Семён Борзунов - С пером и автоматом
Я сидел и невольно наблюдал за его работой, за тем, как спокойно и внимательно выслушивал он входивших к нему подчиненных — военных и служащих, как неторопливо, по-деловому принимал решения, а потом, когда оставался снова один, сосредоточенно вычитывал материалы, просматривал гранки, подписывал полосы… Мне нравилось в нем все: чистый, не по-фронтовому отглаженный военный костюм; круглая, подстриженная под машинку голова; моложавое с красивыми чертами лицо; подтянутость и стройность фигуры. Все это действовало на меня очень сильно, хотелось подражать, во всем следовать старшему товарищу по журналистской профессии. Вот поеду, думал я, и буду работать как черт.
А за окном по-прежнему стояла дождливая, сырая, знобящая сентябрьская ночь. Прочь отгоняю грустные мысли, связанные с непогодой. Но это мелочи. Завтра дождь перестанет, снова засветит солнце, зазеленеет трава — ведь только-только закончилось бабье лето. Здесь, на Украине, будут еще теплые дни. В этих краях я бывал еще до войны. Здесь проходила моя армейская служба.
Мысли стремительно переключаются на совсем другое: на то, что еще свежо в памяти, что долго, навсегда останется в моем сознании. Я думаю о горячих днях минувшего лета, заполненного боями на Курской дуге, а потом — наступлением к Днепру. Эти дни изрядно выбелили солдатские гимнастерки, до предела пропитали их потом и солью.
…Шел тысяча девятьсот сорок третий год. Кончилось третье военное лето. Советские войска неудержимой лавиной неслись вперед, очищая от врага Левобережную Украину. Позади остались сотни городов и деревень, освобожденных от гитлеровского ига. Позади остались огненные, густо засеянные вражеской техникой поля Курской дуги; знаменитая Прохоровка, Белгород, Яковлево и сотни других населенных пунктов, где еще вчера неумолчно гремели ожесточенные бои. Враг был здесь остановлен, жестоко побит и повернут вспять. Но о своей победе советские воины, те, с которыми сводили меня журналистские пути-дороги, говорили скупо и неохотно, как о чем-то далеком и малозначительном. Их мысли и сердца были целиком поглощены новой грандиозной задачей — быстрее выйти к Днепру, форсировать его и освободить от врага многострадальный Киев.
Уходили последние дни сентября. Во всем чувствовалось властное дыхание осени, виделись ее неповторимые черты, приметы, рисунки. Яркими кострами пылали леса, сады и парки. Как всегда, по-особому нарядно выглядели клены. Листья на них широкие, с причудливыми разрезами. Их стволы издали казались покрытыми красными крупными цветами, жарко горящими на солнце.
Даже холодные осины излучали теплый красноватый свет. Желтые пряди появились на березах. Медью отдавали листья липы и вяза.
Прошедшие дожди смыли с деревьев пыль, и теперь они стояли посвежевшие, помолодевшие, добрые.
По утрам на траве все чаще появлялся иней — недаром на Украине сентябрь называют «вересень» (месяц первого инея). День-летопроводец вел природу к яркому увяданию. Наступал вечер года. На память невольно приходили пушкинские строки. Вот оно, пышное природы увяданье». И тут же рядом, как солдаты, вставали другие:
…Страшись, о рать иноплеменных!России двинулись сыны;Восстал и стар и млад; летят на дерзновенных,Сердца их мщеньем возжены…
В желто-бурый ковер оделись поля. Обычно в это время крестьяне подводили итог сельскохозяйственного года, радовались своим победам, справляли «дни урожаев», играли свадьбы…
Еще бы: позади осталась страдная летняя пора. Хлеба в закромах, сено в скирдах, овощи в погребах, скотина нагуляла жиру. Можно передохнуть, распрямиться, поторжествовать. Но эта осень была военной, безрадостной. Всюду дымились сожженные дома, пылали нескошенные хлеба, поля стонали от неухоженности.
Я сидел и думал об Украине, а мне виделись воронежские просторы…
Быстро меняются краски родного поля. Кажется, еще недавно преобладал зеленый цвет, но вот уже пожелтели хлеба, все чаще и чаще взгляд останавливают темно-серые и черные тона свежевспаханной земли.
Последний летний и первый осенний месяцы и на моей родине особенно напряженные для земледельцев. И для тех, кто уже управился с зерновыми, и для тех, кто еще только скосил первые гектары хлебов.
