Аскольд Шейкин - Опрокинутый рейд
— Разве корпус сейчас не имеет пехоты?
— Три тысячи. Пеший отряд под командой генерал-майора Мельникова. Для задачи, которую ему предстоит решать, недостаточно.
— Какая же это задача?
— Совместно с артиллерией корпуса наступление на Москву. Мануков откинулся в кресле, спросил удивленно:
— Вот как? Одной пехотой?
— Да, — ответил полковник. — Конница — более подвижный род войск. Ей предстоит ударом на юг дезорганизовать тылы Восьмой и Тринадцатой армий большевиков и соединиться с Донской армией, которая к этому времени тоже перейдет в наступление.
— И вы уверены, что силами только артиллерии и пехоты сможете захватить Москву?
— Силами пехоты, которую мы сформируем из всех тех в красном тылу, кто желает свержения большевистской власти. Это будут не только Тульская дивизия, но и Рязанская, Калужская, Серпуховская, Подольская…
Мануков прервал полковника:
— Один момент. Что вы сделали с мужиками, которых ваши казаки захватили у околицы? — обратился он к Никифору Матвеевичу, сидевшему в кресле за спиной полковника.
— Ах, господа! — укоризненно ответил тот. — Всего только мобилизовали. Поверстали в ездовые при обозе полка. Кто-то ведь должен! Обоз растет, лошадей и телеги поставляют крестьяне, но подводчиков не хватает. Недельки две-три послужат. Стрелять не придется, рыть окопы тоже. Выдюжат. Какая-то Манька десяток деньков побудет без мужика. И всего-то.
Он в полном одиночестве рассмеялся.
— Но что означает: «Лошадей и телеги поставляют крестьяне»? — продолжал Мануков. — Вы отбираете их?
— На время. Недели на две, на три.
— И как они это принимают?
— Боже мой — как! Да они на колени при виде нас становятся, последнюю рубашку готовы отдать. Мы свободу им принесли.
— А если кто-либо все же не пожелает?
— Второй раз, простите, он свое нежелание выказать не осмелится. Идет война, господа. Губерния, куда мы с таким усилием пришли, военная добыча.
Никифор Матвеевич недовольно насупился.
— Но помилуйте, — Мануков начал улыбаться. — Какое усилие? Фронт прорван без труда, трофеи огромны…
Лицо полковника стало надменным:
— Кто вам сказал?
— Что именно?
— Будто корпусу было легко прорвать фронт?
— А разве не так? — Мануков снова повернулся к Никифору Матвеевичу. — «Фронта нет… промчались с ветерком».
— Это легенда, — полковник хмуро глядел в пол. — Хотя наша подготовка проходила в глубокой тайне, красное командование было о ней осведомлено. Впоследствии мы захватили приказ, где прямо говорилось: «Корпус Мамонтова готовится к прорыву. Следует предпринять такие-то и такие-то действия». И если прорыв все же удался, то лишь потому, что ему предшествовало несколько отвлекающих ударов: под Балашовом, Борисоглебском. Бои шли там трудные, с участием бронепоездов. На прорыв, если так позволительно выразиться, работал весь фронт Донской армии. Не-ет, прорыв легким не был. Говорить так — кощунство. И свершился он, чтобы быстрей дотянуться до глубокого тыла красных, воспламенить его.
— И тыл действительно воспламенился?
— Бесспорно. Достаточно того, как мы входили в Тамбов: несколько пулеметных очередей в воздух — и город наш. Сразу толпы народа, ликование, почтенные граждане подносят хлеб-соль.
— И-и решительно никакого противодействия?
— Вам я скажу, — полковник оценивающе смотрел на Манукова. — Тамбов был захвачен внезапно. Настолько, что жертв не было ни с чьей стороны. Не буду скрывать, в составе красного гарнизона нашлись люди, нам преданные. Это многое предопределило. Раздача захваченных в городе запасов продовольствия укрепила доверие к нам народа. Но свою главную задачу: искоренение большевизма — мы ни на минуту не забываем. В Тамбове расстреляно около тысячи комиссаров.
— И что же, как полагаете, нужно, чтобы ваши успехи и дальше множились? — после долгого молчания спросил Мануков.
— Помощь, — ответил полковник. — Юг России сейчас не имеет промышленности, способной питать армию. Этого нельзя забывать. Сколь бы ни был велик энтузиазм воина, без сильного тыла победить невозможно.
