Виктор Терещатов - 900 дней в тылу врага

Днем в дубраву пришла группа местных партизан. Как и мы, они только что вырвались из окружения и теперь искали пристанища. Среди них было трое тяжелораненых.

Тепло грело весеннее солнце. Дубовая роща была наполнена разноголосым пением птиц. Из ближайшей деревни доносился крик петухов.

Ко мне подошел Горячев.

— Знаешь, командир, о чем я думаю? — заговорил он. — Вот если бы кончилась сейчас война, вышли бы мы из леса, пришли в деревню, вымылись в бане, наелись вволю, а потом с песнями поехали домой…

В полдень пришли еще несколько партизанских групп. Роща наполнилась говором, запылали костры. Но мы не стали засиживаться на месте и, как только стемнело, ушли дальше. Наутро отряд был уже под Вережьем, где недавно мы столкнулись со злосчастным вражеским обозом.

Здесь мы повстречали партизан бригад Карликова, Бабакова и Максименко. Расположив отряд на привал, я стал разыскивать кого-нибудь из комбригов. В кустах еще белел не растаявший снег, а на сырых проталинах, подстелив под себя наломанные сучья, группками сидели и лежали усталые партизаны.

— Какой бригады, друзья? — спросил я.

— Максименко, — послышался ответ.

— А где комбриг?

— Там где-нибудь, — показал рукой один из бойцов.

Пройдя полсотни шагов, я неожиданно столкнулся с начальником штаба бригады Максименко — капитаном Исмаилом Алиевым. Черноволосый, с небольшими усиками, стройный, подтянутый, он был всегда жизнерадостен и общителен.

— О, какими путями?! — радостно воскликнул он, обнимая меня.

— Такими же, как и вы.

— Э, э, дарагой, ты крепко пахудел… — с сильным акцентом, блеснув белыми зубами, продолжал Исмаил.

— Похудеешь, когда за тобой фрицы по пятам бегают.

— Да, фашист здорово взялся за нашего брата. Видно, достается им от партизан. Слышал, что немцы замышляют? Нет? На, читай, наши ребята достали.

Алиев порылся в планшетке и протянул мне вчетверо сложенную бумагу. Пользуясь подстрочным переводом, я прочел приказ командующего войсками по охране тыла северо-восточной группировки немецких войск генерал-майора Шпеемана командиру 290-й пехотной дивизии.

В нем говорилось:

«Южнее Новоржева и Бежаницы безнаказанно действуют крупные силы советских партизан. Они создают исключительно тяжелое положение для работы тыловых частей и учреждений, срывают все мероприятия немецкого командования. Отряды местной самообороны, части 281-й охранной дивизии и «добровольческий легион» в течение зимы не могли ликвидировать существующую угрозу, размеры которой в связи с приближением лета все более возрастают.

На основании распоряжения командующего 16-й армией генерал-фельдмаршала Буша и ранее отданных мною указаний вверенной вам дивизии, руководствуясь «Боевой инструкцией по борьбе против партизан на Востоке» от 11 ноября 1942 года, приказываю:

1. К 16 апреля с. г. занять исходное положение и совместно с частями 201-й пехотной дивизии, 281-й охранной дивизии, частью сил 331-й пехотной дивизии быть готовым к выполнению задачи. О начале действий будет сообщено дополнительно.

2. При проведении операции широко использовать приданные дивизии подразделения национальных формировании, памятуя при этом, что большая часть их весьма ненадежна. Имеется много случаев перехода целых подразделений на сторону партизан. Отсюда необходимо предусмотреть меры к недопущению подобных случаев.

3. Местных жителей, заподозренных в сочувствии или помощи партизанам, расстреливать. Имущество и скот забирать для нужд армии. Деревни сжигать. Наиболее молодых и здоровых мужчин и женщин отправлять на сборные пункты для последующей отправки в концлагеря или на оборонительные работы в прифронтовую полосу.

4. Захваченных в бою партизан после короткого допроса расстреливать или вешать, лучше на глазах у жителей.

5. Разъяснить солдатам: никакой жалости! Интересы Великой Германии требуют этого. Солдаты вашей дивизии показали образцы преданности фюреру на фронте и заслужили его высокую оценку. Будьте же достойны этой великой похвалы и теперь!

Хайль Гитлер!

— Да-а, — задумчиво проговорил я. — Если бы мы раньше узнали о планах карателей!

— Э-э, друг лубезный, если все знать, война скоро кончится, — усмехнулся Алиев.

