Сергей Щербаков - НЕОТМАЗАННЫЕ-Они умирали первыми

— Сколько раз замечал: идет джигит, руки в карманах, а сзади жена взмыленная плетется с сопливыми детишками, с тяжеленными баулами в руках и зубах, — откликнулся от двери Виталька Приданцев, лежа в обнимку с дремлющим Караем.

— Ясное дело, он же — джигит. Это ниже его достоинства, тащить всякое барахло.

— Бакаша прав. У них так.

— В чем прав? В том, что наша баба может по морде дать, или в том, что восточные послушны? — вновь проворчал Привалов.

— Привал, ты, случайно не на девятом этаже жил, — спросил Эдик, оборачиваясь к первогодку.

— Нет, на третьем, а что?

— Выходит, маманя тебя в детстве с третьего уронила. Значит, для тебя не все еще потеряно, еще можно попытаться спасти. Есть слабая надежда вернуть тебя обществу. Но ничего, не шибко переживай! У нас медицина на мировом уровне, поможет, — продолжал ерничать Эдик. — Бакаша тебе битых полчаса распинается, рассказывает, что восточные женщины боятся, уважают и слушаются своих мужчин как богов, а твой мозговой бронепоезд все никак не допрет до этого, все еще где-то на запасном пути топчется. Этак, мы никогда с тобой не придем к консенсусу.

— К чему? — недоверчиво переспросил Привалов, уставившись на Пашутина.

— Эх, валенок сибирский, тайга моя дремучая, пойду-ка лучше отолью, чего перед тобой бисер метать, все равно ни хрена не поймешь. Пацаны, кто со мной?

— Что в нашей хате, что на улице, такая же холодрыга! Сегодня точно дуба дадим, — недовольно проворчал съежившийся, вечно мерзнувщий, Привалов, вытирая сопливый нос замусолиным рукавом. — Приеду домой тут же женюсь, не раздумывая, найду себе пухленькую, горяченькую, чтобы не мерзнуть в постели зимой!

— Ты, чё, Привал? Звезданулся!

— Совсем крыша съехала?

— При чем тут крыша?

— Да при том, бамбук! — отозвался сердито старшина Баканов из дальнего угла, где, устроившись на вещмешках, перематывал вонючую грязную портянку. — Думаешь, семейная жизнь это тебе сюси-пуси всякие, хаханьки, птичек райских пение, кофе горячий в постель, обниманцы, поцелуйчики. Хера! Я тебе сейчас популярно обрисую, как все будет. Женишься. Первый месяц ничего будет, на то он и медовым зовется. А уж потом начнется настоящее светопредставление. Придешь вечером домой с работы усталый, весь разбитый, а твоя ненаглядная тебе раз леща по шее. Скажет, ты где паразит, шляешься? Где заработанные деньги, твою мать? Покажи жировку, паршивец? У других мужики, как мужики, а у меня распоследний расп…дяй!

Валерка Крестовский, не выдержав, прыснул в кулак, остальные дружно загоготали.

— Тихо! Жеребцы! Дайте досказать-то! — продолжал Баканов. — А если, чего доброго, с приятелями кружечку, другую, после трудового дня пропустишь в пивнухе, что напротив, вообще не завидую тебе. Кирдык тебе будет полный! Чуть дверь приоткроешь, а она тебе раз половой тряпкой по мордасам: «Скотина! Опять надрался, подлец? Как последняя свинья! Вот тебе, вот!»

Свои нравоучения Бакаша сопровождал непередаваемой мимикой лица и красноречивыми движениями рук, все присутствующие покатывались со смеху.

— Так, что, дорогой мой Ванюша, вот, тебя какое счастье ожидает в семейной жизни! Вот и шевели теперь куриными мозгами. Стоит жениться али нет! А ты, сюси-пуси! Сюси-пуси! Горяченькую, видите ли он захотел, и так найдешь, если приспичит! И горяченькую, и холодненькую, и не очень, и сиськами до земли, и без сисек! На хера на себя хомут в молодые годы надевать, дурень?

В дверном проеме появился раздраженный Дудаков со старшим лейтенантом Тимохиным, вслед за ними — насупленный Колька Селифонов с «агаэсом» за спиной.

— Что за балаган тут развели, вашу мать?! Галдите как бабки на базаре! На всю округу слышно!

— Да вот, учим молодежь уму разуму, товарищ капитан! — отозвался Стефаныч.

— Итак, мужики! Чтобы был идеальный порядок! В помещении школы не свинячить и не гадить!

— Пока светло можете пожрать и оправиться! Консервные банки в окно! Огонь не разводить! — добавил второй.

— У окон не курить! Замечу, яйца поотрываю! — сурово пригрозил капитан. — Пошли, Стефаныч! Посты выставим! Приданцев и Мирошкин, дуйте за нами! В охранении с собаками сегодня будете!

