Марченко Анатольевич - Офицерские звезды
На следующий день Владимир вылетел на базу в Афганистан.
Обычно, когда ему приходилось впервые бывать там, где еще никогда не был, он, открывая для себя что-то новое, всегда ощущал радость от увиденного, и сейчас, с любопытством глядя в иллюминатор на распластанную внизу чужую страну, он, поражаясь ее неповторимости и многообразию красок, все еще никак не мог в себе ощутить смертельную опасность, которая там ожидает его. Конечно, Владимир - кадровый офицер Пограничных войск, готовил себя к войне. Он много читал о ней и видел фильмы, много слышал о войне в Афганистане и от своих бывших сослуживцев - офицеров, уже побывавших на ней. Но одно дело - знать о войне и готовиться к ней, и совсем другое дело - на практике столкнуться со смертью: слышать, как свистят рядом пули, как, обезумев от боли, кричат раненные, видеть растерзанных в клочья людей… Он, еще ни разу не побывавший в сложной боевой обстановке, все еще не мог реально представить, как это бывает трудно офицеру, когда его подчиненные ждут от него решений и спасительных действий в бою, а он при этом сам не защищен ни от страха, ни от пуль, ни от осколков. Более того, снайпер в первую очередь будет выискивать именно его, чтобы в него первого всадить пулю, потому что он офицер.
Все-таки, как это странно, - думал Владимир, глядя в окно иллюминатора и размышляя о своем ближайшем будущем, - в его стране люди наслаждаются мирной жизнью, а где-то там, внизу, среди тех величественных гор идет война. Там живут совершенно чужие для нас люди, и там я должен кого-то из этих людей убивать,… а они могут убить меня. На войне ведь без потерь не бывает, - с некоторой тревогой в сердце думал он, - кому-то уж точно не повезет, а чем я лучше других?..
Вдруг его мысли были внезапно прерваны. Он увидел, как из блока ракет, прикрепленного к вертолету слева, выплеснулось пламя, а сам вертолет, клюнув носом, сильно задрожал.
«Что-то случилось», - молнией пронеслось в голове Владимира.
Испытав инстинктивное состояние сильнейшей тревоги, он вскочил с места и метнулся к открытому проему, ведущему в пилотскую кабину. Тут же через ветровое стекло он увидел, как прямо по курсу вертолета, там, где черные шлейфы выпущенных с вертолета ракет соединялись с землей, в шквале огня и облаке дыма, в смертельном страхе мечутся темные фигурки не то людей, не то животных.
- Что случилось? – задыхаясь от напряжения, прокричал он в ухо сидящего в проеме двери вертолетчика, худощавого парня с выцветшими волосами и совершенно черным от загара лицом.
- Ничего особенного, - тоже пытаясь перекричать гул работающих двигателей, отозвался тот, - просто отара овец!
Ошеломленный ответом, Владимир некоторое время стоял молча, продолжая наблюдать за тем, как с вертолета к земле несется смерть, затем, словно смахивая с себя оторопь, охватившую его, вновь недоуменно спросил вертолетчика:
- А зачем вы ее?..
Вертолетчик скользнул веселым взглядом по лицу Владимира и с жесткой категоричностью в голосе, ответил:
- А чтобы «духам» она не досталась.
Больше Владимир не задавал «лишних» вопросов. Он лишь тупо смотрел на то, как где-то там, внизу, в результате ракетного удара с вертолета, на котором он летит, беспомощные животные и пастухи превращаются в кашу и чувствовал, как в нем зарождается какое-то гнетущее чувство своей вины за причастность к совершаемому и, как ему тогда показалось, ужасно постыдному. А тяжкая мысль о том, с какой озлобленностью и ненавистью будут относиться афганцы к советским войскам, таким чудовищным способом «помогавшим» им в борьбе за «счастливое» социалистическое будущее, терзала Владимира даже тогда, когда он уже покинул территорию этой многострадальной страны.
Впервые Владимир увидел Афганистан лет десять назад. Тогда, после восьми суток езды на поезде с города Николаева и долгой дороги на машинах от города Душанбе к месту срочной службы - Пянджскому пограничному отряду, Владимира помыли в бане, переодели в военную форму с зеленными погонами и уложили спать. А рано утром, после подъема, когда молодые солдаты стали осматриваться на местности: куда же они попали служить, сержант - командир отделения, показывая рукой на речку, что протекала метрах в двухстах от них, сказал:
- Это река Пяндж, по ней проходит Государственная граница, а за ней, - показывая рукой вдаль, добавил сержант, - Афганистан.
Владимир вгляделся в то место, куда показал сержант. Там, в голубовато-нежной прозрачности утреннего неба, возвышались величественные горы, а у подножия гор, словно на ладони, лежала широкая зеленная долина с глинобитными домиками, утопающими в тени тополиных деревьев. Там же, в мареве палящего зноя, маячили темные фигурки людей, загадочных и чужих.
