Пётр Поддубный - Гнездо в соборе
Сентиментальные воспоминания о Холодном Яре, о том, как во Владимирском соборе собирались, готовя восстание, деятели подпольного Укрповстанкома, так разволновали старого пройдоху, окопавшегося в Нью-Йорке, что он напился, выражаясь церковной терминологией, «до положения риз» и поехал в таком виде сразу же на заседание СКВУ.
Канадская газета «Життя i слово» так рассказывает об этом его появлении в зале конгресса:
«Вызвало неодобрение и выступление православного «митрополита» Мстислава (бывшего петлюровского офицера), который вместо «несколькоминутного привета» читал присутствующим «Патер ностер». Ему кричали: «Кончайте!» Он, заупрямившись, отбивался: «Нет, не закончу, а вы послушайте!»
…Узнав обо всем этом — сегодняшнем, циничном и подлом — из зарубежных газет, я подумал, как хорошо, что в своей повести «Гнездо в соборе» Петр Поддубный напоминает о далекой прошлой подлости черноризников трудящимся на сей раз уже пятидесятимиллионной Украины. Не задержали в свое время ее движение к свету и прогрессу петлюровские офицеры, сменившие желтоватые мундиры с трезубами на рукавах на ризы священнослужителей…
Прошли годы.
Канули в небытие многие из перечисленных выше атаманов националистических банд, а оставшихся в живых взял под свою опеку и к себе на холопью службу немецкий фашизм.
И снова, как и встарь, деятели немецкого фашизма попытались обмануть идеей «самостийной Украины» поколения украинской молодежи, загоняя ее в дивизию СС «Галичина», в банды так называемой «Украинской повстанческой армии», в националистическое «подполье», на самом деле тесно связанное с гестапо и гитлеровской военной разведкой — абвером. Под прикрытием этой насквозь фальшивой легенды скрывались подлинные цели фашистских завоевателей. Один из теоретиков пангерманизма, Судевенхаген, точно выразил подлинные цели немецкого фашизма:
«Оторванная от России и включенная в систему Центральной Европы, Украина могла бы стать одной из богатейших стран мира!»
Ну и, конечно же, можно добавить, самой богатой колонией Германии, а недочеловеки — унтерменши, то есть украинцы, покорными рабами немецких фашистов!
Надо сказать, что Судевенхаген не был очень оригинален в своих мечтаниях. Еще задолго до появления его на политической арене «железный канцлер» и вождь прусского империализма Отто Бисмарк откровенно говорил, что отрыв Украины от России был бы тяжелейшей ампутацией для России.
Продолжая мечтать об этом даже накануне полного разгрома гитлеровской Германии, ее заправилы оставили в тылах наступающей Советской Армии широко разветвленную националистическую «пятую колонну», или так называемое подполье, приказывая ему наносить удары по тылам советских войск и любыми способами задерживать восстановление Советской власти. По существу, история повторялась, с той только разницей, что за спиной Бандеры, Мельника, Боровца и других бандитских вожаков стояли теперь руководители гибнущего рейха, а потом им на смену пришли английская и американская разведки.
Весьма показательно, что новые атаманчики считали себя прямыми продолжателями тех вожаков украинского национализма, которые действовали под эгидой Петлюры, Коновальца и других бесславно ушедших в могилу «самостийников».
В затхлых, прогнивших лесных бункерах-схронах, разбросанных по лесам и оврагам Западной Украины, пытались отравить души загнанных туда молодых людей «романтикой» Холодного Яра, «подвигами» Юрка Тютюнника, Чепилко, Палия и других соратников Петлюры националистические пропагандисты, а вожаки «подполья» брали себе клички из времен разгула политического бандитизма на Украине.
Так, пограничникам, несущим службу в районе Великих Мостов, на Львовщине, пришлось долго ловить опытного бандита Дороша, умеющего стрелять на звук. В районе Перемышля воины в зеленых фуражках совместно с польскими пограничниками умелыми действиями захватили бандитского вожака Зализняка. Ими же был ликвидирован на советской территории убийца польского генерала Кароля Сверчевского — Хрин.
А в чащобе Черного леса, тянущегося от Тернопольщины до Чехословакии, после долгих и хитроумных операций был захвачен вожак крупной банды, взявший себе псевдоним времен гражданской войны на Украине, ее участник — Хмара.
В борьбе против отъявленных, закоренелых бандитов чекисты нашего послевоенного времени использовали опыт первых чекистов Украины, которые, подобно Евдокимову, Манцеву, Оксаненко и другим героям повести Поддубного, ликвидировали Цупком, выводили на поверхность банду Мордалевича и, внедряясь еще дальше в осиные гнезда петлюровщины, ежедневно способствовали укреплению и расцвету Советской Украины.
Знать прошлое и настоящее, этапы борьбы за нашу прекрасную Украину, помнить подвиги чекистов-дзержинцев и помогает повесть Петра Поддубного.
