Влад Ривлин - Палестинские рассказы (сборник)
– Ладно, поздно уже, – сказал я, – нам пора. Тебя подвезти? – спросил я Нива.
– Сам доберусь, – ответил Нив. – Спасибо, что приехал. Извините, что нарушил ваши планы, – обратился он к Нете с виноватой улыбкой. Нета в ответ улыбнулась.
– Я всё понимаю, – ответила она. Мы попрощались с Нивом и поднялись из-за стола.
– Слушай, а может, того мальчика и не было вовсе? – вдруг спросил Нив. – Может, это был всего лишь фантом?.. Как-то странно он смотрел на нас… – и Нив внимательно и в то же время с надеждой посмотрел на меня.
– Был, – уверенно ответил я, глядя ему прямо в глаза.
Наблюдательный пункт
С Мухаммадом абу Бакром я был знаком не один год. Впервые я появился в его доме, когда ещё только начинал службу. Это было задолго до начала второй Интифады. В то время я был уже командиром отделения, и однажды мы получили приказ проверить все дома в деревне Дир Иссауа. «Проверить» означало провести тщательный обыск в каждом доме на предмет наличия подозрительных лиц и оружия. Во время обыска мы старались ничего не повредить и не сломать из мебели или других вещей. Но после каждого такого обыска всё в доме было перевёрнуто вверх дном. И делалось это не только для того, чтобы убедиться, что в доме нет террористов и оружия. Таким образом мы пытались убедить местных жителей отказаться от поддержки тех, с кем мы воюем.
Дом Мухаммада находился на самом высоком месте в деревне, и это обстоятельство определило его судьбу. Во время частых рейдов в деревню этот дом каждый раз использовался нами как наблюдательный пункт. Дом был большой, просторный. Мухаммад начал строить его много лет назад, когда ещё только женился. Он был мастер на все руки и мог сам построить дом из любых подручных материалов, прямо на пустом месте. Так он и выстроил свой дом – из разбросанных по всему склону камней. Он был каменщиком от Бога. Кроткий и упрямый, смиренный и несгибаемый – таким был этот человек. Его жена принадлежала к хамуле (несколько семей объединённых родством и ведущих общее хозяйство), с которой родители и родственники Мухаммада вели долгую и ожесточённую войну. Но арабских Ромео и Джульетту это обстоятельство не остановило. Родственники их браку препятствовать не стали, но и не приняли молодых.
– Живите как хотите, – только и сказал тогда Мухаммаду отец. Примерно то же сказал молодым и отец невесты. Это означало, что на помощь родственников молодым рассчитывать не стоит. Мухаммад ни на кого и не рассчитывал. Выбрав пустынный холм вблизи деревни, он на самой его вершине стал строить дом из разбросанных повсюду камней – единственного, что здесь было в изобилии. Беременная жена Мухаммада таскала камни и раствор, в то время как он строил дом. К рождению их первенца дом был готов, и молодая семья справила новоселье. Мухаммад работал с раннего утра и до глубокой ночи. Он был отличным мастером, и его работа ценилась повсюду. Не было такой работы, которую он не мог бы сделать – Мухаммад владел всеми строительными специальностями. По мере того, как увеличивалась его семья, рос и дом Мухаммада. Перед домом он посадил цитрусовые, разбил небольшую оливковую рощу и огород. Со всем этим хозяйством управлялась жена Мухаммада – Надия. Ей помогали подрастающие дети.
Когда мы впервые встретились, у Мухаммада и Надии было уже тринадцать детей и сорок пять внуков. Мухаммад был одним из самых уважаемых людей в деревне. И не только потому, что своими руками он построил огромный дом, похожий на дворец, а голый холм превратил в плантации цитрусовых и оливков. И даже не за то, что отвергнутый родственниками, он сумел свою маленькую семью превратить в настоящую хамулу. Будучи человеком простым, он обладал житейской мудростью. Он умел обходить острые углы, не теряя при этом собственного достоинства, и мог быть совершенно бескомпромиссным, отстаивая собственное мнение. Он всегда мог дать хороший совет, и к его мнению прислушивались все: и молодёжь, и старейшины. Он никогда и ни на кого не повышал голос и вообще говорил очень мало. Но если говорил, то что-то очень важное и нужное. Не случайно именно он положил конец многолетней вражде между хамулами, к которым принадлежали он и его жена. Неприятие родственников, которым их встретили поначалу, сменилось изумлением, потом восхищением и наконец всеобщим уважением. Его слово имело большой вес в деревне ещё и потому, что он умел разрешать самые сложные конфликты и к нему обращались не только местные жители, но и представители военной администрации в особо щекотливых ситуациях, когда не хотели обострять и без того непростые отношения с местным населением. Впрочем, так было только до начала второй интифады. С её началом правила изменились и все ставки с обеих сторон делались только на силу.
