Вячеслав Артемьев - Первая дивизия РОА
Целый ряд других задач стоял перед коммунистическими партизанами боевого, политического, диверсионного и агентурно-разведывательного характера. У них была прямая радиосвязь с высшими штабами советской действующей армии. Коммунистические партизаны были обеспеченны пропагандной литературой и располагали своими собственными подпольными типографиями. Характерно было то, что большинство этих коммунистических партизанских отрядов возглавлялись советскими офицерами.[5]
Коммунистические партизанские отряды существовали в небольшом количестве, но по мере приближения советской линии фронта, количество их значительно увеличивалось…
Коммунистическое движение не пользовалось популярностью среди чешского народа и не встречало в нём поддержки. При разговорах с местным населением, чехи называли их не иначе, как «советские партизаны», хотя они состояли из чехов. Коммунистические партизаны выдавали себя за национальных партизан, трусливо и лицемерно отказываясь от своей принадлежности к коммунизму, чтобы иметь поддержку от местного населения.
Партизаны того и другого направления не только раздельно действовали, но между ними существовала даже вражда. Как те, так и другие имели свои отличительные знаки — ленточки национальной расцветки, состоящей из белого, красного и синего цветов у одних и красные ленточки с красными звездами у других.
Следует отметить, что представители от коммунистических партизан ни разу не приезжали в Первую дивизию, но зато с их стороны неоднократно имели место случаи засылки в части дивизии лазутчиков, часто под видом национальных партизан. Были неоднократные попытки коммунистических партизан установить тайные связи с отдельными солдатами и офицерами Первой дивизии. Партизаны-националисты всячески старались отмежеваться от коммунистических партизан, утверждая, что они ничего не имеют с ними общего и свои национальные интересы считают несовместимыми с целями коммунистов…
Как-то раз группа власовских квартирьеров следовала на велосипедах впереди движущейся колонны своего полка по лесной дороге. В лесу квартирьеры встретились с группой чешских партизан, одетых в защитного цвета однообразную форму с красными ленточками на груди и с красными звёздами на головных уборах. Разговорившись, партизаны сообщили, что неподалеку от дороги в лесу находится штаб партизанского отряда под командованием офицера советской армии. Партизаны также сообщили, что их командир является очень влиятельным лицом, и что с ним власовцам следовало бы установить связь. Разговор продолжался около получаса и вдруг появился сам партизанский начальник. Одет он был так же, как и другие партизаны. По-видимому, ему было сообщено о встрече с группой власовцев. Он был очень заинтересован приходом в район его действий Первой дивизии и, узнав, что она будет поблизости расположена на ночлег, просил передать командиру о желании встретиться с ним для переговоров. При этом он сказал: — «Я имею по радио прямую связь с командованием советской армии и могу дать возможность вашему командиру установить непосредственный контакт»…
Разумеется, что генерал Буняченко и командир полка, узнав об этом, не сочли нужным вести какие то ни было переговоры ни с коммунистическими партизанами, ни, тем более, с советским командованием.
III
Дивизия продолжала свой путь, совершая небольшие переходы по 20–25 километров в сутки. Первого мая генерал Власов, не покидавший все эти дни дивизию, получил предложение ставки германского командования вернуться. Он ответил отказом.
Второго мая на марше, не доходя города Браун, Первая дивизия подверглась нападению с воздуха со стороны американской авиации. Самолёты с бреющего полёта расстреливали колонны из бортового оружия. Немедленно были выложены на землю опознавательные знаки в виде русских национальных флагов, после чего обстрел прекратился и самолёты ушли. По-видимому, американские лётчики приняли выложенные русские национальные трехцветные флаги за чехословацкие, так как по расцветке и по форме они сходны. Кроме того, со стороны частей дивизии не было сделано ни одного выстрела по самолётам, летящим на небольшой высоте, а солдаты приветственно махали им руками. Это не могли не заметить американские лётчики. Кратковременный налёт авиации, продолжавшийся всего лишь несколько минут, стоил жизни нескольким десяткам солдат и офицеров, было убито много лошадей в обозах артиллерии и сожжено несколько автомобилей.
