Иван Величко - Внимание, мины!
Пономарев растолковал все серьезно и подробно. Правда, и смеялся вместе с нами, когда кто-нибудь вываливался из подвесной койки.
Отработали мы и команду «Койки вязать!» Казалось, дело простое, но и здесь пришлось попотеть, пока не научились сворачивать рулон, обтягивать его специальными кольцами.
В общем, ушло несколько дней, пока мы научились пользоваться подвесными койками.
На канлодках, эсминцах, тральщиках в то время катеров не было, связь с берегом, все передвижения по бухте осуществлялись на шлюпках. Если корабль стоял на рейде, назначалась команда дежурных гребцов, обычно из числа учеников и первогодков. Можно себе представить, сколько раз в сутки — с утра и до отбоя отходили шлюпки от корабля и подходили к нему. А в дни увольнения спускалась вторая шестерка, барказ или вельбот. Для гребцов это был тяжелый труд.
В настоящее время личный состав кораблей всего этого не знает. Конечно, на флоте любят шлюпки, но сейчас чаще всего используются катера.
Приходишь, бывало, в базу. Тут бы отдохнуть, сойти на берег, почувствовать под ногами твердую почву, а не зыбкую палубу. Но видишь, как боцман готовит угольные мешки, и знаешь, что часа два уйдет на авральную работу.
За время плавания на канлодке «Красная Абхазия» ученики-минеры получили хорошую физическую закалку, ознакомились с устройством корабля, приобрели некоторые навыки в обслуживании минного оружия.
Участвовать в постановке мин вместе с опытными специалистами приходилось часто. Бывало всякое — и печальное, и смешное: ведь постановки были учебные.
Как-то канонерская лодка приняла на борт очередную партию мин. Их надо было выставить в районе Бельбека.
Все шло хорошо. После постановки мины начали выбирать на плотик. Руководил работой главный старшина Иван Трофимович Колесников, человек опытный и отважный. Нас, учеников-минеров, он не баловал, был строгим и требовательным.
Оставалось выбрать еще четыре мины. Но тут обнаружили, что одной из них не было на своем месте — не видно буйка-обозначителя.
— Вызвать водолаза! — приказал командир.
Водолазный бот ошвартовался у плотика. Под воду спустили водолаза, чтобы он отыскал «пропавшую» мину и определил, что с ней произошло. Через несколько минут на поверхности моря появился буек-обозначитель.
Мы ожидали, что водолаз быстро поднимется на бот и можно будет выбрать последнюю мину. А тот, как говорят моряки, начал откалывать номера: то появится на поверхности, то вновь погрузится в воду.
На водолазном боте продолжают качать воздух — человек все еще под водой. Подают ему сигнал, чтобы он поднимался на палубу. А водолаз на сигналы не отвечает и продолжает вести себя странно — то всплывет, то вновь нырнет.
Посмотришь со стороны — как будто смешно, а до смеха ли, если человек, возможно, попал в беду. А тут и Иван Трофимович заволновался:
— С водолазом-то, братцы, творится что-то неладное...
Телефонной связи с водолазами тогда не было. Вся связь держалась на сигнальном конце. И с помощью этого конца не узнаешь, что произошло там, в воде. Нельзя и выбрать водолаза на поверхность — чувствуем, он зацепился за что-то.
И тут видим, что главный старшина Колесников снимает китель, брюки, ботинки, прыгает за борт. Нырнул. Водолаз всплыл. Иван Трофимович появился на поверхности, а водолаз ушел под воду...
Так длилось минут семь. Колесников устал, продрог (погода была холодная), но дело довел до конца. Когда он поднялся на бот, сказал:
— Водолаз запутался. Помог ему. Сейчас как будто все нормально.
* * *Действительно, в этот момент появилась слабина воздушного шланга и водолазного конца. Водолаз поднялся на бот.
Там, в воде, пока он освобождал зацепившийся буек-обозначитель, сигнальный конец запутался где-то у якоря мин. А тут еще, на беду, оборвался ремень-подпруга. Шлем получил возможность несколько приподняться над головой, и водолаз не доставал затылком до клапана стравливания воздуха.
Это уже ЧП.
А воздух продолжали качать, он наполнял костюм, и водолаз всплывал на поверхность. Там ему удавалось руками прижать шлем, стравить через клапан воздух. Начиналось погружение. Но на глубине опять невозможно было дотянуться до клапана...
Командир поблагодарил Колесникова за находчивость и выручку товарища. А старшине водолазного бота крепко досталось за небрежно подготовленное снаряжение.