— Как просто! — Мануков с беззвучным смехом откинулся на спинку кресла. — Всего лишь промышленность западных стран — тылы русских освободительных армий. Но только за последние месяцы адмирал Колчак получил миллионы патронов, сотни тысяч винтовок, тысячи пулеметов, сотни орудий, десятки паровозов, сотни тысяч пар сапог. Это — пример. Иллюстрация. Я никого не хочу обидеть. Избави бог!.. Нужно больше? Однако войска адмирала отступают, красные захватывают трофеи. И в каком виде! То и дело — фабричная упаковка. Что же выходит? Союзники взяли на себя снабжение армии большевиков? Можно возразить: «В руках адмирала золотой запас России. Он за все платит». Но судьба такого товара, как оружие, Западу в любом случае не безразлична.
— Слава тебе, господи, — подал голос Никифор Матвеевич. — Наконец-то поняли. Сюда, на Юг России, должна идти помощь.
— Сюда она тоже идет, — не взглянув на него, отрезал Мануков. Полковник иронически вскинул брови:
— Тоже!
— Ах, вы считаете, что недостаточно? И что в этом причина всех затруднений? Но тогда сколько? Цифры! Сроки! И, наконец, строгие взаимные обязательства. Без них нельзя. Разве пример, который я только что приводил, этого не доказывает?
— Столько, чтобы перешедшие в наступление армии Юга России не утратили темпа, — полковник неожиданно встал. — Без мелочных счетов — у кого есть сейчас золото, у кого нет, и вместо каких-либо рассуждений о строгих взаимных обязательствах с полным доверием к нашему делу, к его лидерам. Прошу извинить. Мне пора. Был рад увидеться.
Он скрылся за дверью. Никифор Матвеевич последовал было за полковником, но Мануков остановил его:
— Ваш полк завтра идет на Козлов? — Так точно.
— И я вполне могу надеяться, что наши экипажи будут присоединены к штабной колонне?
Никифор Матвеевич оглянулся на дверь, за которой скрылся полковник, как бы рванулся в том направлении, затем ответил: — Конечно! Пожалуйста, господа! О чем речь!..
• • •Едва Шорохов потом перешагнул порог своей комнаты, им овладело беспокойство. Комната была огромна. Ее окна смотрели на площадь перед господским домом и выставляли всякого, кто в ней находится, напоказ. К тому же дверь не имела ни крючка, ни задвижки. Не было и ключа. На всякой случай он вдвинул в ручку двери ножку одного из стульев, положил под подушку наган.
Почему так откровенны с ними военные, так угодливы даже, и в первую очередь почему был так щедр на любые сведения о корпусе Мамонтова этот полковник? Численность пехотного отряда, общие намерения командования, его политика в захваченных белоказаками местностях? Пожалуйста!
Но он-то, Шорохов, знает, какую ценность такие сведения собой представляют, как непросто их раздобывать. Тут же только спроси…
А слова полковника: «На прорыв работал весь фронт Донской армии… Формы власти нас нисколько не интересуют… У нас чисто военные цели…» Чтобы так заявлять, надо быть в немалой должности. Командир полка говорить так не будет. Уровень не его. Кто же он? «Случайно. Проездом из полка в полк». Но ушел-то он не прежде, чем подвел итог: «Без мелочных счетов… с полным доверием к нашему делу…» Звучало как ультиматум.
Ну а это: «…сформирована Тульская дивизия… Едва мы вступим в Тульскую губернию…» Москва! Туда, вовсе не на Ртищев и Пензу нацеливается корпус. Полковник прямо заявил. И назвал город, который будет захвачен в ближайшие дни: Козлов! Опять-таки в направлении на Москву, от Тамбова всего в шестидесяти верстах.
И снова то же противоречие, что и в рассуждениях Манукова: «.. вопрос о власти решается навсегда», — но вместе с тем: «Раздача захваченных в Тамбове запасов укрепила доверие к нам народа». Пусть на три дня укрепила. А потом? Раздавать уже будет нечего. Или вообще все они не умеют думать на больший срок? Живут минутой.
Однако что ему с этими сведениями делать? Связной сказал: «Тебя найдут». Когда? Почти все узнанное через несколько дней устареет.
Шорохов лег, до подбородка натянул простыню. С едва слышным звоном прогнулся под ним пружинный матрац. Как уснуть?
До прихода казаков в усадьбе была коммуна. Из темных изб переселилась беднота. Дивились паркету, каминам. Детишки бегали по коридорам, играли в прятки, заливались смехом. Бабы смущенно краснели, впервые в жизни разглядывая себя в больших зеркалах. У мужиков были иные заботы: засеять бывшее господское поле.
Что за порядок на свете! Все теперь ополчились на этих мужиков. Рядовые казаки, интендант полка, Никифор Матвеевич, гость-полковник, Мамонтов, Сидорин, Деникин, все те деятели, которые посылают в Россию оружие. «.. миллионы патронов, сотни тысяч винтовок… Нужно больше?»- сказал Мануков.
