Игорь Подбельцев - Июльский ад (сборник)
— Господи! — обхватив голову руками, громко прошептал Полежаев. — Да неужели ты смилостивился, Господи!..
— Да-да, в район Прохоровки! — повторил лейтенант, недовольно косясь на заряжающего. — И, естественно, мы должны быть готовы сразу же, если понадобится, принять сражение. Мало ли что нас там, под Прохоровкой, ожидает… Так что, Полежаев, если дорогу до Старого Оскола ты назвал преисподней, то твоя горячо любимая Прохоровка для нас вполне вероятно, может стать сущим адом. Вот так-то…
— И в аду живут люди, только мучаются… Господи! — радостно задыхался Фёдор. — Может, дом свои увижу… Командир, когда выступаем?
Василий взглянул на часы:
— Через двадцать минут. Как там у нас, всё готово?. Гусеница не соскочит, как в тот раз?…
Танки, терпеливые и надёжные, проделали ещё один марш, теперь уже более короткий — стокилометровый. Все соединения и части своевременно прошли рубежи регулирования и, ещё раз наглотавшись пыли, ещё раз испытав все «прелести» жары, в строго ограниченное время вышли на исходные позиции на рубеже Прохоровка и Весёлый… 5-я гвардейская танковая армия была полностью готова к дальнейшим боевым действиям. А что её ожидало впереди, под Прохоровкой и Весёлым, — победа или смерть, никто этого ка что не знал… Никто… Даже сам Господь Бог.
13 февраля — 3 августа 1994 г. с. Береговое
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ЖИВЫЕ В АДУ
«…Если битва под Сталинградом предвещала закат немецко-фашистской армии, то битва под Курском поставила её перед катастрофой…»
И. Сталин
ВИЗИТ К ВАТУТИНУ
Шестого июля 1943 года состоялся непродолжительный разговор генерала Ротмистрова со Сталиным, а уже десятого числа 5-я гвардейская танковая армия строго официально и на самых полных правах вошла в состав Воронежского фронта…
… Нельзя прямо сказать, что Ротмистров в жизни был очень уж сентиментальным человеком, но иногда и на него, самого полнокровного кадрового военного, находило эдакое неопределённое, не поддающееся никакому пояснению чувство. Вот и сегодня он поневоле на какое-то время позволил себе расслабиться и тотчас почему-то очень отчётливо вспомнил молоденького и симпатичного лейтенанта, ну того самого, что из Москвы, от генерала Бокова, в свою армию привёз. Кошляков его фамилия, что ли? Да, да, — точно — Кошляков… И захотелось вдруг генералу непременно его увидеть. Захотелось, но почему?
Павел Алексеевич не стал принуждать себя искать ответ на это «почему?», а вызвал своего адъютанта Земскова:
— Послушай, Василий, прошу тебя не в службу, а в дружбу: разыщи и доставь ко мне, пожалуйста, лейтенанта Кошлякова. Владимира… Помнишь такого, а?
— Так точно, помню, товарищ генерал! Будет сделано!..
Спустя какое-то время, Владимир смущённо сидел перед расслабившимся Ротмистровым, аккуратно отхлёбывал из кружки крутой и очень горячий чай и рассказывал ему о делах в своём родном подразделении, о настроении танкистов, об их нуждах. Павел Алексеевич, сняв очки, близоруко и добро щурился на лейтенанта, внимательно, не перебивая, слушал его и затаённо улыбался, — даже как-то по-отечески, что ли, — и изредка, мягко и корректно, задавал ненавязчивые, но нужные ему вопросы.
Их умиротворённую беседу, беседу младшего офицера и командующего армией, безапелляционно прервал телефонист с осипшим голосом.
— Товарищ генерал! Извините, но вас командующий фронтом к телефону требует.
Павел Алексеевенч взял трубку, мягко проговорил:
— Ротмистров на проводе!
— Здравствуйте, Павел Алексеевич! Ватутин вас беспокоит.
— Здравия желаю, товарищ командующий фронтом!
— Мне не с руки долго говорить по телефону, да и разговор этот не совсем телефонный, поэтому я прошу вас, Павел Алексеевич, срочно прибыть ко мне, на мой командный пункт. Вам ясно?
— Так точно, товарищ командующий фронтом!
Павел Алексеевич ещё с минуту, наверное, стоял у телефонного аппарата, сосредоточенно и крепко потирая лоб, затем медленно вернулся к лейтенанту Кошлякову.
— Извините, Владимир, мы с вами сегодня не обо всём ещё переговорили. А жаль… Но… Дела-а!.. Но — ничего, я надеюсь, что мы с вами не в последний раз видимся. Не так ли?
