Иван Ваганов - Мера мужества
— Ну как дела, товарищ Лаптев? Все ли в порядке?
— В порядке, товарищ младший лейтенант. Механизмы работают, как часы. Орудие к бою готово. Вон и гостинцы для финнов подготовлены, — Лаптев показал на прикрытую брезентом пирамидку снарядов.
Сидоров откинул уголок брезента и улыбнулся. Потом осмотрел орудие, проверил работу механизмов и довольный ушел к другой пушке.
В это время донеслись раскаты орудийного грома. Гулкое эхо пролетело по вершинам деревьев. Слился воедино гул многих выстрелов. Это соседний дивизион посылал врагу утренние гостинцы.
Артиллерия противника обычно тут же открывала ответный огонь, но в это утро молчала. Передовая врага словно вымерла. Не искушенные в боевых делах бойцы и офицеры могли бы подумать, что наши пушки подавили их огневые точки. Но фронтовики уже знали повадки врага. Молчит он потому, что старается точно засечь наши пушки и накрыть их мощным огнем дальнобоек или разгромить подвижным лыжным десантом. Зная это, командиры полков, дивизионов, рот и батарей еще бдительнее, еще зорче повели наблюдение.
Лаптев вдруг почувствовал, что сильно продрог, и решил было пойти в землянку погреться. Но в это время из штаба дивизиона на КП батареи пришел приказ — всем находиться у орудий, быть готовым к открытию огня и усилить бдительность: из расположений пехоты поступило донесение, что ночью сквозь наши боевые порядки просочился крупный отряд противника.
Номера быстро заняли свои места у орудий, группы усиленного боевого охранения направились на фланги, а вскоре с правого фланга сообщили, что появились люди в маскировочных халатах. На окрик часовых они ответили стрельбой.
Услышав перестрелку, младший лейтенант Сидоров с несколькими бойцами из взвода прикрытия побежал туда.
Крупный десант, полукольцом охватывая батарею, быстро приближался. Ружейная и пулеметная перестрелка нарастала. Пули вразнобой ударяли в стальные щиты пушек, свистели над головами артиллеристов. Фонтанчики снежной пыли прыгали вокруг пушек.
На противоположной стороне поляны показались финские лыжники. На батарею обрушился свинцовый ливень.
Артиллеристы взялись за карабины и, заняв круговую оборону, повели прицельный огонь.
Молчаливо глядели вверх мощные пушки. Теперь они были бесполезны.
— Надо пушки взорвать и отходить, — дрожащим голосом произнес кто-то.
— Взорвать всегда успеем. Надо им дать по кумполу, а ты — взорвать, — раздался сердитый голос оружейного мастера Пулькина.
— А я говорю, надо взорвать. Вон они как ползут. Далеко ли тут? Метров сто не наберется. Бросятся в атаку, прикончат нас и пушки заберут, — послышался тот же, но уже более решительный голос.
— Правильно, нечего ждать, взрывать надо. — Заряжающий первого орудия метнулся к пушке. Но в это время из зарослей молодого сосняка выскочил командир батареи старший лейтенант Маргулис. Подбежав к первому орудию, он громко подал команду:
— По белофиннам прямой наводкой!
Жерла пушек быстро опустились вниз, заняв параллельное положение с землей. Потом вытянулись по поляне, как срубленные деревья. Послышался скрежет металла, резкий звенящий щелчок и голос наводчика Лаптева:
— Второе орудие к бою готово!
— Огонь! — старший лейтенант взмахнул рукой и резко рубанул ею воздух.
Из ствола лаптевской пушки тут же вырвался снаряд и угодил в гущу ползущих врагов. Потом рявкнул второй взрыв, за ним третий, четвертый… десятый. Поредевшая цепь финнов, прекратив огонь, отползла, подставив себя под удар соседних пушек.
На какую-то долю секунды получилась передышка. Наши бойцы воспрянули духом и почувствовали уверенность. Плотнее сомкнули цепи и повели меткий огонь.
Опомнившись от внезапного удара, финны быстро перегруппировались и открыли ураганный огонь. Замолчало одно наше орудие, потом второе… Пушка Лаптева оказалась под самым жестоким обстрелом. Один за другим выбывали номера расчета. Вот как-то неестественно взмахнул руками и упал навзничь подносчик снарядов, сунулся вперед головой прави́льный. Оставляя на снегу кровавый след, отполз в ровик заряжающий. Прижав рукавицу к груди, громко крикнул замковой, потом выпрямился, жадно глотнул воздух и со стоном покатился по рыхлому снегу.
Лаптев остался у орудия один. Перестрелка с каждой минутой усиливалась. Враг обходил батарею с обоих флангов.
