Алексей Азаров - Забудь свое имя…
Лео же был счастливым исключением. Удалось проверить его биографию, и она оказалась подлинной, равно как подлинной была ненависть Гроссфогеля к нацизму, лишившему его крова и гражданства.
Удача, как водится, не приходит в одиночку. Адвокату удалось наконец склонить владельцев «О руа дю каучук» к расширению фирмы, и в один из солнечных летних дней сделка была закреплена на торговой бирже — Поль Сент-Альбер и Лео Гроссфогель стали владельцами основного пакета акций. Сент-Альбер сообщил Центру, что «к встрече гостей все готово», и отметил свое превращение в капиталиста маленьким банкетом.
Центр ответил: «Поздравляем».
А еще неделю спустя в поле зрения Сент-Альбера возник Иоганн Вендель, пожилой брюсселец, давний друг Гроссфогеля, которому через год предстояло превратиться в «Профессора» — одного из главных специалистов по радиоделу в группе Поля.
Гроссфогель неожиданно оказался отличным дельцом. У него был врожденный талант «делать деньги», и Сент-Альбер с легким сердцем поручил ему все заботы о процветании фирмы по сбыту плащей и накидок. Лео быстро нашел общий язык со своими соотечественниками, подвизавшимися в деловых кругах Брюсселя, и столь превосходно играл свою роль, что они даже стали подозревать в нем человека Канариса. Гроссфогель, разумеется, не пытался их разуверить, ограничиваясь таинственными недомолвками в ответ на намеки, и в результате приобрел весьма лестную и удобную для себя репутацию в глазах представителей третьего рейха.
В свою очередь, Поль, опираясь на знания Венделя в области радио, занялся тем делом, которое и было одной из основных причин его пребывания в бельгийской столице, — сборкой и размещением конспиративных приемопередатчиков. Одну из раций — ее собрал Вендель — спрятали до поры до времени на вилле по рю дез Аттребат, 101. Поль отлично понимал, как это опасно, но у него не было выхода.
Место для второго передатчика предложил Лео. В поисках оптовых покупателей плащей и накидок он ездил по всей стране, не забывая присматриваться, к каким именно географическим пунктам проявляют интерес его германские партнеры.
Внимание Гроссфогеля привлек Остенде. Фешенебельный курорт был так набит туристами из Германии, что из них можно было бы сформировать дивизию полного состава. Здесь, несомненно, нетрудно было почерпнуть немало любопытных сведений, представлявших ценность для специалистов Центра. Гроссфогель убедил правление фирмы, что обитатели курорта все поголовно мечтают о приобретении резиновых накидок с маркой «О руа дю каучук», и вскоре открыл в Остенде филиал… Самое смешное заключалось в том, что филиал оказался прибыльным, и Лео в рекордный срок распродал наличный запас плащей.
Куда сложнее было спрятать в Остенде передатчик. Он занимал громадный чемодан и весил чуть не полцентнера. Вендель был в отчаянии. Сент-Альбер скрепя сердце подумывал отказаться от Остенде — все отдельные виллы были сняты немцами, а укрывать передатчик в помещении филиала фирмы мог только ненормальный. И все-таки, в конце концов, Поль был вынужден рискнуть…
Надвигалась осень — мрачная и тревожная. Тучи на небе, тучи на стратегическом горизонте. Брюссельские немцы, знакомые Поля, ходили с таким видом, — будто им принадлежит уже весь мир. В газетах все чаще мелькало слово «война», и на первых страницах печатались не фотографии полуголых опереточных «звезд», а статьи генералов, пытавшихся определить, на кого обрушится удар — на Польшу, Голландию, Данию? Или на соблазнительно слабые Швецию и Норвегию?
Впрочем, гадали они недолго. 1 сентября 1939 года Гитлер напал на Польшу. Спустя считанные часы Англия и Франция объявили войну Германии. Вторая мировая война стала свершившимся фактом.
Поль торопил Центр: радист был необходим. Промедление грозило такими бедами в будущем, что последствия его пришлось бы оплачивать слишком дорогой ценой. Может быть, жизнями.
Это понимали и в Москве. 5 сентября Сент-Альбера известили, что «гости» едут, а сутки спустя он уже встречал в условленном месте финского студента Эрнстрема, англичанина Чарльза Эламза и французского торговца месье Деме — майора Константина Ефремова, лейтенанта Михаила Макарова и лейтенанта Антона Данилова. Каждый из прибывших был специалистом: Ефремов — по военным вопросам, Макаров — по кодам и радио, Данилов — по обеспечению курьерной связи.
