Владимир Першанин - Прорыв «Зверобоев». На острие танковых ударов
Свою машину развернул стволом на юг, в направлении Равы-Русской, откуда мог появиться бронепоезд. Часа в два ночи прикорнул, предупредив Авдеева и своего наводчика Хлебникова.
– В случае чего, сразу будите. Может, посплю хоть пару часов.
Но поспать в эту ночь старшему лейтенанту Чистякову не удалось.
Младший лейтенант, командир Т-34 с продырявленной пушкой, сидел на краю открытого люка с автоматом на коленях. Будь он поопытнее, не стал бы громоздиться так высоко – слишком приметная цель для вражеского стрелка.
Ночь выдалась темная. Горбушка луны то появлялась, то исчезала среди облаков. Сверху открывался неплохой обзор, а если включить фары, то метров за двести все будет видно, как на ладони.
Сержант, командир башни, или, проще говоря, башнер, имел опыта побольше и выбрал место шагах в десяти от танка, на бугорке в густой траве. Если фрицы ударят из темноты, то главной целью будет одиноко торчавшая на обочине дороги русская «тридцатьчетверка». Конечно, в этих рассуждениях присутствовала доля эгоизма, но если лейтенант не возражал, почему бы не обезопасить себя. Под рукой сержанта лежал пулемет, а в двух сумках запасные диски и гранаты.
Стрелок-радист, из недавнего пополнения, сидел у рации и курсового пулемета. Место для наблюдения было у него никудышное – узкая смотровая щель, сквозь которую и днем толком не прицелишься.
Но младший лейтенант считал более важным, чтобы возле рации постоянно находился человек. Рядом, на своем сиденье перед открытым люком, дремал механик-водитель. Бывший колхозный тракторист, лет на десять старше остального экипажа, воевать среди ночи ни с кем не собирался. Наган лежал в кармане комбинезона, а сам механик сквозь дремоту иногда трогал рычаги, готовый сразу запустить двигатель.
Каждый думал о своем. Механику виделось родное село, дом, семья. Еще он жалел, что не смог удержаться в ремонтной роте, где провел в стороне от передовой последние полгода. В линейных частях не хватало механиков-водителей, и его внезапно перевели в батальон Болотова. Командира, по мнению механика, никудышного, способного лишь смотреть в рот начальству и гробить людей.
Младший лейтенант думал о знакомой девушке-связистке. Она принимала его ухаживания, мелкие подарки, иногда позволяла себя целовать, но дальше этого дело не продвигалось. По слухам, девушка встречалась с зампотехом полка. Слово «спала» ему претило. Младший лейтенант был из интеллигентной семьи и не верил, что девушка может так просто отдаваться без любви человеку на двадцать лет старше, да еще женатому.
Приятно возбуждающие воспоминания о последней встрече и надежды, что после рейда все у них будет по-настоящему, понемногу расслабили командира танка. Он погрузился в дрему, даже всхрапнул, что сразу услышал чуткий механик-водитель.
– Не спать! – встрепенувшись, окликнул экипаж младший лейтенант.
– Нет… наблюдаем, – ответил механик.
Растолкали заснувшего радиста, который вышел на связь с самоходкой Чистякова и доложил, что у них все тихо.
– Это хорошо, – важно ответил радист Леша Савин, дежуривший на рации.
И Чистяков, и его заместитель Степан Авдеев осознавали, что за ними наверняка ведут наблюдение. Авдеев, нервничая, ожидал нападения ночью. Хотя тревога казалась ему излишней. Это же не кинофильм «Чапаев», где коварные казаки обкладывают штаб славного комдива.
Между тем комендант этого участка пути еще с вечера получил задание внезапным ударом выбить русских с переезда. Пока было светло, сделать это не удалось. У русского отряда имелись две тяжелых самоходных установки с шестидюймовыми орудиями и два танка.
Комендант имел в своем распоряжении несколько полевых пушек, гаубиц-«стопяток», минометную батарею и две роты солдат железнодорожной охраны. Все эти силы были растянуты, охраняли несколько переездов, небольшой мост, а русские приближались широким фронтом.
Бронепоезд, отчасти подчинявшийся коменданту, мог внезапным налетом уничтожить четыре машины, но после дневного боя срочно ремонтировался.
– Атакуйте ночью, – было приказано коменданту.
– У меня железнодорожная охрана. На роль штурмовой группы они не годятся. Возраст, отсутствие подготовки…
– У вас есть саперы. Они-то умеют взрывать. Мины, кажется, остались?
Взрывчатка, мины разного назначения имелись на складе в достатке. Но это добро надо доставить на место, исхитриться сунуть под танки и взорвать. Чушь собачья! У коменданта имелись также в запасе штук семь «фаустпатронов», но ими мало кто умел пользоваться. Изучали в теории, а как получится на практике, комендант не знал.