Лаптева взяла оторопь. На какую-то долю секунды он растерялся. «Справимся ли?» Он неожиданно вспомнил бурового мастера Маркелыча и его поговорку: «Глаза боятся, а руки делают».
— Глаза боятся, а руки делают, — повторил Лаптев, взглянул на противоположную сторону поляны, где появился новый отряд финских лыжников, и начал работать один. Он сам подносил снаряды, открывал затвор орудия, вгонял в казенник тяжелый снаряд, закладывал патрон, щелкнув замком, закрывал ствол, наводил пушку и, сам себе подавая команду, стрелял. Работал до пота, не чувствуя ни страха, ни усталости, думая только об одном: если потребуется, умру, но не отступлю, не оставлю пушку.
Выстрел! И опять те же операции. Лаптев повторял их быстро, четко, методически.
Еще выстрел — а привычные к труду руки уже обнимают новый снаряд. Со звоном закрывается замок. Еще несколько секунд, и снаряд ложится в цель.
В горячке боя Григорий Михайлович не замечал, сколько прошло времени, а неравный поединок длился уже не один час. Давно израсходованы снаряды, лежащие рядом с пушкой. Теперь за ними приходится ходить за кусты тальника. И Григорий ходил, и ему казалось, что после каждого выстрела расстояние между кустами тальника и пушкой увеличивается, а снаряды становятся все тяжелее и тяжелее. Взяв очередной снаряд, он покачиваясь шел к пушке. Пробегавший мимо Пулькин увидел его и поспешил на помощь.
— Давай подсоблю!
— Помогай! — обрадовавшись появлению товарища, сказал Лаптев.
Двое — не один. Спорится дело. Снаряд за снарядом пошли на врага. Перешедшие было в атаку финны попятились. Совсем рядом послышался голос младшего лейтенанта Сидорова.
— Лаптев, сыпани по левому флангу! А ты, Пулькин, за мной, в атаку.
Пулькин схватил карабин и бросился вместе с группой бойцов на правый фланг, чтобы подальше отбросить противника.
Лаптев опять остался один.
Снаряды с грохотом рвались на противоположной кромке поляны.
Послав очередной снаряд и откинув в сторону стреляную гильзу, Лаптев шагнул к кустам тальника, чтобы взять новый снаряд. Навстречу, опираясь на карабин, шел раненный в ногу младший лейтенант Гусев.
— Товарищ Лаптев, вы тут один?
— Так точно, товарищ младший лейтенант. Один, прямой наводкой жарю.
— У нас там пулемет вышел из строя. Финны отдохнут и опять напирать станут. Пулемет бы надо. Не знаешь, где запасной?
— Знаю.
— Ну так беги, тащи. Я тут прикрою тебя и пушку.
— Есть! — ответил Григорий Лаптев и метнулся к землянкам. Пробегая мимо конюшен-времянок, заметил постороннего человека.
— Кто такой? — окликнул его Лаптев. Человек шарахнулся в сторону, мелькнул между стволами деревьев и прижался к сосне. Лаптев шагнул за ним. В ту же секунду прогремел выстрел. Над головой артиллериста просвистела пуля.
— Ну погоди, гад! Ты от меня не уйдешь! — прошептал Григорий.
Белофинн прыгнул в ровик. Но Григорий уже подскочил к брустверу и громко крикнул:
— Вылезай!
В ответ выстрел.
— Ах, так!
Припав к брустверу и поймав на мушку ползущего врага, Лаптев двумя выстрелами уложил его. Потом зашел в землянку, взял пулемет, диски и поспешил к младшему лейтенанту Гусеву.
— Спасибо, браток, выручил. Жми тут, а я пойду, — и Гусев заторопился на правый фланг, где вновь затараторил вражеский пулемет.
Воспользовавшись минутным молчанием пушки, белофинны поднялись в атаку.
— Ага, опять зашевелились. Мало вам дали? Ну и получите! — Лаптев зарядил пушку и припал к панораме.
Отбивая пятую в этот день атаку, Григорий Лаптев был подобен капитану Тушину, о котором еще в школе писал сочинение, когда изучали «Войну и мир». Он олицетворял собой самоотверженность и огромную жизненную силу русского человека перед лицом опасности, грозящей его родной земле.
К концу дня многочисленная банда налетчиков была разгромлена. Свыше ста пятидесяти трупов противника осталось на заснеженной поляне. Более тридцати понурых, прячущих глаза белофиннов-солдат Пулькин и младший лейтенант Гусев проконвоировали в тыл дивизиона.
Так окончился поединок дальнобойной пушки с батальоном пехоты.
По-хозяйски сложил в пирамидку стреляные гильзы наводчик Лаптев, тыльной стороной ладони провел по потному лицу, облегченно вздохнул и радостно улыбнулся, точно так, как бывало на буровой, после смены, когда оставался доволен не напрасно прожитым днем.