В классе было холодно. Солдаты спали, лежа на боку, плотно прижавшись друг к другу, втянув головы в поднятые воротники и засунув руки поглубже в рукава и карманы.

Неожиданно глубокую ночь прорезала длинная пулеметная очередь. За ней другая, третья… Встревоженные не на шутку солдаты, хватая оружие, повскакивали.

— Братва! Чехи! — заорал спросонья в темноте перепуганный Привалов. — Окружили, гады!

— Без паники! — рявкнул из коридора голос старшего лейтенанта Тимохина. — Занять оборону! Без команды не стрелять!

— П…дец, мужики! — заныл рядовой Свистунов. — Окружат и раздолбают всех! Или сожгут живьем в этой проклятой школе!

— Заткнись! — зло цыкнул на него сержант Кныш, осторожно выглядывая в окно.

Трассеры, то здесь, то там, передавая «морзянку», рассекали яркими огоньками ночную темноту. Перестрелка шла в горах, над селом.

— Танцор, знаешь, чего я боюсь больше всего? — тихо сказал Ромка, обернувшись к Чернышову.

— Чего, Ром?

— Как бы эти выродки масхадовские нас гранатами не забросали или «шмелём» не долбанули! Тогда уж точно всем амба!

— Хуже нет, чем в темноте воевать! Здесь мы как слепые котята! Подожгут и постреляют нас как в тире.

— Сидим как в заднице.

— Который час?

— Кто его знает?

— Сейчас посмотрим! — живо откликнулся Володька Кныш, в темноте с трудом различая светящиеся стрелки циферблата. — Черт, ни хера не видно!

Но его опередил Пашка Никонов.

— Семнадцать минут второго!

— А светать-то будет около семи! Не раньше!

— Кого-то долбят! Слышишь?

— Очередями ху…чат!

— Не позавидуешь.

— Похоже, «зуха» отвечает! Наверное, наши. Десантура на высотах.

Кто-то затопал за стеной по коридору.

— Мужики, «собровцы» из соседнего класса с…бались, всем табуном куда-то рванули! Может и нам тоже надо отсюда когти рвать, пока не поздно? — беспокойно загундосил, выглянувший в темный коридор, Привалов.

— Сиди, не ссы!

— Андрей! Что-то я никак не врублюсь! Кто стреляет? И в кого? — отрываясь от «ворона», обернулся Дудаков к старшему лейтенанту Тимохину, который выглядывал из-за БМП.

— Кто-то садит с одной вершины по другой! Насколько я знаю, на ближней, что над селом морские пехотинцы генерала Атракова, а на той горушке, насколько помню, должна находиться ульяновская десантура.

— Что они взбрендили совсем? Палят друг в друга! Мудачье!

— Перепились они там, что ли?

— Не хватало еще, чтобы под этот шумок нас стали мочить!

— «Духи», падлы черножопые, нападение спровоцировали.

Перестрелка над селом продолжалась с полчаса, потом затихла. Никто из бойцов так и не смог уснуть, все с тревогой ждали ночной атаки.

Часть вторая

Последний пасодобль

Глава первая

Нам война и та и эта,

Непонятная она!

Мы от Вас все ждем ответа,

От Вас ответа ждет страна:

Кому же выгодна война?

Каких друзей мы потеряли

За ту Чеченскую войну!

Руки, ноги отобрали,

Мою выкрали судьбу!

И за эту гибнем тоже,

Вот я это не пойму!

Кто ж нам не даст закончить

Заказную их войну?

— Самура, ты чего ржешь как ненормальный? Крыша поехала?

— Да, как тут не заржать, Виталь, решил сестренку с днем рождения поздравить! Вот послушай, чего накорябал, пока с Крестовским в засаде сидели.

— Милый Татусик! Цветочек, ты наш яхонтовый! Поздравляю тебя с днем рождения! В наше смутное время, когда межпланетные корабли бороздят бескрайние просторы Вселенной, когда к власти рвутся товарищ Зюзя и Лужок, наш затюканный несчастный народ все взоры устремил на тебя с надеждой, наша несравненная Танюська, Волшебнюська, Чаровнюська, Хахатуська, Тримпампуська, Симпатуська! Желаю тебе оставаться всегда такой же обольстительной, загадочной, обаятельной, привлекательной, сногшибательной, блистательной, грациозной, кокетливой, элегантной, умопомрачительной, незабвенной, неописуемой, неожиданной, неотразимой, непостижимой, неприступной, неувядаемой королевой школьного двора!

— Что, она на самом деле такая обольстительная?

— Да, нет конечно! Ей всего лишь четырнадцать лет на прошлой неделе стукнуло. Но пацаны в школе за ней табунами бегают. Всем голову умудрилась вскружить.