Вацлав Подзимек - Стальная рапсодия
Мы вошли, и он представил меня капитану, который был старше нас на несколько лет.
— Приветствую вас! — Капитан пожал мне руку. — Моя фамилия Копечек. Я вам завидую: вы будете командовать лучшей ротой нашего полка. Ни на что бы ее не променял, но… мне тоже хочется однажды стать майором, а может быть, и подполковником.
Он начал мне говорить, что этой роте всегда поручаются самые трудные задачи и что его это совсем не удивляет, потому что в батальоне и в полку знают, на кого можно положиться. Потом он сказал, что и при мне все должно остаться таким же, как и было, ведь хорошие традиции надо сохранять и продолжать.
Между тем поручик Прушек, попросив разрешения уйти, исчез.
Мы с капитаном Копечеком могли спокойно поговорить о наших проблемах, затем осмотрели весь район расположения роты. Из парка, где стояла и ремонтировалась техника, мы ушли уже под вечер.
Поручик Прушек ждал меня в нашей комнате. Он отложил в сторону полевую форму, к которой не успел пришить пуговицы, налил две рюмки красного вина «Пражский выбьер» и торжественно провозгласил, что мы должны выпить в честь начала совместного проживания.
— Ты ужинал сегодня? — спросил он потом.
Я признался, что было не до ужина, как, впрочем, и не до обеда. Тогда он предложил мне кусок копченой колбасы.
— Так что это за рота? — задал я вопрос, который в данный момент интересовал меня больше всего.
— Что за рота? Нормальная рота. Во всяком случае, ангелов в ней нет, — ответил Прушек.
Потом начался обмен опытом. Поручик служил в батальоне уже два года.
— У тебя есть два больших недостатка, которые не позволят тебе стать авторитетным командиром, — откровенно высказался он. — Улыбчивое лицо и медленная походка… Хуже не придумаешь. Ты должен выглядеть озабоченным, чтобы никто не подумал, что у тебя нет проблем. А двигаться ты должен так, будто бежишь по льду, будто у тебя нет ни секунды времени. Ни секунды!
Советов у него было столько, что мы проговорили до полуночи.
Когда я наконец-то лег спать, мне приснился страшный сон. Как будто я командую ротой ангелов. Все одинакового роста, одинаково красивы и одинаково послушны. Они говорят стихами, лица у них чистые, свежие и белые, словно их не касаются ни пыль, ни копоть, хотя эти ангелы и имеют дело с такими земными машинами, как танки. Препятствия они не преодолевают, а легко перелетают через них. Один из них чуть не задел препятствие — слишком низко перелетел, но они не стали критиковать и ругать его, а все вместе вдруг заплакали. В свободное время они поют хоралы… Нашей роте присваивают почетное, звание «благословенная». Нам вручают диплом, и тут я чувствую какое-то свербение между лопатками. Незаметно сую руку под китель и все понимаю: у меня растут крылья. Я кричу, что никаких крыльев мне не надо, что этой ротой я командовать не буду, что плевать я хотел на эти крылья и на ангелов…
И тут я проснулся. Как выяснилось, проснулся не сам по себе, а потому, что поручник Прушек тряс меня так, как будто хотел вытрясти душу. Я пощупал свою правую лопатку. Пусто. Никаких крылышек. Слава богу! А когда я услышал, как под окном два солдата посылают друг друга, литературно выражаясь, к черту, душа моя наполнилась несказанным счастьем. Я командую людьми — ангелов здесь нет!
Я быстро оделся, так же быстро почистил зубы и побрился и сразу же попал в круговерть воинской жизни.
В данный момент круговерть эта заключалась в цифрах, бумагах, актах. Сдал — принял… Более опытные коллеги меня уже успели предупредить, что здесь надо смотреть в оба. Задача, вставшая передо мной, оказалась не из простых. Я принимал дела почти целую неделю.
Потом бывший командир роты распрощался со мной, и я остался лицом к лицу с новым коллективом, полный решимости крепко взять все в свои руки. По крайней мере, это представлялось мне возможным.
Сразу же все пошло само собой: зарядка, утреннее построение, занятия… Постепенно у меня складывалось впечатление, что мне вовсе не обязательно присутствовать при всем этом. Однажды вечером после занятий я приказал командирам взводов явиться ко мне. Два подпоручика и один десятник [1] мгновенно появились. Я объяснил им, как представляю себе их работу, подчеркнул, что настаиваю на беспрекословном выполнении ими своих обязанностей.
