Игорь Болгарин - Мертвые сраму не имут
– Такие глупости я не имею права подписывать. Даже в шутку, – перешел на сухой деловой тон Ромбер.
– А вам и не надо. При чем тут вы? Шутка-то тяжелая, нешуточная. Государственного масштаба шутка, – веселясь в душе, отчитывал Ромбера Уваров. – И подпись под документом тоже должна быть весомой, скажем, премьер-министра Аристида Бриана.
– Что вы! Что вы! – лицо Ромбера побелело. – Это, знаете ли… это оскорбление…
– Это шутка, месье Ромбер. Поверьте, мы, русские, тоже любим шутить. И умеем шутить, – Уваров тоже перешел на деловой тон. – Надеюсь, у господина Томассена мы тоже не останемся в долгу. И на этом давайте закончим насчет шуток. Теперь по делу. Это все, что вы хотели мне сказать по поводу вопросов, поставленных не мною, а Главнокомандующим Русской армией генералом Врангелем?
– Да, это мой официальный ответ. Наш договор с Русской армией о помощи остается в силе и не подвергается никаким изменениям. Это, пожалуй, все, что я могу вам сказать. Был очень рад с вами познакомиться. Благодарю за визит.
– Пожалуйста. Но я ждал, что вы тоже зададите мне один-единственный вопрос, который задаете всем посетителям, – глядя в совиные глаза Ромбера, сказал Уваров.
– Какой же? – удивился Ромбер.
– Вопрос вежливости: доволен ли я вашими ответами? Сразу скажу вам: нет.
– Ничего иного вам никто не скажет. В своих ответах я руководствуюсь принятыми правительственными решениями. О вашей Русской армии – нигде ни слова. Значит, все остается, как было. И радуйтесь этому. Еще раз благодарю вас за визит. И до свидания.
Месье Ромбер молча проводил Уварова до выхода. Уже стоя в двери, он еще раз подчеркнуто попрощался:
– До нового свидания!
– Нет-нет! Хватит одного! – торопливо сказал Уваров. – Поэтому прощайте!
Выйдя на улицу, он полной грудью вдохнул в себя свежий сыроватый зимний парижский воздух.
Не удовлетворенный беседой с месье Ромбером, Уваров попытался получить внятные ответы в сердце всей политической жизни страны: в секретариате президента Франции Мильерана. Встретиться с Мильераном он и не пытался, его статус не позволял этого. С помощью российского посла Маклакова Михаилу Уварову назначил встречу один из самых ценимых Мильераном спичрайтеров Бернар Котти. В недавнем прошлом он был главным редактором очень влиятельной газеты, которая в основном держалась на его острых политических статьях. Когда же Котти перешел на службу к Мильерану, газета быстро захирела и затем незаметно отдала богу душу.
Коттар встретил Уварова во дворе президентской резиденции. Высокий стройный рыжеволосый красавец в безупречном зимнем пальто на распашку, но без головного убора, он одиноко стоял посредине большого двора и курил сигару.
Выйдя из бюро пропусков, Уваров сразу же увидел стоящего в клубах сигарного дыма Коттара. Тот пошел ему навстречу.
– Здравствуйте, полковник Уваров.
– Здравствуйте, месье Коттар. В относительно давние времена, совсем юношей, я увлекался вашими статьями. Мне казалось, что нет на свете более смелого человека. Я представлял вас в виде Овода Войнич. Вы и в самом деле очень на него похожи.
– Спасибо за такую кучу комплиментов. Отвечу тем же. В свое время я брал интервью у вашего батюшки Андрея Николаевича. Замечательный старик: веселый, остроумный и великолепный полемист. Ему палец в рот не клади, так, кажется, у вас говорят о людях, которые умеют побрить словом, – Коттар взглянул на Михаила и, обдав его сигарным дымом, сказал: – Полагаю, все эти качества ваш батюшка по наследству передал вам.
– Надеюсь.
– Родители все еще в Лондоне? При первой же возможности передайте им от меня привет.
– Спасибо. Непременно передам. Они будут рады, – ответил Михаил. Коттар все больше и больше ему нравился.
– А вы, как я узнал, пребываете в Турции?
– Да, вместе с Российской армией.
– Я разговаривал с месье Ромбером, которого вы позавчера навестили. Он изложил мне причину вашего приезда.
– Тем лучше. Мне не нужно будет повторяться.
– Извините, что я не приглашаю вас к себе в кабинет. Во-первых, надеюсь, наш разговор не будет носить официальный характер, а во-вторых: я так много времени провожу в различных помещениях, что пользуюсь хоть малейшей возможностью побыть на свежем воздухе. Тем более что я искренне хотел бы дать самые исчерпывающие ответы на те вопросы, которые вы задали месье Ромберу и ответы которого вас не удовлетворили. Собственно, вопрос у вас один: имеют ли под собой политическую почву те притеснения, которые чинит вам время от времени французская администрация в Турции? Я правильно понял?
