Егор Лосев - Багряные скалы
Он вынимает из подсумка ротного две гранаты. Ему теперь без надобности. Надо подползти ближе, к воротам, и попытаться закидать КПП.
Над головой свистят пули, щелкают в щебенку, с глухим звуком бьют в тела лежащих наверху. Кто-то протяжно стонет.
Он натыкается на железо. Это "базукаи" возится со своей трубой. Он тоже весь в крови, на боку большое темное пятно.
– Прикрой, – хрипит "базукаи" пристраивая трубу на плече.
Дмитрий швыряет в сторону ворот гранату. Потом опустошает обойму по перебегающим в темноте силуэтам. Кто-то падает на землю.
В голове в такт выстрелам бьется мысль: Это вам за ротного, суки!
Над головой шипит, грохочет. Огненная комета проносится поверх дороги и бьет в левую вышку.
Дощатая будка исчезает в огненно-дымном разрыве.
Гранатометчик, тяжело дыша, откидывается и принимается перезаряжать свою трубу.
Пулемет Линкора смолкает. Неужели накрыли? Дмитрий ползет вперед.
Кювет заворачивает в бок и сливается с канализационной, судя по запаху, канавой. Здесь неожиданно людно. Ишай, бледный, со сжатыми зубами, изодранный рукав в крови. Герши наматывает взводному бинт на руку. Двир, с нацепленной на ствол винтовки гранатой, Линкор, слава богу, целый и невредимый, заправляет новую ленту.
Сзади возникает Давиди. Несмотря на свистящие вокруг пули, замкомбата, не ползет на брюхе, а пригнувшись, сохраняя достоинство, идет шагом.
Спокойно, как на учениях, Давиди интересуется:
– Что здесь происходит?
Разглядев взводного-один, он приказывает:
– Доложите обстановку!
Ишай открывает, было, рот, но на дороге ухает разрыв, и он сползает ниже, втянув голову в плечи.
Замкомбата не пригибается, продолжает спокойно-выжидательно смотреть на подчинённого.
Это действует. Ишай подтягивается и докладывает.
– Мы под пулеметным огнем, несем большие потери. Командир роты тяжело ранен.
Давиди невозмутимо кивает:
– Ваши дальнейшие действия?
Ишай уже взял себя в руки и спокойно отвечает:
– Собрать людей, подорвать забор и ударить с фланга.
Давиди удовлетворенно кивает:
– Начинайте! – Он поворачивается и уходит по траншее обратно.
Ишай что-то орет Линкору, перекрикивая пальбу. Тот согласно машет головой. Взводный и Гершн уползают следом за Давиди.
Линкор, закончив с лентой кивает Двиру, высовывается и бьет короткими злыми очередями. Звеня осыпаются под ноги гильзы. Доски вышки под амбразурой, покрываются строчками пулевых пробоин, летят ошметки мешков с песком. Пулемет в амбразуре смолкает, ствол задирается в небо.
Двир, приподнявшись, всаживает гранату прямо в вышку, чуть ниже амбразуры. Вниз летят какие-то обломки, доски, мешки.
Прожектор чудом уцелел, теперь светит косо в сторону. Пулемета на вышке больше нет, но другой египетский пулемет лупит снизу от будки КПП. Пули густо щелкают по камням, совсем рядом.
Двир разворачивает Дмитрия за плечо и толкает в спину:
– Меняем позицию, быстро, быстро!
Они ползут назад по кювету. Натыкаются на сползшее с дороги тело. В каске, блестя вывернутыми наружу зазубренными краями, чернеет выходное отверстие. Дмитрий осторожно стягивает тело вниз, пачкаясь в чужой крови. Пульса нет. Переворачивает раненого лицом вверх. В тусклом отблеске света, на него смотрят невидящие глаза Узи Берля.
Двир расстегивает Берлю ремешок каски, тянет, но увидев под ней кровавое месиво возвращает на место. Глядя в глаза Дмитрию, он отрицательно качает головой, берет его за рукав и тащит за собой.
Где-то грохочут взрывы, и стрельба вспыхивает уже за забором, внутри периметра.
Бессильно откинувшись на скат канавы, лежит "базукаи". Глаза закрыты. Под разрезанной гимнастеркой белеют бинты, заляпанные кровью. Руки крепко сжимают трубу.
Дмитрий осторожно трогает его за плечо. Гранатометчик открывает глаза.
– Ты как? – спрашивает Дмитрий, – Еще разок вмазать сможешь?
Утвердительный кивок в ответ.
– Надо по укрытиям, там, где мешки с песком…
Земля под ногами начинает мелко вибрировать.
– Какого хрена?!? – орет Линкор, – Танки?!
Дмитрий осторожно выглядывает и замирает.
В проем ворот, круша измочаленные створки, неуклюже втискивается знакомая и до боли родная "тридцать четверка". Линии, обводы, то, что они с мальчишками разглядывали и обсуждали столько раз в детстве. Только краска, непривычно желтая.