— Говорят, что наша рота хорошая. Сделаем ее еще лучше. — Это я сказал особо выразительно. Потом я развивал тему: дружба дружбой, а служба службой. Попросил их не стесняться и обращаться ко мне по любому поводу, в том числе и по личным вопросам. Говорил я долго, но интерес слушателей не ослабевал.
Закончив говорить, я разрешил им присесть и спросил:
— Вопросы есть? — Тут уж я позволил присесть и себе.
Вопросов не было. А вот пожеланий оказалось достаточно. Необходимо исправить краны в умывальной комнате, вода из них капает, а ее, как известно, надо экономить. Хорошо бы дать увольнительную воину [2] Залабаку, который уже пять месяцев не выходит за пределы расположения части. Несколько пожеланий касалось мелкого ремонта танков.
Я торжественно объявил, что все это такие мелочи, с которыми нетрудно справиться. Если не завтра, то послезавтра, в крайнем случае — до конца недели порядок можно навести. И тут подпоручики сообщили мне, что через неделю их здесь уже не будет. Они призваны после института, и срок их службы в армии заканчивается.
— Сразу оба уедете? — растерянно спросил я.
— Оба, — в один голос ответили они.
— Ничего страшного, товарищ поручик, — успокаивал меня десятник. — Я вас не брошу. Мне еще трубить да трубить…
Поступившая информация заставила меня сменить тон на менее официальный. Я с интересом выслушал их рассказ о том, как они, закончив юридический факультет, пытались, но даже после долгих попыток так и не смогли устроиться для прохождения службы куда-нибудь в военную прокуратуру. Они красочно описали мне, как мучились поначалу, когда приняли командование взводами, ведь о танках они прежде вообще понятия не имели.
Но уезжают подпоручики с хорошим чувством: выдержали! Теперь они даже благодарны судьбе, что не попали на службу в военную прокуратуру. С параграфами и статьями им еще придется в своей жизни встретиться, и не один раз, а вот командовать танковым взводом — вряд ли!
Потом они попросили разрешения уйти. У них были еще какие-то дела перед завтрашними тактическими учениями. Я разрешил.
Со мной остался десятник.
— Справимся и без них, на наших ребят можно положиться… — несколько фамильярно продолжил он разговор.
— Я не привык полагаться на других, — прервал я его. — Прежде всего я полагаюсь на себя. Можете идти.
Он встал и вышел. Наверняка обиделся, но виду не подал.
Итак, завтра я начну командовать своей ротой. От кого-то я слышал, что многое зависит от первого впечатления, которое сложится о тебе у подчиненных. Я решил не полагаться на судьбу, а разыскать надпоручика Бидло и спросить у него совета, хотя это было не в моих правилах. Но один раз можно отступить от правил — мир не перевернется от этого.
Мне сразу же повезло. Я нашел Бидло склонившимся над картой. Он, ничуть не удивившись моему появлению, самым естественным образом начал знакомить меня с планом учений.
— Молодец! — похвалил он, когда убедился, что суть я схватил.
— В тактике мы разбираемся, — не удержался я.
— Если бы дело было только в тактике, — вздохнул Бидло.
Надпоручик дал мне несколько практических советов, выразил надежду, что первые учения будут для меня успешными, а когда узнал, что подобных учений в моей жизни было предостаточно, сразу изменил тон и сказал, что идет спать, хотя с большим удовольствием посетил бы привокзальный ресторан…
— И съел бы тарелку супа? — с улыбкой спросил я его.
— Конечно, — ответил он, и мы пожелали друг другу спокойной ночи…
Поручик Прушек уже лежал в постели и читал толстенный роман. Мое появление он встретил с радостью.
— Ужасно глупая книжка. У меня от нее рука болит. Весит не меньше килограмма! Не пойму, как можно писать такие толстые книги?
Я сказал, что разделяю его нелюбовь к толстым романам. Особенно с тех пор, как библиотечная книга такого размера куда-то запропастилась и мне пришлось заплатить за нее сорок шесть крон.
Через несколько минут я тоже лежал в постели. Когда я тушил свет, поручик Прушек уже сквозь сон сказал:
— Если завтра что-нибудь будет нужно, обращайся безо всякого. Танк — он как женщина. Никогда не угадаешь, какую шутку он выкинет.
— Какая женщина? — удивленно спросил я, но Прушек мне не ответил. Он уже спал, слегка похрапывая.
Утром все пошло как по маслу — без ошибок и потери времени. Мне казалось, что со стороны все выглядит так, будто этой ротой я командую уже несколько лет. Это ощущение не покидало меня до того момента, когда был дан приказ поставить танки в ряд на опушке леса.