Владимир смотрел на ту недоступную чужую землю, любовался ее красотой и ощущал какое-то близкое к восторгу волнение.
«Вот она, граница, вот он, тот чужой мир, далекий и загадочный!»
Тогда даже во сне не могло Владимиру присниться, что его последующая жизнь так кардинально изменится, и он, спустя десять лет, окажется в стране, которая его когда-то так глубоко впечатлила.
…Когда вертолет приземлился, вздымая вокруг себя вихрь песка и пыли, Владимир спрыгнул с трапа и, делая первые шаги по земле Афганистана, с любопытством огляделся: это была широкая, изумрудного цвета долина, метрах в пятистах от места посадки вертолета у не широкой речушки раскинулись палатки военной базы. С противоположной стороны, у подножия живописных гор, купаясь в ярких лучах утреннего солнца, среди густой зелени деревьев теснились глинобитные домики афганцев, а правее, метрах в трехстах от кишлака, паслась огромная отара овец.
Все это было так похоже на то, что Владимир видел десять лет назад, что глядя на это великолепие, ему как-то не очень-то даже хотелось верить в то, что враг уже где-то совсем рядом. Но, еще не успев насладиться радостью от увиденного им живописного пейзажа, как откуда-то со стороны гор сначала послышались какие-то хлопки, а потом небо вспорол душераздирающий шорох. Тут же, метрах в пятидесяти от машины, к которой он подошел, вместе с оглушительной силы взрывом в небо взметнулся в клубах дыма огонь. Спустя мгновенье он слился с новыми взрывами.
Еще не понимая, что произошло, Владимир несколько мгновений, словно загипнотизированный, удивленно смотрел на происходящее, затем вдруг какая-то страшная сила больно ткнув в спину, подбросила его в воздух, и он, пролетев несколько метров, всем телом рухнул на землю, тут же услышав рядом с собой свист пролетающих мимо осколков.
Владимир с самого начала понимал, что не к теще на блины едет и настраивал себя на самое худшее, но чтобы вот так?! То, что сейчас с ним происходило, было так неожиданно и страшно, что, находясь в каком-то отупении, лишившись возможности управлять собой и что-то предпринимать, почувствовал, будто окунулся в какой-то невероятный кошмарный сон. Огненный, грохочущий и воющий осколками ураган продолжался больше минуты, и только тогда, когда наступила тишина, Владимир поднял голову и увидел рядом с собой трех солдат. Они были, так же как и он, присыпаны песком и гравием, метрах в двадцати от него, дыша жаром и чадя, полыхало то, что осталось от машины «ГАЗ-66», а вертолет, чудом успевший взлететь, стремительно удалялся в противоположную от кишлака сторону, быстро превращаясь в маленькую жужжащую точку.
- Шумно, однако, «духи» отметили твой приезд, - глухо, сквозь зубы пошутил командир десантно-штурмовой группы майор Макаров, когда Владимир доложил ему о прибытии на должность его заместителя по политчасти, - это просто счастье твое, что духовские снаряды немного в сторону легли.
Владимир и сам понимал, что он сегодня родился второй раз. А еще, кошмарное дыхание смерти с первых минут пребывания на афганской земле, заставило его взглянуть на жизнь по-новому. Теперь уже и он мог с обжигающей сердце болью сказать: да, война – это очень страшно.
Уже через несколько дней после прибытия на афганскую землю, Владимир принимал участие в боевой операции. Поднявшись высоко в горы и блокировав вытянувшийся вдоль небольшой речушки кишлак, где, по данным разведки, укрывалась группа моджахедов, он в составе группы пограничников ждал команды к дальнейшим действиям. И в этот момент откуда-то издалека сначала послышался приближающийся клокочущий гул, а затем над ним с грохотом пролетело звено боевых вертолетов. Развернувшись в нескольких сотнях метров от кишлака, они легли на боевой курс и тут же огненно-дымные стрелы НУРСов понеслись в его сторону. Потом был второй боевой заход, потом третий…
- Там же ведь старики, женщины, дети… - произнес он тогда сдавленным голосом, обращаясь не то к себе, не то к стоящим рядом с ним офицерам, но его слова утонули в безмолвном молчании. Нет, глядя на то, как клокочущими всполохами рвется там земля, и как выскакивают из кишлака, ища спасения, обезумевшие от страха люди, он, осознавая их обреченность, не рвал свое сердце и не бился в истерике - не мог он, офицер, показывать свою душевную слабость перед другими офицерами и подчиненными. Но нежелание разбираться, где враги, а где простые крестьяне с их семьями, женами и детьми, потрясло тогда Владимира. Он смотрел на происходящее и не мог поверить своим глазам.