К исходу дня 2-го мая дивизия пришла в район Берауи, Мгишек, Горшовиц, в 50-ти километрах юго-западнее Праги, где и остановилась на ночлег. Штаб дивизии расположился в деревне Шухомасты. В этот же день поблизости приземлился немецкий самолёт, на котором прилетел власовский генерал-майор Шаповалов в сопровождении немецкого лётчика. Генерал Шаповалов сказал, что он прилетел по заданию немецкого командования уговорить генерала Власова прибыть в Ставку и оказать влияние на генерала Буняченко, чтобы со стороны Первой дивизии не допускать бы враждебные действия против немецких войск. Немецкое командование, по-видимому, уже отказалось от мысли вернуть дивизию в своё подчинение, желая обеспечить хотя бы ее нейтральность. Генерал Шаповалов также рассказал, что штаб Русской Освободительной Армии, Вторая дивизия, Запасная бригада и Офицерская школа находятся в Австрии около города Зальцбурга; что немцы во время следования этой группы войск всячески тормозили их продвижение, меняли маршруты, препятствуя её движению навстречу Первой дивизии. После получасового разговора генерал Шаповалов улетел обратно. Генерал Власов остался в дивизии. Было видно, что командование германской армией до последних дней не докладывало в Ставку Гитлера о том, что происходило с Первой дивизией.
Уже поздно вечером, в тот же день, из Праги в штаб Первой дивизии приехала делегация в составе нескольких офицеров в форме чехословацкой армии со знаками национальных повстанцев. Они отрекомендовались представителями штаба восстания. Делегация сообщила генералу Буняченко. что в Праге подготовлено восстание, для начала которого им необходима помощь и поддержка. Откладывать восстание было невозможным, так как в этом случае его подготовка будет вскрыта немцами, и восстание будет обречено на провал. Они говорили, что единственная их надежда возлагается на армию Власова и они, безусловно, рассчитывают на помощь «братьев-власовцев».
— «Во имя спасения героических сынов Чехословакии, во имя спасения беззащитных стариков, матерей жен и детей наших, помогите нам. Чешский народ никогда не забудет вашей помощи в тяжелую минуту его борьбы за свободу» — говорили они генералу Буняченко.
Генерал Буняченко не считал себя вправе вмешиваться в дела Чехословакии, но оставаться равнодушным и безучастным в происходящих событиях для него было тоже невозможно. Не могли отнестись к этому безразлично и все власовские солдаты и офицеры Первой дивизии. Все они горячо сочувствовали чехам и восторгались их готовностью к неравной борьбе с немцами. Генерал Власов и генерал Буняченко прекрасно понимали ту ответственность, которую они взяли бы на себя, дав свое согласие на поддержку восстания. Делегация уехала, не получив определённого ответа.
За пять суток, которые находилась дивизия в Чехословакии, радушное гостеприимство, дружеское отношение местных жителей, располагали власовцев в их пользу. Страсти разгорались… С новой силой закипала ненависть, вызывая у каждого стремление к возмездию за всё то, что перенесли русские, чехи и другие народы под нацистским гнётом. Каждому солдату и офицеру Первой дивизии казалось невозможным оставаться в стороне от начинающихся событий. Вместе с чехами они стремились принять участие в последней борьбе, в чем, в сущности, тогда уже не было надобности, для ускорения разгрома немцев и окончания войны. Генерал Власов всё ещё колебался. Учитывая настроение солдат и офицеров дивизии, генерал Буняченко был уверен, что, находясь в центре развивающихся в Чехословакии событий, дивизии невозможно будет оставаться безучастной. Если командование организованно не введет её в бой на стороне чехов, то дисциплина рухнет, люди сами стихийно вольются в эту борьбу. При этом будет потеряно управление войсками, удержать которое в своих руках командование не будет уже в состоянии… В этом генерал Буняченко был прав. Происходило противоречие психологии и политики — чувств и рассудка… Генерал Власов тоже понимал это. Надо было учитывать настроение и порыв людей в создавшихся условиях. Но ни Власов, ни Буняченко еще не решались сказать своё последнее слово.
Наконец, было решено, что Первая дивизия поддержит восставших чехов, но лишь при крайней к тому необходимости. Давать же в то время обещания об этом штабу восстания, генерал Власов ещё воздерживался…
