В землянке - Лиана Рафиковна Киракосян
Тяжелая тишина давила со всех сторон. Андрею она не нравилась, как и не нравились поникшие лица товарищей, поэтому молодой человек решил взбодрить ребят.
– А что, братцы, не спеть ли нам песню, а? – задорно ухмыльнувшись, спросил Ромашин.
– А что, можно! – поддержал его Санька.
– Артур, запевай!
– И-и-идит-т-те в-в-вы к-к-к…. – зубы прозябшего до костей связиста стучали так, что не давали выговорить ни слова.
– Ну, ладно-ладно, не продолжай, продрог ты, знаем мы, куда послать хочешь. Давай Антип, спевай!
Антип с радостью повел песню своим чистым тенором. Он до жути любил петь, война не дала талантливому парню закончить консерваторию, поэтому он частенько был запевалой среди бойцов.
Расцветали яблони и груши,
Поплыли туманы над рекой.
Выходила на берег Катюша,
На высокий, на берег крутой.
И только хотели бойцы подхватить полюбившуюся всем песню, как прервал их недовольный выбором песни Андрей:
– Песня, конечно, хороша, спору нет. Да поднадоела уже слеганца…
– Тьху ты, чортяка, тыльки ж спиваты почалы, шо ж ты за людына така! – рассердился на Ромашина Петро, да так, что шитье свое в сторону отбросил.
– Ты не злись, не злись, Петенька. Вон у нас новенький сидит, – шаловливый взгляд его упал на молодого бойца. Тот поднял на него свои удивленные глаза. – Степан! Ты ж у нас с Дону, вроде?
– С Дону, – с улыбкой согласился Степа. Любил он свой край и скучал по вольным степям до боли в сердце. Каждое упоминание великого Дона радостью отдавалось в нем.
– Никак, казак?
– Казак, – подтвердил молодой человек, выпятив грудь вперед и расправляя плечи.
– А ну-ка, казачок, спой-ка нам чего-нибудь своего, народного! – подначивал его Андрей.
– Да я не умею, – парень застеснялся, опустил голову к рукам. Пел он только в компании, боялся голоса своего, когда в одиночку запевал.
– А кто у нас умеет? Антип, разве что… Так он с образованием. Пой! – Андрей всегда умел людей провоцировать на интересные вещи. Солдаты поддержали Андрея, и по землянке гулким эхом пронеслось «пой, запевай, не стесняйся».
Степан оживился, в глазах его заиграл задор, закипела кровь, на губах растянулась широкая улыбка. Он встал в середину землянки, немного прокашлялся и повел песню своим глубоким и приятным голосом, наполненным любовью к родной песне.
Как за чёрный Терек, как за грозный Терек,
Ехали казаки сорок тысяч лошадей.
И покрылось поле, и покрылся берег
Сотнями порубанных, пострелянных людей.
Любо, братцы, любо,
Любо братцы жить…
Степан обвел глазами людей, заполнивших землянку. Они сидели тихо, внимательно вслушиваясь в песню. Казачок слегка растерялся, не мог разобрать реакции бойцов: его окружали серьезные, вдумчивые лица. Андрей заметил волнение Степана и решил его поддержать:
– О, так эту песню и мы знаем! Запевай, ребяты!
С нашим атаманом не приходится тужить.
Любо, братцы, любо,
Любо братцы жить.
С нашим атаманом не приходится тужить.
Песня широко разливалась по землянке, наполняя ее грубыми мужскими голосами. Вдруг солдаты запели так громко, что часовые, стоящие на своих позициях, услышали ее и стали тихонько подпевать. Еще долго бойцы пели, отводили дух после боя с помощью музыки. Не помешала бы гармонь, конечно… Но и без того песня лилась ручьем, восстанавливая солдатские силы. Так продолжалось до тех пор, пока взвод не решил укладываться спать.
Наступила тишина. Каждый думал о своем: «эх, как там моя дроля?», «сейчас бы в Астрахань, раков побродить», «молитв не знаю, от сердца прошу: Господи, сохрани отца!», «домой приеду, первым делом Дону поклонюсь»… Как ценны на фронте минуты затишья и радости, когда можешь просто так, ни о чем поговорить с боевым товарищем! А завтра снова в бой. За своих родных! За Родину!