* * *В период летнего обучения вся эскадра Черноморского флота стояла на рейде в районе Тендры. Здесь и отрабатывались задачи боевой подготовки: торпедные и артиллерийские стрельбы, постановка мин. Погода в этот период была в основном хорошей — море спокойное, ветер слабый.
Целью для торпедистов и артиллеристов обычно служил поставленный на мертвый якорь старый военный корабль. По нему и стреляли.
Приходилось стрелять и мне, правда, не из пушек или торпедных аппаратов, а из личного оружия.
Командир «Абхазии» потребовал, чтобы каждый из его подчиненных сдал стрелковое упражнение. Нелегкое это было дело, ведь находились мы не на берегу, а на корабле, стоящем на якоре у Тендровской косы. Даже в тихую погоду раскачивало и канлодку, и мишень — металлический щит, закрепленный на плотике, который плавал в пятидесяти метрах от борта.
Практика на «Красной Абхазии» подошла к концу. Нам хотелось попасть служить на крейсер «Червона Украина». Но мечте не суждено было сбыться — я получил назначение на тральщик «Джалита». Вместе с тральщиками «Доротея», «Язон» и «София» она входила в дивизион, которым командовал капитан 1 ранга Даймитов.
«Джалита» была хорошим для того времени кораблем. Командовал им старший лейтенант Михаил Федорович Романов, очень культурный, тактичный офицер.
В 1929 году «Джалита» вышла в самостоятельное плавание. Вот когда пришлось по-настоящему узнать, что такое флотская служба. Часто выходили в море. Постепенно закрепляли знания специалиста-минера.
На тральщике, правда, не было минных рельсов и скатов. Поэтому постановка мин не производилась. Но зато подрывное дело отрабатывалось в должной мере. Много занимались и приготовлением мин, для чего входили в минную партию.
Коллектив на тральщике был дружным. Корабль отличался хорошей организацией службы, высокой дисциплиной.
Что касается боевой и политической подготовки, то как и у нас, так и на других кораблях делали все для того, чтобы служить еще лучше.
В походах мужает моряк
После возвращения в Севастополь вновь пришлось засесть за учебу. Меня направили в школу старшин-минеров. По окончании ее получил назначение на канонерскую лодку «Красная Грузия». Мы много плавали и больше находились в море, чем в портах. Служба стала разнообразнее, интереснее, чем на тральщиках, — побывали во всех причерноморских городах, немало полезного повидали, но немало и трудностей встречалось на пути: погрузка угля, тревоги и учения, тренировки на боевых постах и вахты...
Командовал «Красной Грузией» Федор Леонтьевич Юрковский, бывший рулевой рыболовецкого судна. По комсомольскому набору он пришел на флот. Уважение подчиненных завоевал высокой морской культурой. Особенно всем нам нравилось, как он швартовался — лихо, быстро.
Однажды командир канлодки собрал нас, разъяснил задачу:
— У нас на борту сорок мин. Нам предстоит перебросить их в Одессу. В субботу будем там. По пути следования будем ставить мины. Проверим их состояние, выберем на палубу — с таким хорошим настроением, уверен, с задачей справимся быстро и — в Одессу!
Замысел командира был понятен. В этом походе мы, как говорится, убьем трех зайцев: перебросим в Одессу боезапас, займемся отработкой ответственной задачи и одновременно проверим исправность боевых мин.
Придя в заданный район, ночью поставили мины. Утром начали выбирать их с помощью стрелы на палубу.
Работа шла быстро. Спущенная на воду шлюпка подходила к буйку, обозначающему место постановки мины, я выбирал буек на шлюпку, буйреп крепил к гаку, и мину поднимали на палубу канлодки.
В Одессу мы пришли вовремя.
Вышли из Одессы всем дивизионом. Нам приказали идти на Кавказ. Канонерские лодки носили названия кавказских республик: «Красная Грузия», «Красная Абхазия», «Красный Аджаристан», и когда они приходили в Сухуми или Батуми, военных моряков там очень тепло и сердечно встречали.
В кавказских портах бывали довольно часто. Особенно запомнился один из походов в Батуми в 1931 году.
Дивизион канлодок, стоявший в Севастополе, снялся с якоря еще до рассвета. Вышли в открытое море. Погода была по-осеннему пасмурной. Из покрывших небо туч моросил дождь. Ветер, хотя и слабый, поднял довольно сильную волну.
Побудку произвели в открытом море. Матросы не знали, куда мы идем, очень удивились тому, что, судя по удалявшимся Крымским горам, наш курс лежал к турецким берегам. Вскоре по радиотрансляции объявили, что нам предстоит переход в Батуми.