Когда мы впервые появились в его доме, он вёл себя вежливо, несмотря на поздний час, был предупредителен, но при этом не терял чувства собственного достоинства. И хотя у нас были фонари – в доме, как и в большинстве домов здесь, не было электричества или же оно подавалось от генератора, работающего на солярке – Мухаммад взял старую керосиновую лампу и повёл нас по всем комнатам, показывая где, что находится.
– Осторожнее, здесь ступени, – предупреждал он, каждым жестом и каждым словом давая нам понять, кто в доме хозяин. Вся большая семья Мухаммада в это время собралась в одной из комнат огромного двухэтажного дома. Обыскав весь дом, мы не нашли ничего подозрительного, кроме кухонных ножей. Да и следов пребывания подозрительных мы в доме не обнаружили. Ещё в самом начале он вынес нам кувшин холодной воды и стаканы. По древнему арабскому обычаю, воду предлагают тому, кому следует поскорее уйти. Впрочем, день был жарким, как и большая часть дней в наших краях, так что вода была очень кстати. После этого визита в дом Мухаммада мы наведывались ещё не раз. Мне было стыдно перед хозяевами дома на вершине холма.
– Скажи, зачем нужно постоянно проводить обыски в его доме?! – как-то с возмущением спросил я своего командира взвода. – Никто из членов его семьи замешан в терроре не был, все они работают или в Израиле, или в еврейских поселениях (Западного Берега).
– Это приказ, – спокойно ответил мне лейтенант, – а приказы нужно не обсуждать, а выполнять!
Потом немного смягчившись, лейтенант пояснил:
– Они должны постоянно чувствовать наше присутствие в деревне. Мы не располагаем достаточным количеством сил, чтобы контролировать каждый дом. Но мы должны заставить их почувствовать нашу силу. Кстати, рейды лучше проводить ночью, чем позже – тем лучше, – многозначительно добавил лейтенант.
Но вопреки рекомендации лейтенанта, я все рейды проводил до девяти вечера.
– В двадцать один час мы все должны быть на базе! – инструктировал я солдат.
Мухаммад и его семья переносили наши частые визиты молча и терпеливо. А я, каждый раз заходя к нему в дом, испытывал всё более сильное чувство стыда.
– Зачем мы здесь? – всё чаще и чаще задавался я этим вопросом. После окончания офицерских курсов я несколько лет служил в Газе. Мы встретились с Мухаммадом вновь во время второй Интифады. В то время по всему Западному Берегу шли настоящие бои. Дом Мухаммада стал сначала наблюдательным пунктом, а затем – постоянным местом, где солдаты отдыхали между боевыми операциями. Большой семье Мухаммада мы выделили две комнаты и оборудовали отдельный выход. Всё остальное пространство – оба этажа огромного дома были заняты солдатами. В оливковой роще солдаты оборудовали временную стоянку для танков и бронетранспортёров. Отсюда танки отправлялись на боевые задания, а расстреляв весь боекомплект, возвращались на самодельную стоянку возле дома, где экипажи танков и бронетранспортёров отдыхали. Экипажи сменяли друг друга, и поэтому возле дома всегда находился танк или бронетранспортёр.
Как-то раз мне почти целые сутки довелось с моим взводом находиться в доме Мухаммада. И я заметил резкую перемену, которая произошла в его домочадцах за то время, что я их не видел. Мухаммад был всё тот же – такой же спокойный и рассудительный, только ещё больше постаревший. Он точно так же мало говорил и, казалось, спокойно наблюдал за происходящим, как будто чего-то выжидая. Целыми днями он либо сидел на веранде, либо работал в саду, в той его части, которая не была занята солдатами. Старшие сыновья Мухаммада смотрели на нас почти с вызовом. Отец не позволил им участвовать в интифаде, но и с нами тоже запретил разговаривать, и поэтому они лишь испытующе смотрели на нас. А внуки Мухаммада уже не боясь подходили к солдатам и задавали им разные вопросы:
– А ты давно служишь? В каком подразделении? Много ещё тебе осталось? Когда увольняешься? Когда уйдёшь отсюда?
Старшие покрикивали на них, запрещая говорить с солдатами. Да и мы сами не поощряли столь панибратского общения. После окриков взрослых дети переставали задавать вопросы, но собравшись вместе, смотрели на солдат с недетским сарказмом. В такие моменты они были похожи на ещё неокрепших волчат, которые пока лишь примеряются к своей жертве. В их глазах не было страха, лишь какое-то недоброе любопытство. Мы не были здесь гостями, и они лишь вынужденно терпели нас.