– Атакуйте, не ждите до утра, – подвело итог начальство. – Или надеетесь на бронепоезд? Оставьте его на случай русского наступления.
Были срочно сформированы два взвода и отдан приказ уничтожить прорвавшийся отряд до рассвета. Комендант мало верил в успех. Без артиллерии и танков этот крепкий узелок не ликвидируешь. Оба взвода будут уничтожены огнем орудий и пулеметов, прежде чем приблизятся на расстояние гранатометного выстрела. Но другого выхода не оставалось.
Ночной бой, по мнению многих командиров разных уровней, предприятие бестолковое и малоэффективное. Хотя летом сорок первого отступавшие от границы красноармейские части не раз устраивали успешные ночные налеты на немецкие штабы и тыловые подразделения, потерявшие осторожность от успехов.
Старший лейтенант Чистяков, прикорнувший в блиндаже, с трудом открыл глаза. Светящиеся стрелки трофейных часов показывали половину четвертого утра. Он имел в запасе еще полчаса, но знакомое предчувствие тревоги заставило его встать, вылезти наружу.
Взрывы ручных гранат, а следом автоматные очереди, прозвучавшие на южном участке железнодорожного полотна, не стали для Чистякова неожиданностью. Трофейная ракетница была при нем. Он выстрелил вверх, приходя в себя и окончательно стряхивая остатки сна.
– В ружье! Тревога!
Пальба шла уже с нескольких сторон. Взревев на высоких оборотах, завелся один, другой двигатель. Звенел стартер третьей машины. Взлетели вверх еще несколько осветительных ракет. Началось!
Два взвода, спешно укомплектованных бывалыми солдатами, служившими еще при кайзере, саперами и молодыми добровольцами, спешившими отличиться, заработать награды (возможно, отпуск на родину), имели шансы на успех.
Двое крепких спортсменов, прошедших хорошую подготовку в учебных лагерях «гитлерюгенда», сумели бесшумно подползти к одному из постов. У них были отличные ножи, зауженные по всей длине лезвия. Они с легкостью вошли в тела задремавших перед рассветом русских постовых. Все происходило практически бесшумно. Лишь коротко всхрапнул, расставаясь с жизнью, один из бойцов. Вытерев кинжалы о траву, добровольцы сделали знак остальному отделению следовать дальше.
«Тридцатьчетверку», стоявшую в боевом охранении, окружило с трех сторон еще одно отделение. Приближаться не рисковали, опасаясь поднять шум раньше времени. Лишь осторожно подползал опытный сапер с «фаустпатроном» и гранатами. Остальные держали наготове карабины и автоматы, готовые добить танкистов.
Взвод, под командой молодого немецкого лейтенанта, рассыпался цепью в полутора сотнях метрах от переезда. Это было удачное место для атаки: бугры, высокая трава, извилистая канавка, по которой сбегала весной талая вода. Взвод имел на вооружении пулемет, три-четыре «фаустпатрона» и должен был нанести главный удар.
Комендант участка собрал своих лучших солдат, неплохо их вооружил. Но допустил ошибку, типичную для многих немецких командиров. Он видел в прорвавшихся русских тех неполноценных солдат и туповатых офицеров, которых били и тысячами захватывали в плен в сорок первом и сорок втором году. Хотя и тогда это было не совсем так, а победы первых лет войны обошлись вермахту дорого.
Сейчас слишком многое изменилось. Начальник разведки Фомин оставил держать переезд опытных, хорошо повоевавших командиров, да и большинство экипажей и бойцов-десантников уже понюхали пороху. Взять врасплох их было не просто.
Два спортсмена, уничтожив пост, уверенно шагали вперед с автоматами на взводе. Полтора десятка солдат железнодорожных войск, треща сухой травой, шли следом.
Степан Авдеев, обходивший посты, услышал шум шагов и сразу залег, приготовив «лимонки» и трофейный автомат МП-40. Он был готов к таким внезапным нападениям и действовал хладнокровно.
Спортсмены, гаденыши из «гитлерюгенда», в качестве боевого опыта имели за спиной карательную экспедицию, расстрел заложников, а после этого им разрешили изнасиловать пойманных на хуторе нескольких девушек. Для них это стало и первым сексуальным опытом. Они гордились собой и считали себя мужчинами.
Лейтенант Авдеев имел за плечами атаки, бои, стычки, долгие месяцы госпиталя после тяжелого ранения. Он с трудом сдерживал кашель, рвущийся из пробитого легкого, когда готовил «лимонки» к броску.