12. В западне

В ночь с 24 на 25 апреля сорок третьего года партизанские бригады и отряды тронулись к линии фронта. Мы с Яковлевым предлагали переходить линию фронта у станции Насва, но нас убедили, что есть путь лучше.

Длинной, зигзагообразной лентой вытянулась разношерстная колонна. Приказ дан строгий — не отставать. Люди понимают ответственность, жмутся друг к другу. В середине колонны больные и раненые, семьи местных партизан: женщины, старики и дети.

Идем по целине. Стоит удивительно теплая ночь. Небо заволокло черными тучами, земля окуталась непроглядной тьмой. Кругом ни звука, ни огонька. Люди идут на ощупь, спотыкаются, падают. Но задерживать движение нельзя. Впереди — долгий путь. До рассвета надо перейти железную дорогу Новосокольники — Дно, а до нее по прямой — тридцать пять километров.

В небе вдруг сверкнул ослепительный свет: гроза! Ударил с перекатами гром, и вновь мелькнула молния, озарив оголенные дали. Вспышки молний на руку врагу: он легко нас может заметить. После яркого света и без того темная ночь становится еще темнее. Чтобы не потерять друг друга, люди держатся за руки.

Заморосил мелкий дождь. Мы прибавили шагу. Разгоряченные бойцы сбрасывали с себя шубы, полушубки, ватные армяки, шинели. Народ верил, что отряды непременно перейдут вражескую линию обороны, и поэтому ничего не жалел, лишь бы скорее дойти до своих.

С приближением железной дороги немецкие гарнизоны стали попадаться все чаще.

Время близилось к рассвету, а до железной дороги оставалось еще добрых пять километров.

— Давай, давай ребята! — слышались подбадривающие голоса командиров.

Но как мы не спешили, рассвет пришел раньше, чем отряды достигли цели. Напрягая силы, шатаясь от усталости, партизаны с трудом карабкались по железнодорожному откосу, переваливали через насыпь.

Справа от нас возвышалась высокая колокольня, там были немцы. Они заметили нас и выпустили по колонне длинную очередь из пулемета. Жертв, к счастью, не было. Меня мучила страшная жажда. Горло пересохло. Я поднял попавшуюся под ноги ржавую консервную банку и, не обращая внимания на стрельбу, зачерпнул из лужи воды. Выпил три банки подряд и потянулся за четвертой, но тут Ворыхалов дернул меня за рукав:

— Смотри, какие-то мужики.

Недалеко у кустов стояла группа людей. Они показывали на нас.

— Так это же немцы! — воскликнул Нефедов.

Мы всмотрелись. Мужики на самом деле были в зеленых немецких шинелях.

— Скорей отсюда, — заторопил я ребят.

Колонна уже скрылась в густых зарослях ивняка, и нам пришлось догонять ее. Рядом с нами оказался старик-военный с двумя шпалами на петлицах. Он едва передвигал ноги, опираясь на суковатую палку. Горячев взял его под руку:

— Держитесь, старина, сегодня дома будем, — подбодрил он его.

Не знал тогда Николай, что и самому ему не придется больше увидеть родного порога. Майор заговорил с нами.

— А знаете ли, ребятки, почему немцы так просто пропустили нас? Сегодня — пасха, не хотят, видать, фрицы погибать в Христов день…

Мы обрадовались такому известию. Праздник и в самом деле мог быть нам на руку.

В трех километрах от железной дороги путь колонне преградила река. По нашему предположению, это была Смердель. Мы знали, что на том берегу — нейтральная зона, а чуть дальше — передовая советских войск.

Быстро смастерили плоты, привязали к ним веревки и стали переправляться. Плоты засновали с одного берега на другой. Мы с Яковлевым переплыли последними, обрезали веревки и оттолкнули плоты от берега. Бурная вода понесла их по течению.

— Ну, Федя, теперь мы дома.

Согласно договоренности в знак дружбы и благополучного возвращения на Большую Землю мы с Яковлевым обменялись пистолетами. Я отдал ему трофейный парабеллум, а он мне — отечественный ТТ.

Хвост колонны медленно втягивался в темный еловый лес. Утомленные ночным переходом, люди больше не торопились. Вес были уверены, что опасность миновала. Впереди должны быть наши.

— Махорочки сейчас закурим у красноармейцев, — потирая от удовольствия руки, говорил Горячев.

Но в это время в глубине леса затрещали пулеметы, загремели взрывы гранат. Над головой противно завизжали пули. Неприятный холодок пробежал по телу.

Я видел, как замешкались впереди идущие бойцы. Несколько человек побежало обратно к речке.