Анатолий Гончар - Рейд в ад
— Не стрелять! — на всякий случай крикнул я, краем глаза поглядывая за движениями Исмаила, кружившего подле своего раненого друга. А вертолет повисел и, не обнаружив ничего подозрительного, поплыл дальше.
— Так они что, наугад попали? — Леха выглянул из-за камня и, едва сдержав порыв рвоты, предпочел смыться, не дожидаясь ответа. Судя по всему, он был прав — пилоты били по площадям, но на этот раз удача была на их стороне.
— Промедол есть? — понимая, каков будет ответ, я присел на колено подле стонущего Джафара, чья грудь оказалась иссечена множественными осколками, осколками было поранено и лицо. И изо всех ран вытекала кровь. Но опаснее всего выглядела рваная рана голени. Не понимая, где можно достать столько бинтов, я вытащил свой ИПП, разорвал упаковку и начал бинтовать ногу. Но не успел.
— Он умер, — сообщил Исмаил. Я по инерции сделал еще один оборот бинта, оторвал его, молча вытер руки остатками, отбросил окровавленную тряпицу в сторону.
— Надо уходить, — я встал, перехватил удобнее автомат, поправил висевший за спиной рюкзак.
— Надо, — не стал спорить Исмаил, привычно вытаскивая из разгрузки умершего магазины. Я, следуя его примеру, подошел к телу Амира и сделал то же самое, вот только целых, не испорченных осколками рожков оказалось всего три. А вертолеты продолжали обрабатывать лес. Теперь один из них, развернувшись, надвигался на нас.
— Сколько можно возиться? Делаем ноги! — воскликнул появившийся подле нас Эдик. Увидев картину произошедшего, он выругался и отвернулся.
— Пошли! — я потянул Исмаил-Хана за руку. Он еще раз взглянул на обезображенные, неподвижные трупы, словно собираясь запечатлеть это на всю жизнь, и, обгоняя меня, поспешил прочь.
— Уходим, живее, живее! — я, убедившись, что все наши целы, побежал вслед за Ханом.
— К расселине, тут недалеко, — сообщил он мне о своих намерениях, — там есть где укрыться.
— Понял, хорошо…
Со стороны деревни в сторону зеленой зоны, без устали молотя воздух винтами, летели два транспортника. Мы уже достигли цели и почти скрылись, но все-таки в последний миг нас заметили. Удар по камням был страшен, ломалось и крошилось все, в считаные минуты площадка перед укрывшей нас расселиной оказалась полностью выкошена. Казалось, теперь руководившему операцией Артуру-Джону можно было крикнуть выпрыгивающим из транспортника солдатам: «Пойдите и возьмите их трупы». Но вопреки ожиданию ни один осколок не попал вовнутрь укрывшей нас каменной щели. Сами же «Апачи», израсходовав лимит топлива, вынужденно повернули на базу. Наступающая пехота осталась без воздушного прикрытия.
— Быстро делаем ноги! — в ушах звенело, я повернулся к нервно вздрагивающему Исмаилу. — Веди. Эд!
— Да, Михалыч, — сжимавшие ствол винтовки кончики пальцев майора побледнели. Сам он выглядел слегка обалдевшим, но спокойным.
— Забирай всех и уходи, — приказал. — А я их слегка остужу и сразу догоню.
— Я с тобой, — неожиданно вызвалась Алла, вынырнувшая из-за спины Эдика.
— В следующий раз, — я посмотрел ей в лицо и ободряюще улыбнулся.
— Дурак, — ни с того ни сего выдала девушка и, отвернувшись, поспешила вслед за уходящим Ханом. Странный все же народ эти женщины. Инопланетяне.
— Я остаюсь, — рядом со мной опустился на колено один из освобожденных мной рабов. На этот раз я не стал спорить. Есть желание рискнуть жизнью? Пожалуйста.
— Только учти, выпускаем быстро по два магазина, бросаем по две гранаты и уходим. Бегом. Понял? Хоп? — пока он думал, я подложил под камень, на входе в расселину, подготовленную к бою гранату.
— Хобасти.
— Вот и договорились, — завершил я шепотом, разглядев сквозь кроны деревьев первую из приближающихся к нам фигурок. Следом появилась вторая, затем третья. Американская солдатня шла неправильными треугольниками, четко соблюдая указанную командирами дистанцию. Вот они остановились, присели, едва ли не каждый третий поднес к глазам зеленый массивный бинокль.
— Огонь! — шепнул я, выпуская первую очередь. Одного «рейнджера» с биноклем сбило с ног. Переместив прицел на его соседа, я добил магазин. Почти не целясь, выпустил следующий. Одну за другой бросил две гранаты. А мой нежданный помощник еще возился со своими рожками.