Одновременно с уборкой в эти последние осенние дни главная забота земледельца о будущем урожае. С какой радостью, бывало, следили мы, как все дальше на юг продвигался фронт сева. Уже посеяны первые сотни гектаров ржи и пшеницы. Предпочтение отдавалось тем сортам, которые хорошо себя зарекомендовали. Почти половину клина занимала озимая пшеница, которая давала более высокие и устойчивые урожаи, чем рожь.
Обычно осень торопит земледельца, и он старается управиться со всеми заботами в срок. Но сейчас все нарушено. Отступая, враг уничтожал на своем пути все живое, превращал некогда цветущие селения в мертвую зону. Взрослое население угонял на запад. Стариков и детей расстреливал. Вот почему советские войска спешили: наступали днем и ночью, шли с тяжелыми боями, без сна и отдыха.
…Послышался шум мотора. Заскрипели тормоза автомобиля. В редакторскую хату вошел начальник Политического управления фронта генерал-майор Сергей Савельевич Шатилов. Это был молодой смуглолицый мужчина, очень подвижный, решительный, добрый и отзывчивый. Мне не раз приходилось видеть его в боях, получать от него задания, и я всегда относился к нему, как, впрочем, и все другие, с чувством большого уважения. Более года назад он подписал мое фронтовое корреспондентское удостоверение.
Генерал Шатилов энергично поздоровался и, не дожидаясь рапорта, спокойным, мягким голосом спросил:
— Кто едет?
Редактор назвал мою фамилию.
Сергей Савельевич быстро повернулся, протянул мне руку и, широко улыбаясь, добродушно проговорил:
— Мы, кажется, давно знакомы!
И тут задал несколько вопросов: хорошо ли себя чувствую, знаю ли задачу, имею ли нужную карту, приходилось ли раньше переправляться через широкие и бы-строводные реки, как думаю доставлять материал в редакцию.
А несколько минут спустя по размытой дождем дороге, через рытвины и ухабы, разрезая ночную темень, виллис мчал нас на запад, к Днепру. По неубранным, изрытым траншеями и окопами полям Украины мчались колонны танкистов-гвардейцев, за которыми неотступно, словно тень, тянулись клубы густого дыма и пыли, насыщенные парами бензина и всевозможных масел. И стоило только чуть сбавить газ или приостановиться, отчетливо слышалось, как ревели моторы и глухо стучали стальные траки мощных тридцатьчетверок и «KB». На башнях машин, облепленных десантниками, белели надписи: «За радянську Украину!», «Нас кличе Киiв!», «Даешь Днепр!», «Смерть фашизму!».
Вслед за танками и самоходными орудиями двигались артиллеристы, саперы-мостовики, понтонеры, связисты. Пылила матушка-пехота. Пыль над степными дорогами была такая густая, что совершенно закрывала от нас солнце, а перепела задыхались в жите. Но люди, советские чудо-богатыри, на танках, на лафетах пушек, броневиках и автомашинах, на конях, а чаще всего в пешем строю настойчиво пробивались вперед, к Днепру.
Несмотря на усталость, они шли бодро и пели дружно:
Эх, дороги…Пыль да туман,Холода, тревогиДа степной бурьян.Знать не можешьДоли своей,Может, крылья сложишьПосреди степей.Вьется пыль под сапогамистепями,полями,А кругом бушует пламяДа пули свистят…
Много лет спустя, касаясь событий той поры, Владимир Фирсов в поэме «Республика бессмертия» очень правильно и психологически точно напишет:
На Запад!Путь один.На Запад —Стволы надежных батарей.Походных кухонь щедрый запахСтановится еще острей.Солдаты опытнее стали,Два года все-таки война.Что ни солдат, глядишь — медали,Да что медали! Ордена!
Шли люди в серых шинелях с зелеными полевыми погонами на плечах, каких на Украине еще не видели. Шли солдаты, перенесшие горе и разлуку, повидавшие пожарища и смерть.
Да, в тот год наши солдаты, офицеры и генералы стали опытнее. Это верно! Они закалились в минувших боях, действовали осмотрительнее, грамотнее, наверняка. «Проведенные бои по ликвидации немецкого наступления, — отмечалось в приказе Верховного Главнокомандующего об итогах оборонительного этапа Курской битвы, — показали высокую боевую выучку наших войск, непревзойденные образцы упорства, стойкости и геройства бойцов и командиров всех родов войск, в том числе артиллеристов и минометчиков, танкистов и летчиков…»
Теперь советские войска успешно наступали по Левобережной Украине. В полночь мы въехали в зону «выжженной земли», где от хат остались только дымари, а на месте садов чернели култышки обгорелых пней.