– Да, генерала Врангеля интересуют не только причины этого, но также от кого конкретно французы в Турции получают такие указания? – более точно сформулировал свои вопросы Уваров и затем добавил: – Армия готовится к новым сражениям. А за спиной главнокомандующего что-то происходит, в воздухе витает запах предательства, и это мешает полностью сосредоточиться исключительно на военной подготовке.
– Да, я вас понимаю, – и, немного помолчав, словно собираясь с мыслями, Коттар продолжил: – Вам известно, я спичрайтер президента Мильерана. Это высокая честь и не менее высокая ответственность. Слова, которые президент произносит с трибун, имеют вес золота и зачастую это мои слова. Я отслеживаю все важные политические и экономические события в мире, все тенденции, анализу подвергаю все заслуживающее общественный интерес, и лишь после всего этого мои размышления становятся речью Мильерана.
– Вы на редкость откровенны. Может, вам стоит однажды выставить свою кандидатуру на должность президента? Вам не нужен был бы спичрайтер, – весело сказал Уваров, вместе с тем желая польстить Коттару и тем самым вызвать его на большую откровенность по делу, ради которого он оказался в Париже.
– Ну, зачем мне это? Слишком большая головная боль, – так же весело отмахнулся от слов Уварова Коттар. – Помнится, у вас, у русских, есть одна замечательная пословица… Я ее смутно помню, что-то про сверчка.
– «Каждый сверчок должен знать свой шесток», – напомнил Уваров.
– Да-да, именно ее я пытался вспомнить. У меня свой…как это…шесток. Я им вполне доволен.
– Ну, а теперь о деле, – напомнил Уваров.
– Да, конечно, – Коттар несколько раз пыхнул сигарой и лишь после этого сказал: – На ближайшие шесть месяцев никаких изменений во французской политике по отношению к Русской армии не будет. Отвечаю за каждое свое слово. Я понимаю: генерал Врангель боится, что мы сорвем его планы относительно нового похода на Москву. Вы, верно, догадываетесь, что нам большевистская Россия так же не нужна, как и генералу Врангелю.
– Но тогда что означают те запугивания, к которым в последнее время стала прибегать французская администрация в Турции по отношению к Русской армии?
– Ровным счетом ничего. Там, в Турции, вероятно, есть какое-то ничтожное количество офицеров, которые устали от войны. Они не думают о политике, им хочется, чтобы поскорее кончилась эта ваша война. От них все и исходит. Поверьте, их настолько мало, что обращать внимание на их мелкий шантаж не следует. «Собака лает, а караван идет». Кажется, такая пословица есть у русских?
– У русских такой нет, – не согласился Уваров. – Скорее это азиатская.
– Не имеет значения. Но она хорошо ложится в окончание нашего разговора. Надеюсь, мы с пользой провели время: хорошо поговорили и подышали свежим воздухом.
– А сигары? Они не мешают дышать свежим воздухом?
– Ах, это? – Коттар вынул изо рта сигару, объяснил: – Это для того, чтобы немного подразнить вкусовые рецепторы, подстегнуть настроение.
– Может быть, и наш разговор вроде этой сигары: чтобы подстегнуть настроение генералу Врангелю? – глядя в глаза Коттару, с легкой улыбкой спросил Уваров.
– У вас, как и у вашего батюшки, острый ум, полковник! – похвалил Коттар. – Из вас получился бы хороший журналист.
– Об этом поговорим после войны. А сейчас: я к тому, что мне вы настроение не подстегнули. Вероятно, и я не подстегну генералу Врангелю.
– Что я могу вам еще сказать? – даже слегка обиделся Коттар. – Поворот в государственной политике – дело не одного месяца. Кроме, конечно, революций, переворотов. Смею только заверить: ни на одном высоком совещании вопрос об отношении к Русской армии пока не возникал. А на всякие слухи, извините, просто наплюйте. Они не стоят скорлупы выеденного яйца.
Потом Уваров снова бродил по знакомым и давно полюбившимся улочкам Парижа. И обдумывал состоявшийся с Коттаром разговор. Что-то в нем было недосказано. Уже существует Советская Россия, сюда, в Париж, приезжают ее представители, ведут какие-то секретные переговоры. А Коттар о них – ни слова, словно мир застыл сразу же после ухода Врангеля из России. Как будто после образования нового огромного государства – Советской России – в политике Франции никаких изменений не произошло. Коттар почему-то вычеркнул это из своей памяти.