Владимир БЕЛЯЕВ
1
«До Киева?» — «Нет, до Черкасс. А вы до Киева? — «Да». Обменявшись с попутчиками этими репликами, Оксаненко решил, что долг вежливости исполнен, сослался на усталость и взобрался на самую спокойную третью, багажную полку. Здесь, под крышей вагона, стал смотреть в потертый темный потолок и думать, думать, не вызывая ничьего интереса.
…Встреча с товарищем. Так объяснили ему вызов в Цупком. Нелепость, конечно. Даже если, действительно, встреча, то с каким-таким товарищем и зачем? А может быть, начальнику контрразведки нужен был лишь предлог? Но опять вопрос: для чего? Об этом можно было только гадать. А гаданье, решил Оксаненко, дело никчемное. Оставалась встреча с товарищем. «Конечно, это подвох, — размышлял Федор. — Очевидно, для проверки. Почему же она понадобилась? Не дал ли он где-нибудь маху? Не засыпался ли? Вряд ли. Ну-ка, притормозим», — замедлил свои размышления Оксаненко. Если бы они знали, что он сотрудник ЧК, а не тот, за кого себя выдает, то проще и надежнее было бы не вызывать его в Киев, а убрать в Одессе. Все походило бы на уголовное преступление, каких немало было в то смутное время в шумном порту. Не приметил Федор и «хвоста». Взвесив все хорошенько, Оксаненко решил: Коротюк, видно, в чем-то засомневался и устраивает ему очную ставку с человеком, который может быть опасным. Крайняя опасность — встреча с продавшимся петлюровцам «товарищем» или даже агентом «правительства УНР», замаскировавшимся под чекиста. Это не исключалось: Оксаненко было известно, что на ответственном посту в транспортной ЧК несколько месяцев сидел подручный Петлюры. Такая встреча почти наверняка означала бы провал. Оксаненко решил твердо: в любом случае он обязан был прибыть в цупкомовский штаб. Ну, а если уж провал неизбежен, то сделать все, чтобы Данила Коротюк хорошо заплатил за мою жизнь. Успеть бы еще сообщить в ЧК о заговоре врангелевцев!
Оксаненко чувствовал, что ко второй встрече с Коротюком он относится не так, как к первой, когда ему было известно лишь то, что начальник цупкомовской контрразведки— кадровый сыщик старой выучки.
…Оксаненко был направлен в Одессу в распоряжение тамошнего повстанкома, оставаясь одновременно представителем цупкомовского штаба. Его не удивила встреча в повстанкоме с Александром Грудницким, своим сослуживцем, до недавнего времени подвизавшимся в армии Врангеля. У петлюровских самостийников, у деникинцев, у врангелевцев были не совсем гладкие отношения: и те и другие хотели, будь на то силенки, ни с кем не делиться лакомым пирогом — Украиной. Одесса помнила те ноябрьские дни прошлого, двадцатого года, когда над городом дипломатически дружелюбно развевались рядышком трехцветное знамя добровольческой армии и желто-голубое петлюровское. И вдруг перестрелка, фарсовая драка из-за хрупкой, недолговечной власти.
«Теперь не то, — объяснял Грудницкий Федору. — Власть у узурпаторов-большевиков. Потому Петлюра не против союза ни с польскими панами, ни с царскими офицерами. Они тоже забыли кастовую гордыню — готовы идти в одной упряжке с бандитско-мужицким головным атаманом».
Разоткровенничавшись, Грудницкий рассказал о создании контрреволюционной врангелевской организации («чистой, офицерской, с петлюровским отребьем якшаться не будем»). Оксаненко заинтересовался, согласился встретиться с руководителем организации полковником Гальченко. И вдруг вызов в Цупком, от которого никак нельзя отвертеться.
В тот же день узнал Федор от Грудницкого и красочные подробности о службе Коротюка в деникинской контрразведке.
— Так я за пару часов и собрался сюда по прихоти этого мрачного педанта, — закончил свой рассказ Оксаненко.
— Какого мрачного педанта? — переспросил Грудницкий.
— Да Коротюка же.
— Это Коротюк-то мрачный педант?! — изумился Грудницкий. — Ха-ха… Артист, садист и виртуоз в своем деле — вот он кто. Ты бы посмотрел на него на Новосельской, в контрразведке. Мастер маникюров и педикюров! Ну, этих самых, плоскозубцами. И не силен, вроде бы, но так, как он, ни один здоровяк не мог сдирать ноготочки. Да еще приговаривает: «Терпите, терпите, голубчик, — это красиво. Чтобы быть красивым, надо страдать, — это вам любая баба скажет. Вы любите баб?»… Авербуха помнишь? Того самого, первого у нас офицера из евреев. Ну, слышал по крайней мере. «Я вас поздравляю, социалист Авербух, — говаривал ему Коротюк. — Ведь вы могли бы попасть в лапы петлюровских антисемитов, а у них разговор короток — тотчас порубают шашками, никакого искусства… У нас же, как видите, искусство, школа. Конечно, приходится пострадать, не без этого. Зато — надежда. Чтобы надеяться, голубчик, надо страдать».
