Нгуен Бонг - Буйвол
Вы знаете, что в этом году у нас нет даже бататов, не говоря уже о рисе. Там, где мы живем сейчас, мы можем найти в садах фрукты и овощи. Но его превосходительство хочет, чтобы мы бросили сады и свои хижины и поселились все вместе. Говорят, что его превосходительство хочет дать каждому по семь квадратных метров земли — но этого не хватит даже для постройки лачуги, не говоря уже о саде. Мы умрем с голоду — такова вторая смерть. А третья смерть — смерть от болезней.
Вы знаете, что наши соотечественники очень невежественны и не имеют медикаментов. Если они поселятся на семи метрах, которые дает нам его превосходительство, они начнут болеть и умирать от болезней. Такова третья смерть.
Все закричали:
— Смерть ждет нас! Нас ждет смерть!
До Бьен опять посоветовался с Шассэном, затем сказал, что жители могут разойтись и спокойно заняться полевыми работами, но предварительно выдвинул три условия: нужно сломать защитный забор, нужно засыпать все тайные убежища, а когда будут приходить французы, не скрываться от них, не поднимать тревогу, не стрелять и не бросать гранат. Но крестьяне опять покачали головами. Кто-то попросил Хоатя сказать за всех, но До Бьен посмотрел на Хоатя в упор и сказал:
— Помолчи-ка! Ты на стороне вьетминцев, и я не разрешаю тебе больше говорить.
Затем он обратился к Ча:
— Ну, так решено? Уважая волю односельчан, мы не станем выбирать старосту и принуждать земляков селиться в одном месте. Так ли я говорю?
Ча встал в замешательстве, но быстро овладел собой. Он сказал, что партизаны всех перестреляют, если крестьяне осмелятся сломать защитный забор. А что касается тревог и стрельбы, то жители тут ни при чем, в этом виноваты партизаны; разве жители могут их остановить?
Хоать с места крикнул:
— Разве можно связать им руки?
Ча подхватил его слова:
— Да разве им помешаешь? Ведь нельзя же помешать его превосходительству стрелять в партизан. Жители тут ни при чем.
До Бьен нахмурился и посмотрел на Хюе:
— Ну, а вы что думаете?
Бывший начальник кантона пробормотал:
— Я не раз говорил вам и его превосходительству, что очень боюсь партизан, поэтому-то я и переселился сюда.
На этом собрание было закрыто. Шассэн ушел, даже не взглянув на жителей. До Бьен сказал напоследок:
— Ладно, пусть будет по-вашему! Я думаю о вас, забочусь, но вы не хотите меня послушаться, зато слушаетесь вьетминцев. Если французы задумают что-нибудь, я больше не буду вмешиваться и помогать вам.
Жители не спеша разошлись, все были озабочены. Трудный день остался позади, но это не означало, что теперь все будет спокойно. Раз французы пошли на уступки, значит они что-то замышляют. Если Шассэн задумал назначить Хюе старостой, он сделает это, и не посчитается с тем, хотят ли этого жители или не хотят. Так было, когда он назначил Ка старостой деревни Тхай-Хок. Тогда он обошелся без собрания, а просто заставил жителей признать старосту, хотя Ка и не хотел им быть.
Сержант До Бьен сейчас действовал по-иному. Он прикинулся демократом, созвал собрание жителей, пытался разыграть выборы старосты населением, стремился подействовать на чувства крестьян, прикидываясь заботливым и снисходительным по отношению к ним. Но ему не удалось добиться своего. Он, безусловно, не примирится с этим, он будет действовать по-другому. Крестьяне с тревогой думали о том, что их ожидает. Агитаторы, присланные партизанами на собрание, разъясняли жителям, что единственно правильный выход — вернуться в родную деревню. Некоторые решили с наступлением ночи перебраться в Хонг-Фонг. Но часть крестьян разделяла мнение Ча, который сказал:
— Нет. Пока нельзя возвращаться. Надо подождать еще несколько дней. Сегодня им не удалось мирными средствами добиться своего, очевидно, завтра они прибегнут к военной силе. Следовательно, надо подождать.
Хьеу не смогла пойти на собрание, но когда крестьяне стали возвращаться из Тхай-Хока, она встречала их и заводила с ними беседу. Число жителей, решивших вернуться в Хонг-Фонг, увеличилось. Хьеу сообщила об этом Тику. Вместе с Тиком они решили прислать в Тхай-Хок партизан для обеспечения безопасности жителей, которые этой ночью решили вернуться в родную деревню. Партизан в деревню Тхай-Хок повел Чо. Хьеу проводила Чо и Хоэ до проселочной дороги. Хьеу спросила Чо:
— Где ты собираешься разместить партизан? Когда пройдут все возвращающиеся в Хонг-Фонг, я приду к тебе и сообщу об этом, чтобы ты смог отпустить товарищей отдохнуть.
