов — собственной персоной. Сергея он взял с собой заместителем командира отряда по тыловым вопросам.
Автопарком заведовал младший лейтенант Геннадий Чернов. Сам он вышел в офицеры из водителей. Был он уже не молод. По годам Гена должен был бы готовиться к пенсии. Милицейский век быстротечен. Но «на старости лет» угораздило его выбиться в начальство, как говорил он сам, пожимая плечами и виновато улыбаясь.
В бытность Гены водителем и, находясь в служебных командировках, Сергей неоднократно вместе с будущим офицером колесил на транспорте по дорогам и весям Чечни. У Сергея по отношению к Гене возникали ассоциации с различными видами «попадалова». Как ни странно, но дважды происходили невероятные случаи именно с ними двоими, где погибнуть было легче, чем остаться в живых. Но, тем не менее, Господь хранил их.
Первый случай произошёл в октябре — месяце. В один из дней на блок-посту появилась молодая девушка-чеченка и потребовала командира отряда, не меньше. С заместителями девушка отказалась разговаривать наотрез. У неё, мол, срочное и неотложное дело к командиру — лично. Подполковник Сидельников, на ходу засупониваясь, проворчал: «Ладно, схожу, чего там стряслось?»
— Товарищ командир, — затараторила чеченка, — вы знаете какой сегодня день?
— Седьмое октября, вроде с утра было, — ничего не понимая, пробурчал Сидельников.
— День учителя, товарищ командир, — продолжала девушка, — я завуч грозненской школы N 17, вы же наши шефы, — и представитель учительской братии протянула милиционеру бумагу, сложенную вдвое.
Сидельников развернул документ, который, действительно, являлся приказом Мобильного отряда МВД России в Чеченской Республике и свидетельствовал о том, что Липецкий ОМОН назначается шефами средней школы N 17 г. Грозный. Всё на месте: печать и витиеватая подпись командира мобильника.
— Поздравляю, и чего хотели то, толком говорите!
— Как чего, товарищ командир? У нас восемь учителей в штате, надо их поздравить лично от имени шефов и подарки презентовать! А как же? Праздник ведь профессиональный!
— Девушка, какие у нас подарки? Патроны что ли дарить?
— Зачем патроны? Тушёнки, сгущёночки подкиньте, они не обидятся!
— Понятно, — крякнул Сидельников.
Но деваться некуда — завуч была права. Праздник есть праздник.
— Где хоть находится школа ваша?
— Здесь недалеко за сопкой, — снова затараторила девушка, — я провожу.
Командир вытащил рацию и связался с дежурной частью: «Дежурный, подними Семёнова и Чернова. Пусть подготовят машину и возьмут по коробке тушёнки и сгущёнки. Только тушёнку пусть говяжью выберут. Я на блокпосту. Жду их через десять минут». И, обращаясь к девушке, продолжал: «Хватит столько?».
— Конечно, хватит, — обрадовалась чеченка, — за глаза!
Через десять минут Сидельников ставил задачу Сергею и Геннадию.
— Значит так! Проедете с завучем в школу и поздравите весь педагогический коллектив с Днём учителя, подарите от имени отряда подарки.
Сергей пропустил на заднее сидение автомобиля, довольную девушку, затем сел сам.
Белая «Ока» с дагестанскими номерами была взята напрокат у Ислама на месяц, а так как была эта «капсула смерти» мала, то все звали её нежно тапочком.
Тапочек затарахтел и двинулся в путь.
— Вот здесь направо, а потом прямо и налево по этой брусчатке, — командовала учительница.