— Бежим! — я едва не пнул его, поднимая на ноги, мне еще не хватало, чтобы из-за его медлительности меня сделали трупом. — Бежим, бежим! — толкал его я, слыша, как от частых попаданий колется, разламывается на части скала, за которой мы только что стояли. Выскочив из узкой, тянувшейся почти две сотни метров расселины, мы увидели наших поднимающихся вверх спутников. Но уже через секунду они пропали из поля зрения.
— Отлично! — мысль, высказанная вслух, потонула в грохоте взрыва — кто-то неосторожный сдвинул камень и словил приготовленный мной подарок. — Двигаем, двигаем! — торопил я тяжело дышавшего афганца. Шла игра в догонялки, кто быстрее — «рейнджеры» пробегут расселину или мы преодолеем открытый участок? Хотелось надеяться, что мы, и не потому что быстрее бегаем — только что взорвавшаяся граната должна была охладить пыл и заставить американцев двигаться более осторожно. Мы почти выиграли. Еще несколько шагов. Прилетевшие из-за спины пули чудом миновали меня и ударили в бедро идущего впереди афганца. Он споткнулся. Замер на одном месте. Рванувшись вперед, я сбил его с ног, и мы кубарем покатились за оказавшееся на нашем пути укрытие.
На этот раз мы вновь дали американцам основательно выдвинуться вперед. Этого времени мне как раз хватило, чтобы перебинтовать афганцу оказавшуюся не тяжелой рану — пуля, едва войдя в мышцу бедра, через пару сантиметров вновь вынырнула наружу, улетев в неизвестность.
Противник действовал грамотно, выдвигаясь по одному, расползаясь по всей ширине склона, охватывая дугой предполагаемое место нашего нахождения. Выдвинув автоматчиков вперед, они разместили за их спинами снайперов и пошли в атаку. Американцы в конце концов нас бы убили, но только если бы мы на этом месте рассчитывали обороняться и обороняться. Но мы собирались действовать по-другому — один магазин, не отпуская пальца, одна граната, пули снайперов бьют воздух там, где только что были наши головы, ошеломленные «рейнджеры» тащат своих раненых и одного убитого, а мы, отступая, поднимаемся все выше и выше. Погоня замешкалась.
Пока мы находились вне досягаемости вражеских пуль, бывший раб рассказывал мне свою историю. А судьба его оказалась примечательной. Я слушал его исповедь, и мне становилось стыдно. Подъем давался тяжело, но Саиду, так звали бывшего пленника, требовалось выговориться.
— Я учился у вас, в Советском Союзе… — дыхания не хватало, он часто прерывался, но, втянув в себя воздух, продолжал повествовать дальше, — в военном училище. Офицер — вертолетчик «МИ-24» Демократической Республики Афганистан… потом страна стала просто республика, но что изменилось, не знаю. Я служил, как все, летал, хоронил друзей, убивал врагов, иногда хотелось бросить все и уехать куда-нибудь далеко-далеко. Тяжело было, но я всегда верил, что большой друг Советский Союз никогда не оставит нас в беде, придет на помощь. Но я, как и многие, ошибался. Нас предали, — Саид не сказал «вы», но сиди мы за столом, у меня бы наверняка покраснели уши. А он продолжал рассказывать: — Войска СССР вышли из Афганистана, а мы остались один на один с капиталистами всего мира… — бывший вертолетчик ВВС ДРА остановился, его глаза раскраснелись, старая душевная боль душила больше, чем только что полученное пулевое ранение. — Но настоящее предательство совершилось позже, когда нам было отказано в малейшей помощи… — Саид закрыл глаза, не в силах сдержать слезы. — У нас не осталось друзей, а нашим врагам продолжали поставлять оружие со всего мира. Оружие и деньги. Деньги, а не доблесть и смелость победили Наджибулу. Его снова предали, генерал Дустум и другие. Мы проиграли, но нас не расстреляли, нам предложили служить новым хозяевам, так мы оказались в армии предателя Дустума и сами стали предателями. Но и его предали. Нас захватили талибы, хотели расстрелять, но брату арестовавшего нас полевого командира требовались рабы, так мы с Ахмедом и оказались в яме.
— Сколько же вы там пробыли? — ужаснулся я, пытаясь вспоминать год захвата талибами Мазари-Шарифа.
— Много больше десяти лет, — не слова, а стон вырвался из груди летчика. — Время в рабстве ничего не значит, мы престали считать дни, когда отчаялись освободиться. Мечты о свободе давно казались нам несбыточными.
Я промолчал. А что я мог ответить на эту исповедь?
Нас нагнали, когда до вершины оставалось совсем немного. Хорошо, что мы заметили их чуть раньше, чем они открыли огонь.
— Ложись! — упав, я перекатился за камень, над головой, рикошетя от твердой поверхности скалы, пронеслась очередь. Я отполз чуть в сторону, приподнял голову, пытаясь высмотреть наступающих, и пуля тут же ударила совсем рядом.