Чо показал Хьеу заросли бамбука на краю канавы, в тридцати метрах от поста.
— Я буду там с Хоэ. Но тебе не следует приходить ко мне. Договорись лучше с кем-нибудь из партизан и пошли его ко мне.
Чо и Хоэ направились к посту. А Хьеу прямо пошла в Тхай-Хок.
Хьеу снова обошла дома в Тхай-Хоке и сообщила жителям, что они могут спокойно отправляться в путь: партизаны будут прикрывать их отступление. Даже те крестьяне, которые днем еще колебались, теперь тоже решили вернуться в Хонг-Фонг. Имущество и буйволов — все решили оставить на этой стороне. Из некоторых семей уходили только мужчины, решив пока оставить женщин и детей — они хотели лично проверить обстановку в Хонг-Фонге.
* * *Тускло светила луна. Чо и Хоэ засели в темном месте под бамбуком, на краю канавы — у самого поста. Хоэ пристально смотрел на пост, Чо наблюдал за дорогой, соединявшей Тхай-Хок с общиной Хонг-Фонг. В темноте можно было различить колею, чуть белевшую среди заброшенных полей. На тропе едва виднелись силуэты людей, возвращавшихся в Хонг-Фонг. Люди шли группами по пять человек. Подойдя к дороге, которая пересекала тропу, они останавливались, с минуту смотрели на пост, затем быстро перебегали дорогу и устремлялись к воротам защитного забора. Пересекая дорогу, все волновались, хотя и знали, что партизаны сидят в засаде. Сколько людей погибло на этом месте, сколько раз враги устраивали здесь свои засады!
* * *В 1948–1949 годах вдоль дороги стояли столбы с головами жителей, казненных французами. Делалось это для того, чтобы запугать оставшихся в живых. В деятельности партизанских отрядов в предыдущие годы имелись большие недостатки, но все же партизанское движение с каждым днем росло и крепло. Французы усилили операции по прочесыванию местности, строили все новые и новые посты, но партизаны и местное население боролись за каждую пядь земли. Каждый день приносил новые жертвы. Высшие органы издали приказ, чтобы соотечественники эвакуировались, а партизаны берегли свои силы. Но партизаны все же вели бои с врагами. Не успевали французы сломать защитный забор, как партизаны строили его вновь, защищая сады и поля. Правда, иногда приходилось немного отступать. Однажды враги сосредоточили большие силы и начали карательную кампанию. Партизаны вынуждены были отступить до самой реки. Положение казалось безвыходным. С гранатами наготове они ждали приближения врага. Три гранаты были отложены на крайний случай — для себя. Когда враги были совсем близко, партизаны крикнули громко, так чтобы на другой стороне реки их услышали друзья:
— Передайте нашим родным, что мы погибли на боевом посту! — Затем они обняли друг друга, бросили часть гранат в гущу врагов, а остальными взорвали себя.
* * *Чо восхищался героическим поступком партизан, хотя и знал, что партизаны нарушили приказ: нужно было бороться, сберечь силы, а не тратить их зря. И все-таки он не мог не восхищаться этими людьми. Чо было не по душе, что в последнее время все стали слишком уж осторожными. Конечно, пока французские войска находились в Тхай-Хоке, нужно было вести главным образом политическую борьбу. Но у некоторых крестьян и даже у кадровых партийных работников появилось стремление отказаться от вооруженной борьбы. Некоторые из них недооценивали значения партизанской борьбы, пренебрежительно относились к караулам и дежурствам. Эти мирные настроения отрицательно сказывались на партизанском движении в Хонг-Фонге.
В общине появились люди, которые, разведав, что руководящие органы Сопротивления разрешили населению Тхай-Хока избрать старосту по приказу французов, тоже захотели выбрать у себя старосту; узнав, что на той стороне — у французов — население получило паспорта, эти люди тоже захотели получить французские паспорта. Когда партизаны поднимали тревогу и вступали в бой с французами, некоторые крестьяне побаивались, что это приведет только к усилению террора со стороны врагов. А врагам все это было на руку. Теперь партизаны слишком уж полагались на защитный забор. Пока враг был по ту сторону забора, все чувствовали себя относительно спокойно. Беспокойство начиналось только тогда, когда враг переходил забор. Раньше партизаны устраивали засады в двадцати-тридцати метрах от поста, а теперь они ограничивались тем, что прятались за защитным забором и следили оттуда за постом.