— Товарищ генерал!.. Так точно, товарищ генерал!.. Вы… Мне с вами хорошо и легко… — Владимир засмущался и густо-прегусто покраснел. — Извините, товарищ генерал…
— Ничего, лейтенант. Не смущайтесь. Идите…
Командный пункт командующего Воронежским фронтом генерала армии Ватутина размещался рядом со старинным и очень уж провинциальным городком Обоянью. Когда Ротмистров срочно прибыл сюда, здесь на КП уже находились представитель Ставки Верховного Главнокомандования маршал Советского Союза Василевский — он координировал действия Воронежского и Юго-Восточного фронтов — и начальник штаба фронта генерал-майор Иванов.
— Ну что, танкист, — крепко пожимая руку Ротмистрову, с интересом спросил Василевский, — с каким настроением собираешься драться с фашистами? — а сам на Ватутина хитро посмотрел, даже чуть не подмигнул ему: настроение у Маршала сегодня просто прекрасное» было.
Ротмистров тоже бросил беглый взгляд на задумчивого и серьёзного, в отличие от Василевского, Ватутина, а затем Василевскому почти по-уставному отчеканил:
— Настроение у нас, танкистов, одно, товарищ Маршал Советского Союза: скорее бы в бой пойти, силы свои испробовать. Засиделись ведь уже…
— Похвально, похвально, — улыбчиво обронил представитель Ставки и тут же посерьёзнел. — Но только вот не нравится мне то, как вы сказали, что силы надобно «испробовать»… Этот ответ, дорогой Павел Алексеевич, какой-то затаённой неуверенностью сквозит. По-моему, вы должны были сказать, что так, мол, и так, настроение у танкистов очень даже боевое, бравое — и враг непременно будет разбит.
Ротмистров промолчал, подумав про себя: «А ведь и Сталин так говорил — «Враг будет разбит! Победа будет за нами!» Ничего не сказал на слова Василевского и Ватутин. Да Маршал Советского Союза вовсе и не ожидал никакого ответа от этих генералов. Он неторопливо повернулся к начальнику штаба фронта Иванову:
— Семён Павлович, расскажите, пожалуйста, генералу Ротмистрову о сложившейся на сегодня обстановке на Воронежском фронте. Только, прошу вас, кратко и доходчиво.
— Слушаюсь, Александр Михайлович, — с готовностью ответил генерал-лейтенант.
Конечно же, Павел Алексеевич и без начальника штаба уже многое знал о положении на многих фронтах, — и у него разведка работала и не зря свой нелёгкий хлеб ела, — но после чёткого рассказа Иванова он, с некоторой белой завистью, понял, что ещё больше ом абсолютно не знал. Сегодня, десятого июля, уже шестой день подряд войска Воронежского фронта мужественно — да что там мужественно?! — героически отражали яростный натиск очень мощной группировки немецких войск. В эту трижды распроклятую группировку входили восемь танковых дивизий, одна — моторизованная, и пять дивизий — пехотных. Все они — из группы армий «Юг».
— Вы знаете, Павел Алексеевич, — прервал доклад Иванова Ватутин, — кто возглавляет эту группу армий? — и сам же, не дожидаясь, что скажет Ротмистров, — ответил: — А возглавляет её генерал-фельдмаршал Манштейн. Он уже знаком всем нам, здесь присутствующим, по боям под Сталинградом. Хо-ро-шо знаком!.. Не так ли?
Ротмистров молча и согласно кивнул головой, а начальник штаба, выждав определённую паузу, продолжал:
— Мы уже знаем, товарищи, что наш противник пятого июля, в шесть часов утра, из района севернее города Белгорода перешёл в общее наступление. Силами 4-й танковой армии, мощной, подчёркиваю, танковой армии, — ею командует небезызвестный нам генерал-полковник Гот, — немцы нанесли свои главные удары на города Обоянь и Курск. Войска Манштейна и Гога, надо смотреть правде в глаза, имеют лучшие танковые соединения в армии вермахта. В том числе, товарищи, яркое созвездие фашистских бронетанковых войск. Цвет!!! А цвет — это дивизии СС «Адольф Гитлер», «Райх», «Мёртвая голова». Вы наверняка понимаете, какие силы выставлены против нас…
— Вы, Семён Павлович, — аккуратно сделал замечание Ватутин, — пропустили, кажется, ещё одну дивизию. Моторизованную. «Великая Германия» называется.
— Н-да-а, — задумчиво протянул Василевский, — противник у нас, товарищи генералы, что пи говорите, достойный. Фюрер прямо-таки обожает и генерал-фельдмаршала Манштейна, и генерал-полковника Гота: они у него, чёрт побери, — в фаворе. И, наверное, Гитлер ни на секунду не сомневается в их боевом успехе.
— Эти два несомненно талантливых генерала — надежда и опора главного фашиста Германии, — криво и, в то же время, с некоторой горечью усмехнулся Ватутин. — И они, естественно, стараются оправдать высокое доверие своего любимого и обожаемого фюрера. Вспомните, какие страшные, какие ожесточённые бои происходили на этих днях! И потери немцы несли большие, а всё же, продвинулись…..
