Николай Далекий - Охота на тигра
Те, кто попал в ремонтники, не отличались особой говорливостью, они знали: молчание — святое дело. Но все же жетон № 9 сказал с невеселой усмешкой: «Щупают все. А чего щупать-то? И на глаз видно — одна кожа и кости». Жетон № 11 высказался столь же неясно: «Мог бы на тракториста выучиться. Не захотел, дурак, пропала каша».
На них смотрели с любопытством, но никто расспрашивать не стал.
Наконец пришел черед Ключевского.
Едва только он положил на подоконник ключ для нарезки резьбы на болтах, как из кладовой послышалось:
— Это кто? Какой твой номер, фамилия?
— Номер жетона тринадцать, Ключевский.
— Ага... Нет, ты мне не нужен. Впрочем, зайди... Зайди сюда.
Юрий остановился у двери. Его «двойник», унтерштурмфюрер Витцель, закинув ногу на ногу, сидел на принесенном в кладовую чистом стуле и читал газету. Цапля рассматривал какие-то бумаги. Начались вопросы: где родился, состоял ли в комсомоле, образование, специальность, военное звание, род войск, какие должности занимал, нет ли дополнительной специальности? Юрий отвечал не задумываясь — такие вопросы гитлеровцы задавали ему в плену не впервые, и у него имелся хорошо составленный набор наиболее безопасных автобиографических данных, в правдивости которых трудно было бы усомниться.
— Тэ-э-э-к... — пренебрежительно протянул Цапля, не отрывая глаз от бумаг. — Значит, бывший слесарь, выбившийся в советские интеллигенты, без пяти минут этот... сочинитель. А автомашиной наш сочинитель случайно не может управлять?
Юрий увидел, как поднял голову и насторожился его «двойник» унтерштурмфюрер.
— Автомобилем? Нет, не приходилось.
— Ну, не автомобилем, так трактором или, допустим, тягачом? Ты же грамотный человек, тебе легко было освоить. Были ведь у вас всякие курсы, автодор...
— Как-то не выпадало... — начал Юрий.
— Понимаешь, в чем дело, — не слушая его, с хорошо наигранным сожалением произнес Цапля, — Нам скоро нужны будут для одной работы шоферы, трактористы даже самой низкой квалификации. Лишь бы умел за рулем сидеть. Учти, что дополнительно ко всему этим людям будут выдавать по котелку каши. Понял, какое счастье?
«Каша... Не захотел, дурак, на тракториста выучиться», — пронеслось в голове Юрия. Значит, всех об этом спрашивали, всех кашей соблазняли. Остальные вопросы только камуфляж, дымовая завеса!
— Как не понять, господин переводчик.
— И отказываешься...
— Рад бы, но никогда с автомобилем, трактором дела не имел.
— Точно?
— Правду говорю.
— Смотри, проверю, — как-то ненатурально засмеялся переводчик, — Если скрываешь...
— Дурак бы я был от каши отказаться?
— Кто тебя знает, может, дурак и есть. Ну, иди к окну, получай, что там тебе надо. Кладовщица сейчас придет.
Казалось бы, все обошлось без каких-либо осложнений. Никто не обвинил его в том, что он плохой слесарь, а он именно этого боялся больше всего. Ну, а то, что он не умеет управлять автомашиной, трактором, поставить ему в вину нельзя. Тем не менее Юрий возвращался к своему мастеру в подавленном настроении. Он знал, что простодушный Петр Годун не скрывал в лагере свою военную специальность. Да и как скроешь, если Петр попал в плен в замасленном, обгорелом комбинезоне и черном шлеме танкиста. Следовательно, он окажется в той группе, какую для каких-то особых целей отбирают немцы. Ну, а если эта группа будет работать где-то в другом месте? В таком случае их план становится жалкой химерой. Возможно, даже дело обстоит гораздо хуже — немцы осознали вероятность такой опасности, как угон пленными танка, и предпринимают меры, чтобы обезопасить себя. В таком случае они постараются удалить из группы ремонтников всех, кто может водить танк. Потому-то Цапля так напирает на кашу, это та приманки, на которую, по мнению немцев, должны клюнуть пленные, скрывшие, что они хотя бы в какой-то мере знакомы с вождением танков.
Побывал в кладовой Петр Годун — недоуменно пожимает плечами, видимо, никакой опасности не заметил, Иван Степанович мрачней обычного, ему что-то не понравилось. Ясно, Петр подтвердил, что он танкист, и на этом разговор закончился, а беседа с Иваном Степановичем была более продолжительной. Цапля хитрил, ставил ловушки, выпытывал, соблазнял кашей. И старый слесарь понял, что все это неспроста.