Пальба, крики, отступают, оставляя лишь дрожь земли под ногами и рев танкового двигателя. Вместо темноты и пустыни все вокруг становиться белым, холодным.
Редкие хлопья снега валяться с серого ленинградского неба.
Перекопанный снарядами и бомбами сквер, редкие огрызки деревьев. Детские санки, на которые они с матерью увязывают щепу, ветки и то немногое, что еще может сойти на растопку. Рядом копошатся, собирая дрова, соседи.
На другой стороне улицы битая осколками кирпичная стена, покосившаяся облупленная табличка «Улица Стачек». Из-под заводской арки неповоротливо, осторожно ползет вымазанный белым танк. Откинутый люк, напряженное лицо водителя в черном обрамлении шлемофона.
Следом за первой машиной, уже ползет в облаке выхлопа вторая.
– После ремонта, на фронт возвращаются… – простуженным фальцетом комментирует дед в треухе и драном бабском пальто.
Танк почему-то поворачивает башню, так, что ствол пушки смотрит прямо в лицо Дмитрию.
Все пропадает в грохоте разрыва, раскаленная волна обжигает кожу.
Чья-то рука трясет за плечо:
– Цел? – Двир хлопает его щеке. Дмитрий ошалело кивает.
Танк стоит у ворот, из открытых люков валит дым. В левом борту прожжённая базукой дыра. Ткнулся под гусеницу мертвый водитель. Другой танкист безжизненно свешивается с башни.
Пулемет у ворот смолк. За забором слышна редкая стрельба и разрывы гранат. Бой закончился, идет зачистка.
"Базукаи" приподнимается, опираясь на трубу.
– Видел, как я его? – спрашивает он у Дмитрия, – Первый раз по танку сработал.
Отвечать не хочется, Дмитрий встает, подходит и проводит рукой по броне. На ощупь танк теплый, внутри что-то горит, глухо взрываются патроны.
– Прости, земляк… – шепчет Дмитрий застывшей стальной машине. – Так получилось…
Гранатометчик издали растерянно смотрит на него и просит:
– Отойди, от греха, еще БК рванет…
Войдя в размочаленные ворота, Дмитрий огляделся. Адреналин еще бурлил в крови, но уже накатывала слабость, мышцы расслабились, задрожали руки.
У длинного кирпичного пакгауза возились двое. Точнее, один плескал на себя воду из бочки, а второй сидел у стены и видимо ждал, пока "санузел" освободится.
Едва переставляя ставшие чужими ноги, Дмитрий побрел к пакгаузу. Плескавшийся у бочки оглянулся и Дмитрий остолбенел. На него смотрел Гаврош, точнее, тело, лицо, полностью залитая кровью гимнастерка принадлежало Гаврошу. Только глаза… вместо обычного балагура, похабника и забияки, на него уставилось какое-то потустороннее существо. Из глаз шибануло таким могильным холодом, что у Дмитрия подкосились колени.
– Гаврош, ты чего… пролепетал Дмитрий.
Окружающие детали отпечатывались в сознании: рана на плече, рассеченный лоб, пустые ножны на поясе. У его ног откинувшийся к бочке здоровенный египтянин, выкативший невидящие глаза. Из груди торчит рукоять ножа. И кровь. Кровь везде. Черная, впитавшаяся, на песке. Подсыхающая бурыми пятнами на гимнастерке. Свежая, сочащаяся из резаной раны на лбу у Гавроша, текущая струйками между пальцами египтянина. Тело другого египтянина на полу, за распахнутой дверью пакгауза. Из-под него тоже расползается, ручейком стекая по ступеням, темная лужа.
Гаврош расфокусировал глаза и словно вернулся обратно в этот мир из того.
– Ничего, – чужим голосом прохрипел он, и осел на залитое кровью крыльцо.
Шумно сглотнул, дернув кадыком на тощей шее.
– Прямо на меня выскочили…
Он перевел дух.
– Здоровые черти… думал все, хана, к Абдель Кадеру отправят.
Гаврош оттянул пальцем гимнастерку, заглянул в рану на плече и брезгливо поморщился.
Убитых было восемь, раненых почти вдвое больше. Египтян погибло человек сорок. Остальные убежали в пустыню.
Со стороны водонасосной станции уже донеслись резкие раскаты взрывов. Полыхнуло зарево и со стороны вокзала.
– Заканчивайте! – Давиди ударил ладонью по борту трофейного "бедфорда".
Дмитрий и остальные грузили в кузов найденное вооружение. Пулеметы, минометы, целую гору "Порт Саидов", патроны и гранаты сложили в кузова двух грузовиков. На третий погрузили раненых. Найденные запасы взрывчатки замкомбата предусмотрительно приказал не брать, а подорвать вместе с оружейкой.
Уйти с комфортом не получилось.
– Мудрый у нас замкомбата.. – рассуждал Герши, разглядывая грузовик с трофеями, печально чадивший поперек дороги. – Приказал бы грузить взрывчатку, небось, даже колес не осталось бы.