Несколько дней спустя в группу влился еще один помощник. Он же принес известие, что других подкреплений не будет. Советская военная разведка дала участку Поля все, чем располагала к этому дню.
Поль с помрачневшим лицом выслушал инструкции, доставленные товарищем. Они сидели друг против друга, и свет вечерней лампы смягчал резкие черты лица собеседника Сент-Альбера. Лицо было знакомым: Поль готов был поклясться, что видел его раньше… Где? Неужели в Брюсселе?.. Что ж, вполне возможно.
Винченте Антонио Сьерре — такое имя стояло в уругвайском паспорте разведчика. Он показал его Сент-Альберу после того, как назвал пароль.
— Слишком длинно, — сказал Поль с улыбкой. — Нет ли у вас в запасе имени покороче?
Лицо собеседника осталось холодным.
— Так как же? — спросил Поль, гася улыбку.
— Зовите меня Райтом, — был ответ.
3
Война захлестывала Европу как шторм. Слова Гитлера об отсутствии у Германии притязаний на Западе оказались не более чем камуфляжем.
В своем кабинете Сент-Альбер повесил крупномасштабную карту Европы и день за днем отмечал на ней флажками положение на фронтах. 135 германских дивизий, имевших против себя 142 союзные, сначала не проявляли активности. Союзники, закрепившись на линии Антверпен — Седан, посмеивались над нерешительностью бошей, не спешивших штурмовать долговременные укрепления. Родился и стал привычным термин «странная война», порождавший уверенность, что в Берлине сожалеют о своей опрометчивости и рано или поздно заговорят о мире.
Так думало большинство.
Поль принадлежал к меньшинству. Флажки на карте, пылящиеся у точки «Седан», не убеждали его ни в чем.
Долгие размышления над картой не мешали Сент-Альберу заниматься тем, ради чего он и его товарищи оказались в Брюсселе. Центр указывал: ничем не компрометируя себя, врастайте как можно прочнее, устанавливайте связь с теми, кто потенциально может давать информацию о военных и политических планах Германии против СССР, и никаких активных акций!
Итак, разведывать Германию. Не спеша. Хорошо законспирировавшись. Став незаметными, растворившись в окружающей среде и слившись с ней. И помнить при этом, что на очереди — перенос центра тяжести в Париж.
Лео Гроссфогель, ведавший в группе коммерческими вопросами, считал, что пришла пора принимать решение.
— Нужна новая фирма, Поль!
Сент-Альбер возражал:
— Но зачем?
— Оккупация предрешена, и немцы будут в Брюсселе не сегодня-завтра. Им понадобятся люди, готовые лояльно сотрудничать с империей и добросовестно выполнять заказы. Ведь на новом месте войскам прежде всего потребуются строительные материалы для казарм, полевых лагерей, временных укреплений. Не так ли?
— Не думаю. Расквартировать войска можно и в реквизированных домах. И здесь и во Франции.
— Если бы немцы думали так же, они ликвидировали бы организацию Тодта!
Постепенно Гроссфогелю удалось убедить Поля. В конце концов, чем они рискуют? «О руа дю каучук» принесла хорошую прибыль, у фирмы есть свободный капитал, нуждающийся во вложении. А строительство, пожалуй, не та отрасль, на которую немцы в случае оккупации поспешат наложить лапу. Их, вероятно, куда больше заинтересуют металлургические и оружейные заводы Льежа.
Строительная фирма «Симэкско» — детище изобретательного Гроссфогеля — возникла и была зарегистрирована в соответствующих инстанциях как акционерное общество. В правление вошли Лео и семь бельгийских предпринимателей, не побоявшихся вложить свои франки в дело, которому, вполне вероятно, было уготовано перейти в руки немцев без выплаты компенсации. Чем и как Гроссфогель сумел склонить партнеров к участию, осталось его личной тайной. Во всяком случае, ни при создании «Симэкско», ни впоследствии, бельгийские дельцы не имели ни малейшего представления или хотя бы подозрений относительно основного назначения фирмы — служить прикрытием группе советских военных разведчиков…
А «странная война» продолжалась.
142 союзные дивизии, реализуя план «Д», и 135 германских соединений, скрытно подготавливавшихся к наступлению по плану «Гельб»,[2] все еще продолжали «великое сидение» на линии Антверпен — Седан. В парижских кафешантанах посетители хором подхватывали слова старой песенки, возродившейся в новой аранжировке и приобретшей неслыханную популярность: «Целься в грудь, маленький зуав, и кричи „ура!“!»