Принято считать, что удары судьбы неожиданны и неотвратимы. Неотвратимы? Какое удобное оправдание для тех, кто трусливо склоняет голову перед врагом, лишен воли к победе. Есть и другое, полушутливое, озорное — ловите удары судьбы! Ловите, как берет в немыслимом прыжке вратарь, казалось бы, «мертвый» угловой мяч, принимайте на себя, гасите, как гасит молнию острие громоотвода — только грохот, страшный треск... Но ни пламени, ни разрушения.
Ловите удары судьбы! Юрий, нарушая правило, подошел к Петру Годуну, скучно посмотрел на него.
— Срочно нужен четвертый. Танкист. Немой. Подумай, по дороге в лагерь скажешь.
Со стороны глянуть — насчет обмена был разговор, допустим, пуговицу или осколок зеркала за щепотку табаку предложил Чарли или четверть пайки за старенький ремень.
Петр сказал для чужого уха, погромче:
— Иди ты! Дурней себя ищешь?
Роман Полудневый
Петр так же, как и Иван Степанович, уже не удивлялся поразительной способности Юрия предугадывать некоторые события. Если Чарли говорит, что нужен четвертый да еще «немой», то есть такой, о котором не знают, что он танкист, значит, нужен. Но на базе и при возвращении в лагерь друзьям не выпало случая переброситься словом.
Лишь миновав колючие ворота, Иван Степанович черкнул локтем о локоть Юрия.
— Полудневый. Тот самый...
— Немой?
— Только Петр знает, и то случайно. Его в форме пехотинца в плен взяли.
— Посвятить. Сказать все. Завтра добровольцем в ремонтники.
— Думаешь, снова будут набирать? — Шевелев был поражен.
Юрий вместо ответа только устало сомкнул веки.
— По чем заключаешь, однако?
— Кашу вам Цапля предлагал?
Иван Степанович кивнул головой.
— Ну, вот. Теперь, кто кого перехитрит. Скажете, как Полудневый. Я должен знать. Как можно скорее.
С Полудневым разговаривал Петр Годун. Петр пошел выполнять это поручение с тяжелым сердцем. Последнее время лейтенант Полудневый избегал встреч с ними, а увидев близко, отводил глаза. После карцера он начал заметно сдавать — осунулся, тяжело передвигал ноги, смотрел на товарищей и конвоиров равнодушными, пустыми глазами, ни с кем не заводил разговоров. Годун нашел его во дворе. Лейтенант сидел, подвернув под себя ноги в разбитых солдатских ботинках, как сидят кочевники на привалах. Черная коротко остриженная голова казалась обугленной.
Петр опустился на колени рядом.
— Слушай, Рома, ты мне веришь?
Полудневый не ответил. Что ни говорил ему Петр, он продолжал молчать, равнодушно рассматривая гноящиеся ссадины на руках, точно ничего не слышал. И лишь в конце сказал без злобы: «Не воняй, чесночник, возле меня». «Чесночниками», «вонючками» в лагере называли тех, кто пошел в ремонтную команду за дополнительную пайку с кусочком маргарина и зубком чеснока.
Через несколько минут Годун был у нар Ключевского.
Юрий лежал на спине с закрытыми глазами.
— Пустой номер. Не соглашается.
Юрий открыл глаза.
— Что говорит?
— Ничего не говорит.
— Не сумел убедить...
— Его не убедишь! Иссяк он...
Юрий бистро поднялся, свесил с нар ноги. Он не скрывал своей встревоженности: если Полудневый так ослабел, то их план рушился, все летело под откос.
Каждый пленный борется, цепляется за жизнь: не потерять ни одной крошки из пайки, стать в очередь к котлу так, чтобы повар налил в котелок баланду погуще, избежать удара надсмотрщика и конвоира — каждая капля крови, вытекшая из раны, дороже любой драгоценности, экономить силы на работе — ни одного лишнего движения, щипнуть травку на привале и сунуть ее в рот раньше, нежели это сделает сосед, — все-таки пожива, «салат», бугай вон одну траву щиплет, и силу нагуливает будь здоров. На многие ухищрения пускаются пленные, чтобы как-нибудь сохранить, приберечь жизненные силы. Но вот кто-то из них ослабел до такой степени, что уже ни во что не верит, ни на что не надеется, стал ко всему равнодушен и ждет только смерти. Таких людей с потухшими глазами земное уже не интересует, близость смерти не ужасает, она благо, спасение от бесчисленных мучений.
Лейтенант Роман Полудневый, единственная надежда Юрия Ключевского, кажется, стал таким. Карцер, работа по перетаскиванию танков со станции на базу, предательство тех, кого он считал патриотами, своими друзьями — продались за пайку, пошли в ремонтники, — все это, видимо, подкосило лейтенанта. Юрий не искал встречи с ним, а встретившись случайно, не пытался вступать в разговор, хотя уже знал, что именно по приказу Полудневого его чуть было не удушили ночью за то, что он добровольно пошел в ремонтники. Зачем слова, объяснения? Если удастся захватить танк, лейтенант узнает сам, пайка ли соблазнила Чарли или что иное.
